Крылья Ангелов Донбасса. Часть 3

Окончание материала. Читайте предыдущие части:

Крылья Ангелов Донбасса. Часть 1

Крылья Ангелов Донбасса. Часть 2

Пока я рассказывал, Димка не перебивал, слушал. То и дело задавал наводящие вопросы.

В этот момент нас осветили фары пригородной маршрутки. Я попрощался и сел в маршрутку. Так как она была пустая, то я сел на переднее сидение рядом с водителем.

— О, Санёк! Привет! Как ты? Ещё раз гонял туда? — спросил Андрюха.

— Да, месяц, как приехал. Вот на днях ездил снимать, как солдатам женщины сухой борщ заготавливают, — поделился новостью я.

— Да и вообще, за месяц, как вернулся, уже и мобилизацию отснял, и боевое слаживание, и как волонтёры бойцам термобельё шьют. Работы, ппц, — начал я рассказывать Андрюхе.

— А на Донбассе что? — спросил он.

— Самое яркое я записывал в дневник, хочешь, прочитаю? Только свет в салоне врубить надо, — попросил я и достал из рюкзака блокнот, который мне подарили в редакции.

В блокноте было всё, что напоминало о Донбассе, когда я приехал домой и вытряс карманы. В кармашке специального конверта на тыльной стороне обложки хранились пресс-карты, визитки, билет на проезд в троллейбусе, квитанции об оплате и другие мелочи, котрые мне нужны были на Донбассе для коммуникации. В блокноте я вёл дневник и делал важные записи, не надеясь на свою память. Сейчас, после контузии, мне тем более было трудно собирать рой мыслей в своей голове. Ещё оставался осадок от ссоры с братом.

Андрей включил надо мной светильник и я принялся листать блокнот.

12 сентября 2022, 1:35

Только что вернулись из поездки по освобождённым территориям Донбасса. Путь был намечен до Святогорска, но удалось нам добраться лишь до Красного Лимана.

Выехали мы из Донецка в 6:00 утра, маршрут в Святогорск был построен через Ясиноватую, Енакиево, Дебальцево, Перевальск, Стаханов, Первомайск, Лисичанск, Кременную, Красный Лиман. Дорога заняла весь день.

Мы планировали доставить нуждающимся людям гуманитарную помощь и забрать из Святогорска пожилую женщину, которую попросила эвакуировать её дочь.

Перед блокпостом по пути мы увидели женщину с большой коробкой. Она подняла руку, в надежде, что мы ее довезем. Никита остановился, нам было по пути, женщина ехала в Торское.

Она рассказала, что в их селе давно нет газа и только на днях появилось электричество.

— Устала на костре еду готовить. Как свет дали, сразу поехала за электроплитой, — радовалась приобретению пожилая женщина.

Она сошла в начале населенного пункта, а мы поехали дальше. На развилке, которая вела в сторону Лимана и в сторону Святогорска стоял блок-пост. Нас остановил крупный парень в поной армейской амуниции с автоматом и спросил, кто мы и куда следуем.

Мы ответили, что везем гуманитарный груз, показали документы. Из укрытия вышли еще три ополченца. Один из них явно был старшим. Он подошел к нам.

— Куда следуем? — спросил он.

— Мы едем в Лиман, у нас полторы тонны гуманитарки, может слышали про проект «Буханка»? Это мы, — сказал Никита.

Вообще, парламентером в нашей команде был он. У него отлично получалось общаться с военнослужащими. Видимо потому, что сам он прослужил четыре года по контракту.

— Слушайте, там никого нет. Все еще вчера ночью уехали. Шестьдесят четыре машины было вместе с грузовыми и автобусами. Большая часть городских служб и населения Лимана покинули город. Да, тем, кто остался сейчас там туго, снабжение и работа магазинов прекратились. Давайте я вас туда провожу? — предложил старший.

Мы согласились. Я вспомнил про сигареты, которые у нас были в салоне, достал их и отдал ребятам. Еще мы им оставили важные полотенца, свечи, спички и воду.

Гуманитарный груз «Буханки» мы решили выгрузить в административном здании Красного Лимана.

Населенный пункт удерживали бойцы из «Барс-13». Этот немногочисленный отряд героически бился за каждую пядь донецкой земли, отрезанной от республики.

Люди бежали, потому что к населенному пункту стягивались бандформирования, воюющие на стороне фашистов. Участились артобстрелы, ДРГ постоянно начали устраивать диверсии. Людей напугали новости об отступлении союзных сил из Харьковской области.

На улицах было пусто. Люди сидели по домам, часто шли обстрелы, поэтому продукты питания, спички, свечи мы оставили в здании администрации, куда оставшиеся сотрудники тут же начали созывать жителей города и принялись оперативно раздавать помощь.

Из-за всех зверств ВСУ над мирными жителями, людям было страшно. После бегства ВСУ армия ЛДНР и Россия дали им надежду, на мир и спокойствие. С такой же надеждой, верой и любовью к России жили люди на всех освобождённых территориях Донбасса.

Нашего сопровождающего мы отвезли обратно на бок-пост и направились в Святогорск. Отъехав метров двести мы остановились под раскидистым орехом рядом с частными домами, чтобы надеть бронежилеты и каски. Когда мы выи из машины прозвучало зловещее шипение и мощный взрыв где-то рядом с нами.

Я бросился на землю и ударился об каску, которую не успел надеть носом. От бои потемнело в глазах. Мы сели в машину и направились в Святогорск, но оказаться там так и не удалось. По пути следования мы не смогли разузнать о текущей обстановке в городе, мы не знали, ведутся ли там бои и кто удерживает город.

На последнем перед городом блокпосту мы встретили защитников Донбасса, которые сообщили, что по их данным в город либо уже вошли, либо вот вот войдут большие силы ВСУ и настоятельно рекомендовали воздержаться от продолжения пути.

Мы оказались в такой ситуации, когда никто не мешает нам продолжить миссию, но по-человечески советует отступить, бросить больную, одинокую пожилую женщину в Святогорске ради сохранения своих жизней. Тяжёлый выбор…

Мы приняли решение не рисковать. Это решение далось нам с большим трудом.

Обратно возвращались через Луганск.

По пути мы заехали в Сватово перекусить. Я по привычке заказал на всех обед и кофе. Никита общался с ополченцами возле кафе. Алехандро с недовольным видом смотре в окно. Потом он вышел за Никитой и через несколько минут они вошли обратно. Алехандро сел обратно на свое место, а Никита обратился с серьезным видом ко мне.

— Александр, наш коллега и товарищ Алехандро просит не оплачивать за него обеды, не угощать кофе и не пропускать, как даму вперед, — передал Никита.

— Да ты чего, в натуре, старый? — было возмутился я.

— Александр, это его оскорбляет. Он в состоянии платить за себя сам и за ним не надо ухаживать, — еще раз настоял Никита.

— Переведи ему, что у нас в России так принято, уважать старших, быть гостеприимными, — попросил я Никиту.

Он перевел, на что Алехандро отвезти, что мы не в России, и что когда он будет у меня в гостях на Северном Кавказе, то будет уважать традиции, а пока он вообще не будет со мной разговаривать, потому что у них старшие не разговаривают с младшими.

Я опешил. Я хотел ему сказать, что он в России, что если на ребенка нет документов, отцовство по крови никто не отменяет, что он находится на моей Родине. Я был возмущен тем, что он так за полгода и не признал Донбасс частью России.

— Хорошо, будем молчать, — ответил я.

Кофе допивать не хотелось, я вышел на улицу и закурил.

Луганск - замечательный современный город, в котором живёт много молодёжи. Ребята не сбежали и продолжают строить планы, собираются дружными компаниями в центре Луганска и общаются за чашкой кофе.

Подкрепившись, мы возвращались в Донецк. Ночью затянутое облаками небо едва освещало путь. Зато в этой кромешной темноте легко угадывались мерцающие огни аварийного сигнала автомобиля, который, как оказалось, вылетел с трассы из-за поломки колеса.

Увидев наш приближающиеся УАЗик, на дорогу вышел мужчина в камуфляже и с автоматом. Коротко рассказал, что у них с сослуживцем, с которым они полгода простояли на херсонском направлении, слетело колесо во время передислокации их части. Из-за этого они отстали от колонны. Один ополченец остался ночевать в машине, а второго мы отвезли в Енакиево, чтобы там ему смогли оказать помощь с автомобилем и помогли догнать колонну.

«Буханка» вернулась в Донецк, а уже утром нам стало известно, что в 0:20 ночи начались бои за Красный Лиман.

14 сентября 2022

Донецк. Трудно сейчас вспомнить, какая была погода в этот день. Там на это не обращаешь внимание. Но я даже пометил, что было грустно и одиноко. Настроение ухудшалось от печальных новостей с фронта, от бесконечных обстрелов в городе и гибели ни в чём не повинных людей.

Я вышел на улицу и побрёл по городу, чтобы оценить обстановку и купить продукты. Возле одного из домов я встретил волонтёра, с которым уже общался около месяца назад, в день обстрела Ворошиловского района в центре Донецка. Денис меня доброжелательно поприветствовал. Слово за слово, и завязалась беседа.

Оказалось, что он с соратниками обитает в подвале этого дома. Днём они занимаются волонтёрской деятельностью, помогают в госпитале, развозят гуманитарную помощь нуждающимся. Денис пригласил меня в «бункер» продолжить разговор за кружкой чая.

В помещении, куда мы зашли, были ещё ребята и молодые девушки. Ребятам от 19 лет. Спали они на деревянных поддонах, в помещении сухо, соблюдался порядок, насколько это возможно в данных условиях.

Там же был Михаил, он из движения интернациональной бригады, парень рассказал о себе и о своей деятельности.

Михаил состоял в партии «Другая Россия» Эдуарда Лимонова, деятельность интербригады была восстановлена с начала СВО.

В 2014 году организация помогала перенаправлять людей на фронт, снаряжала их всем необходимым. В этом вопросе они помоги более чем двум тысячам человек. Также ребята совершали гуманитарные выезды в освобождённые населённые пункты.

— Мы узнаём, что нужно людям, исходя из нужд собираем гуманитарный пакет. В основном это продукты, бытовая химия, лекарства, — рассказал Михаил.

В Донецк ребята приезжают на месяц, потом меняются, чтобы отдохнуть дома и решить домашние хлопоты.

— Ротация у нас как на позициях. Потому что от долгого нахождения пропадает страх. Этого мы не допускаем, — заметил Михаил.

Средства для оказания помощи собираются на краудфандинге, также сборы проходят в социальных сетях.

Михаил приехал недавно, чтобы сменить Юрия Староверова, другого координатора движения. Юрий в мае приехал, одним из первых. В Донецке Юра находился уже почти два месяца и собирался уезжать, поэтому передавал все дела Михаилу.

— На самом деле наша деятельность сопряжена с огромным объёмом проблем, которые мы успешно решаем. Это и логистика, и закупка в России, налаживание личных контактов со всеми. Наша деятельность — военно-гуманитарная. По-хорошему, это разные направления, и одновременно их тянуть тяжело, — сказал Юра.

— Я двоих уже схоронил за смену. У нас — Земфира Сулейманова, она моя землячка из Нижнего Новгорода, я её очень хорошо знал, и Саша Додонов, он недавно погиб, доброволец из Пскова, — с грустью в глазах сказал Юра.

Ему пришлось участвовать в организации похорон, доставлять тело на родину, общаться с родителями.

— Такова наша миссия, и мы будем до Победы помогать Родине вернуть Донбасс, — уверенно сказал Юра.

Под глазами у Юры были синие круги, было заметно, что из-за переживаний и стрессов он недосыпает и недоедает. Он говори медленно и все время смотре в одном направлении.

Так незаметно пролетело время. Я узнал, что ребята с утра планируют ехать в Тошковку, чтобы отвезти гуманитарный груз жителям населённого пункта.

Ребята согласились взять меня с собой, и на следующий день в 7:00 утра мы выехали на двух машинах. С нами ехали три девушки, Денис, Михаил и его тёзка.

Я с Михаилами сел в «четверку», Денис с девушками в иномарку.

В дороге я рассказал немного о себе, ребята рассказывали о себе.

Молодой Михаил был за рулем. На его светлокожем лице еще только начали пробиваться усы, под бейсболкой он прятал вьющиеся немытые длинные волосы. Парень был крепкого телосложения, с грубым голосом. Он старался вести себя по-взрослому, но юношеский максимализм все равно проявлялся в спорные моменты.

У молодого Михаила из-за первой поездки в Донбасс возникли проблемы с обучением — ему пришлось переводиться в другое учебное заведение.

Меня невзлюбила куратор группы из-за того, что на втором курсе я начал плохо учиться и реже посещать занятия. Но экзамены я сдал, — рассказывает Миша. Приехать в Донбасс он захотел с самого начала СВО, но получилось только в мае.

— Я уехал, никого не предупредил. К моему соседу вызвали «эшников» («эшник» — уважительное обозначение людей из «Центра Э», ведущих борьбу с терроризмом и экстремизмом во всех его проявлениях, — прим. ред.), потому что воспитатель общежития подумала, что я еду воевать за укропов. У нас был один такой недавно. В этот же момент один журналист написал обо мне статью, что я уехал волонтёром в ДНР, и написал такие строки, которые не понравились руководству техникума.

Он написал, что руководство техникума было в курсе и полностью меня поддерживало. А я ведь никого не уведомлял. Им не понравилось, что за них кто-то что-то решает, и по официальной причине меня решили отчислить за это, — рассказал Миша младший.

Парню пришлось переводиться в Рыбинское учебное заведение. Там сейчас все уведомлены, где Миша находится и чем занимается, и проблем с техникумом у него нет.

Координатор Михаил в Донбасс уже приезжал в 2019 году. Он приехал служить в Народной милиции ДНР, воевать. Устроился в девятый полк через знакомого.

В то время Михаил служил на мариупольском направлении, в районе Новоазовска и Безымённого, и провёл там 2 месяца. Однажды к нему приехала девушка — режиссёр из Москвы, которая снимала фильм о Донбассе для дипломной работы. Когда Михаил был в увольнении она сняла с ним небольшой материал.

Через какое-то время, 1 сентября, в Безымённом она снимала разрушенную школу. Военной комендатуре это не понравилось, и её задержали. «В Министерстве госбезопасности (МГБ) ей пришлось провести четыре дня, а так как выяснилось, что мы знакомы, я тоже оказался в МГБ — на 15 дней, — вспоминает Михаил. В результате его депортировали обратно на большую землю, в Россию. Михаил зла не затаил и при первой же возможности, когда понял, что может быть полезен, вернулся.

Михаил был, как и его предшественник Юра худой, но в глазах Михаила было больше жизни, в них еще сверкал огонек авантюризма.

В день нашей поездки была дождливая погода и дорога была размыта дождём.

Из-за дефицита бензина мы не смогли заправиться в Донецке и ехали в надежде, что по пути встретится заправка с топливом. Чем дальше мы ехали, тем меньше оставалось надежд, что мы заправим автомобили.

Удача нам улыбнулась, и в Стаханове мы увидели заправку, на которой была большая очередь из автомобилей. Заправившись до полного бака и прихватив бензина впрок, мы отправились дальше.

В Тошковке местные жители очень обрадовались приезду ребят. Людей здесь осталось очень мало, большинство из них разъехалось — кто в Россию, кто на другие освобождённые территории б. УССР.

Тошковка

В Тошковке я увидел все последствия боев за мирное небо над головой. Пока союзные войска не выбили бандеровцев, на головы местных жителей в прямом смысле сыпались с неба мины.

Выяснилось, что у многих местных жителей есть проблемы с оформлением документов.

В Тошковку пехота союзных войск для освобождения заходила очень тяжело. Там было много окопов блиндажей, в которых сидели пулемётчики, миномётчики и снайперы. Уже была зелёная листва и скрывала бандеровцев, которые с беспилотников хорошо видели равнину. Среди них были в основном резервисты из селян, потому что горожане откупались. Новобранцев снаряжали и готовили в течение 3 дней. Потом привозили в Тошковку. Об этом рассказывают местные жители, которым это рассказали сами же теробороновцы.

За ними стояла хорошо подготовленная группировка из заградотрядов территориальной обороны. В каждом укреплённом здании сидело в среднем 50 бандитов. Союзным силами ДНР, ЛНР и ВС РФ пришлось работать по ним артиллерией и авиацией. Дома приходилось разбирать прицельными ударами. Уже на въезде в Тошковку заметно, чтобы выбить противника, здесь прошли тяжёлые бои. Вдоль лесополосы, сбоку дороги лежали расплющенные тяжёлой техникой сгоревшие автомобили. Впереди виднелись разрушенные обстрелами почерневшие пятиэтажки.

Мы остановились у первого переулка в частном секторе. Мне надо было сделать пару фотографий. Навстречу мне вышел тощий мужчина, с черным от сажи лицом, в синей куртке, грязный и с надеждой попросил закурить.

— Мы здесь уже даже все окурки собрали, — громко рассказал он и принял от меня донецкие сигареты.

Он искренне протянул в знак благодарности свою чёрную от сажи и земли руку, я пожал её и засеменил обратно. Мы поехали к пятиэтажкам.

Возле домов было небезопасно, большая часть местности ещё была не осмотрена и не разминирована. В воздухе витал запах трупного разложения, перед одной из пятиэтажек лежали останки вражеских бойцов. На одном из них даже был бронежилет, каска и ещё какая-то истлевшая амуниция. Во дворе, в земле, тут и там торчали снаряды.

К нам вышла супружеская пара и радостно заулыбалась. Пока девушки доставали корм для животных, лекарства и набор бытовой химии, мы общались с мужчиной по имени Эдуард.

— Я на Родине! Где бы мы ни были, а всё равно тянет на Родину. Конечно мы отсюда уезжали. А как же? Знал бы ты. Тут было 50 на 50. Были такие люди… и в дома прилетали снаряды, и в погреба прилетали снаряды. Мне спалили машину, разбита дача, и тут разбитый дом. И мне этого хватило. Взяли ребёнка и рванули отсюда, уехали. Мы хотели на эту сторону в ЛНР, ДНР, но мы побоялись. Мы поехали туда, куда шли колонны. А тут такие колонны шли! Будь здоров, под Днепропетровском в Николаевской области, — рассказывал Эдуард.

Два месяца Эдуард с женой и ребёнком прожили в селе Николаевка.

— Мы оттуда (из села Николаевка) урвали, как только узнали, что есть путь через Запорожье. Мы собрались со своими побратимами, я говорю «давайте отсюда ноги? Родина есть Родина». Не надо нам истории их, а они этого не понимают. Я говорю так, а они совсем на 180 процентов обратно тебе скажут. Понимаешь? Всё, что ты скажешь, у них наоборот. За это (пророссийскую позицию) могли посадить, за это могли побить, к примеру. Мы взяли своё ничего и дали оттуда ходу, — рассказал Эдуард.

— Мне сказали: Эдик, ничего не болтай. У них совсем другие мнения, — рассказывал житель Тошковки. Он рассказал, что в селе показывало восемь каналов, но все они вещают одно и то же. Никакой альтернативной реальности.

— Там такое посмотришь… Я хочу тебе сказать, что я под такое не рождён. Я лучше буду дома жить, в руинах, чем я буду жить там. Родина есть Родина, — вспомнил Эдуард.

На обеспечение Эдуард с женой не жалуется, говорит, что хочет побыстрее получить российский паспорт и номера на машину.

— С номерами большие загвоздки, потому что своим днепропетровским номером светить я не хочу. Машина у меня с документами, но, когда идёт война, а у меня сене-жёлтый флаг. Я его заклеил. Но, получается, это нарушение, что я что-то пытаюсь скрыть. Я поеду в Луганск за новым номером. Там проще, — говорил Эдуард.

Мне было интересно, возвращаются люди обратно или нет. Судя по всему, жить в таких условиях просто невозможно.

— Я за людьми не слежу, но кто хотел, тот приехал. Там, кажется, уже всё, путь сюда закрыт. А есть же такие хитруны, которые ждут, когда здесь всё построят и поманят обратно ключами. Вот вам красная дорожка, икарус подгонят до Запорожья. Такие не приедут. Многие хотят, но они слишком хитрые, — рассуждал Эдуард.

Тошковка — это агломерация из нескольких населённых пунктов, в которых жили в основном шахтёры семьями. Мы спустились ниже в частный сектор. По пути я снимал последствия обстрелов из окна автомобиля. Вокруг, куда бы ни был направлен взгляд, на лицо были видны следы военных преступлений. Можно было вслепую фотографировать, и получалась одна и та же унылая картина разрушений. Мы остановились на развилке возле двух сгоревших двухэтажек.

Точнее того, что от них осталось. Во дворе частного домовладения торчал фосфорный боеприпас натовского производства. По улице ехал мужчина с женой, они остановились, чтобы поздороваться и узнать последние новости.

— Две квартиры сгорели у сына, дом, полностью кухня. Все вещи. Вот, в чём мы стоим, это люди дали. У нас ничего нет. В зиму вот эти туфли. У нас пока паспорта (б. УССР). Мы все документы собрали, сделали фотографии, приехали в первомайскую милицию. А там нам сказали, что у меня в документах неточности. Название разное, раньше была Ворошиловская область, потом Луганская область, потом ещё каких-то документов не хватало. Сказали надо ехать в Луганск в архив — это целая процедура, — рассказал местный житель.

В этот момент к нам стали подходить ещё люди. Они рассказывали о том, как сейчас живут, как перенесли оккупацию и дождались освобождения. Населённые пункты находились между двумя высотами — с одной стороны гора от выработки из шахты, с другой — на высоте пятиэтажки.

С этих двух высот местных жителей регулярно обстреливали из чешских минометов. Когда ведётся обстрел, абсолютно не слышно, как летит снаряд от чешского миномёта. Стреляли непосредственно по домам, хозпостройкам, технике, автомобильным гаражам. Уничтожили магазины, Дом культуры, библиотеку, почту.

Забрали генераторы, которые качали воду. Люди остались без газа, электричества, воды. Прятались люди в погребе. У жены местного жителя осколочные ранения и контузия, мина прилетела прямо в дом. У мужчины лёгкая контузия. В этот момент он спустился в погреб. Были там и бабушки, которые бандеровцам вязали тёплые носочки, пока не началась СВО и бандеровцы не накидали бабушке в дом снарядов из чешского миномёта. Прозрение наступило с опозданием… Фашисты бежали в спешке, оставили заминированные населённые пункты, кладбище, весь периметр шахты, поликлинику. Даже уничтожили памятник Солдату-освободителю. Сейчас люди нуждаются в медикаментах, им нужны лекарства от давления, головных болей, обезболивающее, лекарство для сердца и почек. В селе остались одни пенсионеры.

— Если вот у моего сына двое детей, куда их водить в школу? Они сейчас в России, — рассказал другой местный житель.

— Я отсюда уезжал 2 апреля. Получил осколком по руке, он ударился об меня и упал возле. А вот они тут оставались, — показал он на другого мужчину.

Самый ожесточённый бой начал разгораться в конце мая, пик пришёлся на начало июня. Среди мирных погибло 15 человек. В основном от шрапнели, которую получили на излете.

Из продуктов в населённый пункт начали подвозить хлеб, крупы, изредка растительное масло. Сливочное масло пенсионеры не видели давно. Привозили рыбные консервы и тушёнку иногда.

Пока ребята из интербригады раздавали гуманитарную помощь, я продолжил общаться с местными жителями. Один из них показал разрушения, полученные в результате обстрелов нацистами.

Александр Николаевич, обычный работяга на пенсии. Крупный, сильный, но с надорванным здоровьем.

Он нас проводил на шахту, которой отдал 35 лет своей жизни. В шахте в посёлке Тошковка в ЛНР он Александр Николаевич проработал с 1979 до выхода на пенсию в 2014 году. Он пошёл работать сразу после техникума, в 19 лет.

На шахте работали жители населённых пунктов: Нижняя, Тошковка, Светличное, Мирная долина, РТИ, Лисичанск. Объём добычи угля достигал две тысячи тонн в сутки. На предприятии было шесть добывающих участков и четыре участка проходчиков. В конце февраля, с начала СВО, добыча в шахте остановилась.

Бандеровцы её заняли, заминировали весь периметр, а саму шахту затопили и обесточили.

На шахте добывали уголь на глубине до 700 метров. Теоретически её работу можно восстановить, откачав воду и заменив электрику с электрооборудованием. На данный момент административное здание шахты разрушено, промышленные корпуса сильно повреждены. Когда с территории шахты союзные войска выбили нацистов, местные прятались там в убежище. Там же были российские солдаты, которые защищали укрывшихся людей.

Александр Николаевич рассказал, что общество тогда раскололось. Были и пробандеровские, и те, чья «хата с краю», и те, кому чужда нацистская идеология. Но все трудились на этой шахте в разное время. Тот, кто уходит под землю работать, умеет ценить жизнь, любить, быть добрым, сострадать и сохранять добрую память о своих предках.

На вопрос, какая ему помощь нужна, он ответил, что помощь ему не нужна и он был бы рад сам помочь нам при необходимости, даже пригласил в октябре к себе в гости, отведать домашнего вина. Вот такие они шахтёры: терпеливо ждут зарплаты, но продолжают трудиться, готовы снять последнюю рубаху, вместе переносят оккупацию бандеровцев, делясь последней краюхой хлеба.

По периметру шахты Александр Николаевич ходил не спеша, с любовью озирая родные места. Сразу после того, как бежали бандеровцы, первым делом он пошёл на шахту, осмотрел её состояние, собрал уцелевшие вещи.

На данный момент там нет ничего, что могло бы пригодиться человеку, всё превратилось в мусор. Но по пути нам попались два прибора для замера концентрации газа в помещении. Александр Николаевич радостно их подобрал, очистил от грязи и сказал, что дома починит их.

Приборы ему нужны для того, чтобы выкопать колодец для добычи воды. Он рассказал что можно спуститься на глубину и, не почувствовав наличие газа, остаться там навсегда. Поэтому находка для него оказалась очень ценной. На обратном пути мы остановились у памятника Неизвестному Солдату, у которого 2 сентября местные жители собирались в знак благодарности освободителям населённого пункта. Отпускал нас Александр Николаевич с большой неохотой, ведь к ним не так часто заезжают гости с новостями и гуманитарной помощью.

На выезде мы остановились у часовни, которая тоже подверглась обстрелам. Тошковка оказалась почти полностью разрушенной, но жизнь там продолжалась.

Девушки раздали медикаменты, парни — наборы из бытовой химии. Пообщавшись с местными жителями и узнав их нужды, мы отправились обратно в Донецк. Уже в Макеевке одна из машин сломалась, и нашему экипажу пришлось взять её на прицеп. Дальше доехали без приключений, с чувством выполненного долга.

Черная суббота Донецка

17 сентября 2022 — этот день для Донецка можно считать поистине чёрной субботой. С самого утра начались обстрелы Донецка. Прилёты приближались к центру, и с каждым новым выстрелом мы с венесуэльским журналистом Алехандро Кирком понимали, что надо выходить в город и зафиксировать обстрел Донецка. Оделись, взяли с собой аптечки и вышли на улицу.

Чем ближе мы подходили к эпицентру прилётов, тем отчётливее слышали взрывы. В этот момент те немногие люди, которые оказаись на улице, были в панике, некоторые из них потеряли чувство самообладания, не знали, куда им прятаться и куда бежать.

Прям у нас на глазах от сильного взрыва девушка подпрыгнула с испугу и упала на колени. Она разрыдалась во весь голос. Мы как могли объяснили, где находятся безопасные места, где можно укрыться от обстрелов и продолжили свой путь. На центральной улице Донецка — улице Артёма мы увидели сильное задымление, приблизившись, поняли, что горит автомобиль.

Начали снимать пожар. Рядом стоял всего лишь один мужчина и в прострации наблюдал за происходящим. Горела «Газель», и было понятно, что прилёт в неё был в тот момент, когда в ней находились люди. По всей видимости, они моментально сгорели заживо. Мы подошли ещё ближе, и в этот самый момент произошёл ещё один взрыв, хотя мы и не слышали самого прилёта.

С нами был наш коллега Никита Третьяков. В момент последнего взрыва он находился с другой стороны от нас. Увидев, что нас скрыл дым и нас уже не видно, он испугался, что с нами случилось самое страшное и побежал к нам.

Мне показалось, словно Ангелы Хранители махнув своими крыльями отмахнули осколки снаряда и сбили меня с ног. Я почувствовал приятный теплый ветер, который до меня несся пока я полз по площади к ближайшему дереву.

Алехандро был на ногах. Я увидел подходящего к нему Никиту. Я тоже встал и направился к ним. Мы спросили у Алехандро, как он, он ответил, что всё хорошо, но пострадал глаз.

Пребывая в легком шоке, Алехандро не сразу заметил, что ранен в плечо. На это уже обратил внимание Никита. Мы быстро направились в безопасное место. По пути Алехандро шел и рассказывал о событии, я записывал все на видеокамеру его смартфона.

Из кармана сумки я достал кровоостанавливающую кубку. М ы отошли в желтую зону, где Никита оказал Алехандро первую помощь и обратился в скорую помощь, чтобы понять, куда везти нашего раненого товарища.

В больницу мы отправились своим ходом, на «Буханке».

Из окна нашей мы видели оборванные провода, пустые улицы и немногочисленные машины, уезжающие из Ворошиловского района.

В ближайшем госпитале Алехандро оказали квалифицированную медицинскую помощь, сделали компьютерную томографию, перевязку.

Пока ему оказывали помощь, я наблюдал за женщиной, которую привезли с ранением в ногу — у неё была перебита голень. Женщина рассказала, что отпросилась с работы и шла на почту. В это время была обесточена троллейбусная линия, и машинист сказал всем выйти и искать укромное место. Женщина вышла и увидела раненого мужчину. Она решила подойти к нему ближе и помочь, и именно в этот момент случился ещё один прилёт, в результате которого её ранило. Находясь в госпитале, женщина больше всего переживала за своего мужа, у которого недавно случился инсульт. Связи нет, и женщина боялась, что мужу станет плохо от неизвестности о её судьбе.

После всех процедур нас отправили в другую больницу, в отделение хирургии. Я поехал с Алехандро в карете скорой помощи а Никита следом за нами.

В другом госпитале нас также оперативно приняли и оказали Алехандро всю дальнейшую помощь. Как выяснилось, осколок прошёл в непосредственной близости от артерии, но не задел ни её, ни суставы, ни кости плеча. Кроме того, Алехандро оставили в железнодорожном госпитале на сутки.

День закончился, а с ним и обстрелы. В городе муниципальные службы уже начали наводить порядок: подметать улицы, восстанавливать электричество.

Это уже был второй мой визит в травматологию Донецка, которая имеет богатую и увлекательную историю создания.

Большую роль в строительстве Республиканского травматологическом центра принял Ион Моисеевич Чижин. В свое время он первому главному хирургу профессору В. М. Богословскому дал в лицо за замечание пациенту, что он справляет нужду во время обхода. И добавил, чтоб Богословский вообще попробовал сходить в ведро у всех на виду. Профессор Чижин какое-то время работал в Ташкенте, по дороге обратно в Донбасс попал на фронт. На фронте у него также получился конфликт с коллегой, он ударил операционную сестру, потому что она не хотела вместе с ним оперировать во время бомбежки. Позже оказалось, что она любовница начальника фронта, Слава Богу закончилась война и он от трибунала ушел, вернувшись в Донецк.

Человек был известный, рационализатор, придумал первый кистевой протез. Он придумал и кровать, и стол для оперирования, а также сотни полезных изобретений, которыми пользуются и в настоящее время.

Богословский отправил его в Горловку, где Чижин придумал цинк-желатиновую повязку, которой пользуются до сих пор. По мнению врачей, это очень хорошая вещь для атрофических ран: диабетическая стопа, облитерирующий атеросклероз, чаще всего у мужчин. Как правило, язвы мало лечатся, а этой повязкой надо перевязывать очень редко и раны заживляются лучше.

Также Чижин написал письмо Сталину о травматизме и смертности на шахтах и необходимости строительства нового здания для них. Сталин вызвал Чижина к себе и после беседы посадил в камеру. Тем временем ночью вызвал к себе наркома здравоохранения, наркома шахтных дел и наркома внутренних дел. Те уверили, что нет такой летальности на шахтах. Нарком внутренних дел, зная, что Сталин словам не верит, собрал все достоверные документы и показал Сталину отдельно. Высокая смертность удивила верховного главнокомандующего, и он приказал кого расстрелять, кого посадить, а Чижина выпустить и построить в Донецке здание, которое сейчас занимает травматология. Точно такие здания были построены в Ленино-Кузнецке и Шанхае.

Первый мой визит в больницу был сразу, как я приехал в Донецк, после отдыха от первой командировки. Вместе с Александром Скобцовым мы пришли к профессору Григорию Викторовичу Лобанову, чтобы сделать фоторепортаж о работе учреждения. Они одноклассники, поэтому доверительный контакт мы наладили быстро.

Григорий Лобанов — Лауреат государственной премии, полный кавалер Шахтерской славы, заведующий кафедрой травматологии, ортопедии и хирургии экстренных ситуаций. Сейчас он педагог, преподает и консультирует.

В начале двухтысячных профессору предлагали жить на испанском острове и возглавлять там отделение в госпитале за 300 тысяч евро в год, где в первый год они предоставляют переводчика, а потом нанимаешь его сам за свои средства. Если на третий год не организовал приход людей на свое имя, то договор расторгают. Профессор отказался и не уехал из родного Донецка, а продолжил трудиться в здании с увлекательнейшей историей.

— Раньше было так: придавило вагонеткой или отвалом стенки штрека завалило, и всё. Я получил третью Шахтерскую славу за то, что оперировал в шахте на глубине 800 метров. У нас в отделении на 8 коек лежало 3 шахтера. Переходные коридоры были сделаны на случай войны. Там можно оказывать помощь раненым. Когда знаешь как, но нечем, вот это проблема. Даже без света можно оперировать, но пальцем этого сделать нельзя. Нужно конец войны, а все остальное нормализуется. Под нами бомбоубежище на 800 коек, но оно сейчас затоплено. Раньше сюда даже поезд заходил. Зато здание красивое, Ренат Леонидович Ахметов на него зубы точил, хотел гостиницу сделать, — рассказал врач.

В больнице очень часто не бывает воды, случаются перебои со светом, не хватает абсолютно всего, что необходимо для бесперебойной работы больницы и оказания помощи пациентам.

— На Донбассе знаете сколько погибло? Никто не знает. Никто не говорит. И с той и с этой стороны. Обидно, это ж все славяне, православные. Люди кушали с одной тарелки, потом начали друг в друга шпулять. И убивают при всем при этом. Люди стали циничнее по одной простой причине — им кажется, что никому ничего не надо. Мало того, жизнь человеческая ничего не стоит. Может, другие, которые приезжают сюда, как-то по-другому воспринимают. Обидно, некрасиво все это и настолько тяжело, что просто… — с горечью говорил Григорий Викторович.

— Мне один с Волновахи рассказывал хлопец: «Я только снял броник и сапоги с мертвого, так броник мне спас жизнь. Мне в спину как шпульнули. Хорошо, что у товарища гранатомет был. Он разметал их. А так, если б я не снял? Я бы уже покойник был. Знаешь, как это больно? — рассказывал Лобанов.

— Много ампутаций. У меня ученик сделал 6 ампутаций за ночь, говорит, что там нечего было сохранять. Я понимаю, что это не 6, а 60 больных было. 6 ампутаций, это только те, которых он взялся спасать. Я вчера проснулся от того, что дом задрожал — в соседний двор прилетела 155-я. Я первым делом посмотрел, окна у нас целые или нет. Если бы к нам влетело, нас бы никого не осталось. Жена каждый день звонит и спрашивает, дошёл ли я до работы. Я вышел недавно на Ватутина, а кругом «Лепестки». Сейчас в основном идут минно-взрывные травмы. Я проводил анализ, и выяснилось, что больше страдают мирные жители, — продолжал врач.

— Один хлопец упал на мину «Лепесток» оторвало ногу по бедро, ещё и плечом упал, и всё с одной стороны. Так его больше слух волновал. Нередко врачам приходится извлекать гранаты и мины непосредственно из раненых. Часто они застревают в животе, плече, под мышкой. Когда врачи извлекают боеприпас, они продолжают его раневой канал. Это единственный способ не взвести боеприпас. Врачи работают в бронежилете, каске, соблюдая все меры безопасности. Обидно, когда детвора гибнет, которую ты видел совсем молодой и которая сейчас уже взрослая умирает. Лучше бы я помер, — продолжал он.

Раньше пациенты находились в больнице до полного выздоровления, сейчас же концепция полностью изменилась — нужно освобождать места, всегда должны быть свободные места.

— Один у нас танкист был, 2 ранения в оба бедра. В одно мы гвоздь забили, а во втором оказался гной. Мы долго лечили, в результате ушёл на своих ногах. Опять на фронт, правда, в штурмовой батальон. Когда вокруг начали рваться мины и надо было бежать, то так бегает, как не бегал до травмы. После этого ранения боец получил еще осколочные ранения мягких тканей, — рассказал профессор.

В Донецке сейчас только первичное протезирование. Раньше в республике был протезный завод, на котором врачи читали лекции.

— Пришёл Ринат Леонидович Ахметов отобрал все, и там начали шить обувь и продавать ее. Закрыли 2 этажа клинических отделений, в которые мы переводили на первичное протезирование. Там же оперировали, делали реампутации для того, чтобы подогнать под протез. Сейчас, если мы пройдем по больнице, то человек 30 будет лежать с культями и ни одного не будет с протезом, — сказал Григорий Викторович.

В 2014 году Григорию Викторовичу приходилось работать с пленными. Для него как для врача ценна каждая жизнь, а судить должны другие, компетентные люди.

— Пленный мне говорит, что является майором ВСУ. Я говорю, ты для меня раненый. У тебя бедра нет, спрашиваю, тебе же бедро надо. Он отвечает да. Ну так будем делать, — вспомнил врач.

С Никитой мы вышли из госпиталя и отправились собирать необходимые вещи для Алехандро в больницу. Пока Никита собирал вещи, я замочил в холодной воде окровавленные вещи. Выполоскать удалось с шестого раза. В условиях дефицита воды, казалось, что я совершаю преступление. Впервые за много лет я почувствовал запах крови, который еще долго отдавал металлом в носу. Алехандро уже завтра должны были выписать. Я убедился, что вещи отстирались, повесил их сушится.

Когда Алехандро вернулся из больницы, увидел обед, который я нам приготовил, чистую квартиру и постиранные вещи, то очень обрадовался. Единственное, он спросил, зачем я стирал порванную майку и кофту, которые пробила шрапнель. Это было даже не обидно.

22 сентября 2022

«Ждём!»… С этими словами вчера засыпал Донбасс. Президент так и не выступи с важными словами, которые касались Донбасса Харьковской и Херсонской области.

Террористы с территории б. УССР тревожили сон мирных граждан нескончаемыми обстрелами. Они остервенело стращали их и словно напоследок уничтожали инфраструктуру Донбасса, зная, что скоро придёт конец их безнаказанности.

Под звуки рвущихся снарядов город жил надеждой. Их ожидания оказались оправданными. Люди услышали то, чего ждали восемь с половиной лет, с 2014 года. Наконец они почувствовали себя русскими по-настоящему.

После мучительной ночи ожидания и долгожданной речи президента России Владимира Путина утром 21 сентября жители Донецка вышли на улицы, улыбаясь впервые за долгое время. Они были рады тому, что президент России Владимир Путин услышал и поддержал их просьбу о проведении референдумов.

Мы встретились с Алехандро после визита врача, он ждал меня вместе с Бруно возле больницы. Мы прошли по Донецку, спросили у горожан, как они восприняли обращение главы российского государства.

Примечательно, что с людьми удалось поговорить на остановке и рынке, где в обычные дни не так многолюдно из-за регулярных обстрелов ВСУ. Горожане боялись усиления обстрелов, говорили, что очень рады быть услышанными и с нетерпением ждут референдума. Что уже много лет назад определились и хотят воссоединиться с Россией.

— Однозначно, мы ждали проведения референдумов. Мы очень рады этому решению. Мы боимся обстрелов, но нам важнее, чтобы Донецк остался, чтобы была тишина, спокойствие, чтобы город оживал, и сюда возвращались люди, которые были бы уверены в завтрашнем дне, — сказала одна из работниц учреждения общественного питания.

— Все хотят мира. Главное для нас, чтобы он настал, — поддержала приятельницу ещё одна жительница Донецка.

— Мы рады — это не то слово. Это то, что должно было быть восемь лет назад. Мы надеялись, что это произойдёт ещё в 2014 году. К сожалению, этого не случилось. Сегодня все счастливы, что это наконец-то происходит. Люди не то что боятся обстрелов, это ужасно. Привыкнуть к этому невозможно. И тот, кто хотя бы один раз это пережил, извините, слёзы наворачиваются. Мы на референдумы надеемся, уповаем, ждём. Главное, чтобы мы были на Родине. Путин — наш герой. Всё, что он делает, — гениально. Мы за него всей семьёй, мои друзья и знакомые поддерживаем его. Родину надо защищать, — радовалась прохожая.

— Мы, уставшие от обстрелов с утра до вечера и с вечера до утра, на 100% приветствуем решение президента России. Это невыносимо. Это давно надо было сделать. Я только за проведение референдумов. Это очень хорошая новость, — отметил Владимир, мужчина предпенсионного возраста.

— Рада референдумам. Ждала этого, — поддержала решение пожилая жительница Донецка.

— Важнее будет результат референдумов. Но думаю, что будет исход положительным, как и жизнь Донбасса в составе России. Референдумы — это опасный фактор, поэтому необходимо усилить безопасность в эти дни. Я надеюсь, что Вооружённые силы РФ и защитники Донбасса помогут обеспечить безопасность, и всё пройдёт благополучно. Решение президента РФ — правильное, — посчитал Виталий, молодой парень, который с оьшой охотой выссказал свое мнение.

— Мы ждали этого дня и хотим, чтобы поскорее нас приняли назад. В эти дни боимся обстрелов, я не вру. Потому что понимаем, что по нам будут бить, чтобы напоследок больше ущерба нанести. Есть в душе ощущение праздника, потому я — за Россию. И хочу, чтобы быстрее нас защитили. Я полностью за Путина. Он нас восемь лет поддерживал. Спасибо ему. Дай Бог ему здоровья. Пока он будет у власти, мы защищены, — с уверенностью говорила Диана, продавец женской одежды.

Мы были удивлены тем, что все хотят высказаться, что людям есть, что сказать.

После прогулки по городу мы с Алехандро и Бруно зашли к «Патриотам Новороссии», с которыми заблаговременно договорились о встрече. Зная, что мы придем, они пригласили других журналистов из разных стран, пока мы общались, ребята подходили. На встрече был американский корреспондент Рассел Бентли, также известный как Техас, который открыто выражал свою солидарность и сочувствие жителям Донбасса.

Для нас был накрыт стол, а участники организации были добродушны и гостеприимны.

Общественная организация «Патриоты Новороссии» им. Г. И. Калоева была создана в 2014 году. Куратором и наставником организации стал председатель северо-осетинского «Боевого братства России» Георгий Калоев. Будучи участником многих боевых действий, ветераном Афганистана, инвалидом 1-й группы, Калоев приехал из Северной Осетии отстаивать права жителей Донбасса.

— Наша организация существует с ноября 2014 года. Мы здесь, мы никуда не уезжали. Все члены нашей организации — активные сторонники, патриоты не только Донбасса, той [б. УССР], которая когда-то была, но Бувы, сейчас её уже нет. Она исчезла 2 мая 2014 года с сожжением в Одессе мирных жителей. Теперь у нас один путь, одна страна — это Россия и воссоединение с ней. Да, боимся обстрелов, очень боимся, но выбор сделан, отступать мы не будем, вперёд! — рассказала участница организации Альбина.

Альбина и её племянница Анастасия рассказали о последних девяти годах в Донецке и своей деятельности.

— Мы вчера с радостью восприняли новость о референдуме. Это следующий этап воссоединения нашей республики с Россией, — сказала Альбина.

— Когда-то это была Малороссия, Новороссия. Каким будет название — неважно, важно объединение и единение, — добавила женщина.

После беседы нас пригласили за стол, отпраздновать вместе с ними православный праздник Рождества Пресвятой Богородицы.

— Сегодня, накануне великого православного праздника Рождества Пресвятой Богородицы, мы снова рождаемся, здесь у нас, в Донбассе. Донбасс снова в составе великой империи, великой страны. За нами будущее, теперь только созидать, побеждать и рожать детей. Я выражаю мнение очень большого количества людей, которые безмерно рады, - пытались нас уговорить остаться и пообедать женщины.

К огромному сожалению, мы не могли остаться, сказать по правде, ни у кого не лез кусок в горло в минуты, когда Донецк подвергался обстрелам и гибли мирные люди.

Мы помянули павших за свободу Донбасса, вспомнили добрым словом всех, кто годами борьбы приближал этот день референдума. Пожелав друг другу здоровья и мирного неба над головой, мы разошлись. В эти минуты обстрелы города не прекращались. Несмотря на то, что все люди боятся усиление обстрелов, по ним было заметно, что они рады и всей душой надеются на лучшее.

23 сентября 2022

Осталось пережить один день до референдума. Все были готовы к тому, что этот день попытаются омрачить нацисты.

Я спал, мне снилось, что я лежу в перине, в своей койке-сетке, которая стояа в моей комнате у бабушки. Мне было так легко и спокойно. Снилось, что утренние лучи солнца заливают комнату, за окном на заднем дворе бабуля кормит домашнюю птицу, а я окаянный еще нежусь, хотя должен ей помогать. От этого сознание быстро ко мне вернулось, я резко проснулся. Тело налилось свинцом и суставы привычно напомнили о своей давней усталости от постоянных нагрузок.

Я вскочил с дивана, заправил, помолился и приступил к завтраку. В этот момент проснулся и Алехандро. Он собирался в больницу на перевязку.

Мы договорились встретиться к одиннадцати утра в кафе "СВОИ" и он ушел. Меня не покидало чувство тревоги. Я не спеша убрал за собой посуду, умылся, созвонился с семьей и после начал собираться выходить на прогулку по Донецку.

В одиннадцать я уже был в кафе, вскоре подошел Алехандро, а за ним и Никита.

Мы заказали бутерброды и кофе. В кафе никого посторонних не было. Лишь две сотрудницы кафе. Я наблюдал в окно за странным поведением мужчины. Почему-то меня не покидало ощущение, что он за нами пристально наблюдает. Я рассказал о этом Никите и вые на улицу, чтобы разглядеть мужчину лучше. Он был крепкого телосложения, круглолицый, в черной бейсболке, кожаной короткой куртке, джинсах и с барсеткой.

Запомнив его лицо, я зашел внутрь. В этот момент мужчина направился к дороге, у обочины которой остановился внедорожник.

Никита и Алехандро не обращали на мое беспокойство внимания. Они что-то читали в смартфонах.

Там уже были новости, что по Ворошиловскому району было выпущено семь снарядов калибра 155 мм.

— Поехали. На рынок был сейчас прилет. Есть жертвы, — сказал Никита.

Мы встали вышли на улицу.

— И давай спросим, чего им надо? — сказал я Никите.

Он направился к машине, я следом, за нами шел алехандро. Никита постучал в боковое окно. Оно опустилось вниз и нас поприветствовали двое мужчин.

— Моему коллеге показалось, что вы за нами наблюдаете. Решили узнать так ли это и зачем? — сразу спросил Никита.

— Мы? Наблюдаем? Мы сидим кино, искусство обсуждаем. Вы что? Мы не наблюдаем, — уверенно ответил пассажир.

— Тогда извините, показалось, — сказал я и мы пошли к «Буханке».

На рынке мы были уже через 5 минут. Зрелище не для слабонервных. Снаряд прилетел в автобус. От пассажира на переднем сиденье и от водителя осталось одно "мокрое место", в салоне лежал мертвый пассажир с почерневшим лицом. Возле автобуса лежал мужчина. Вдоль киосков с цветами лежали двое погибших. Тела были накрыты коробками. Кроме продавца цветов. Ее голову спрятали натянув ее же безрукавку повыше на лицо. Рядом лежащее тело было переломано и казалось, что из него вынули все кости, так нелепо и волнообразно лежали ноги погибшего. Кожа трупов была почерневшая. Рядом густела алая кровь.

На тротуаре стояла военная полиция, свидетели. Пожилая женщина в берете и в светлом плаще, невысокого роста, с кучерявыми волосами темно-каштанового цвета все время пыталась дозвониться своему сыну, но абонент был выключен. В руке у нее был платок, которым она вытирала выступающие слезы.

— Сынок, прошу тебя, возьми трубку! Умоляю! Не терзай мое сердце! Где же ты сынок? – вопрошала женщина.

Она не верила, что он мог погибнуть в автобусе. Среди тел она не нашла сына. Значит, что он жив, рассуждала женщина. Просто у него телефон выключен, пыталась она себя успокоить, но тревога одолевала ей все сильнее.

В этот момент к ней подошли две женщины в медицинских костюмах.

Я поспешил к ребятам. Я шел и думал, неужели на переднем сиденье оказался сын той женщины и теперь ей даже нечего хоронить.

В результате обстрела погибли шесть мирных жителей и еще четыре человека получили ранения, включая четырнадцатилетнего ребенка.

Работали только спецслужбы, врачам работы не нашлось.

Я фотографировал с трудом понимая, как в такой ситуации строить кадр и вести себя максимально корректно. Я то и дело крестился и просил Бога упокоить их души.

В воздухе стоял уже знакомый металлический запах крови. После съемки я отправился обратно в кафе, чтобы переслать материал в спокойной обстановке за чашкой кофе.

В кафе мне позвонил знакомый и попросил срочно вывезти одну женщину с ребенком «на большую землю».

Я согласился. Хотя у меня был билет на автобус через три дня и я хотел еще сделать репортаж про референдум. Но дело не терпело отлагательства и надо было срочно принимать решение. Я сказал, что рано утром буду встречать их на Успенском посту.

Быстро отправив фото, я отправился в квартиру собираться в дорогу домой. Алехандро искренне расстроился, что я уезжаю. Но ему самому оставалось до конца командировки всего две недели. Мы обменялись рубашками, поужинали и я принялся собирать сумку. Потом я созвонился с Денисом и попросил его отвезти меня на таможню.

Все утро и до обеда не прекращался дождь. Денис не брал трубку. Я собрался, оставил ключ, накинул рюкзак, взял сумку и вышел из дома. Я решил, что Денис может подготавливает машину и не слышит звонок, поэтому направился в бункер к нацболам.

Но на улице никого не было, бункер был замкнут изнутри. Я опять настойчиво стал звонить Денису. Он трубку не брал. Тогда я позвонил Михаилу, который быстро ответил. Я попросил Мишу разбудить Дениса. Через полчаса мы уже ехали на таможню.

Семью я ждал на таможне почти до обеда. Сначала женщина не хотела ехать без мужа, потом оказалось, что с той доверенностью, которую выписала мама на машину дочери, в России ездить нельзя. Операцию по эвакуации пришлось отменить. В Донецке остались лишь мой бронежилет и каска, потому что в ноябре я запланировал поездку обратно.

Ждать на улице, под проливным дождем было невыносимо, но спрятаться было некуда. Когда стало ясно, что ждать нет смысла, я пересек границу и отправился в ближайшую и единственную столовую, где решил покушать и немного просушить вещи.

Пока я покупал блинчики и кофе, я узнал во сколько приходит автобус до Таганрога. Время перекусить было. Через полчаса я ловил автобус и шел вдоль трассы. Буквально через сто метров мне улыбнулась удача и двери ПАЗика распахнулись передо мной.

В Таганроге я купил билет на автобус в Ставрополь, ждать оставалось три часа. Поэтому я оставил багаж в камере хранения а сам решил подкрепиться пищей быстрого приготовления в ближайшем модном кафе.

На привокзальной площади перед железнодорожным вокзалом я увидел часовню и вошел в нее помолиться. Я молился Божьей Матери и слезы катились по щекам. Я радовался, что смогу не просто обрадовать дочь своим внезапным возвращением, но и удивить. Она безумно любит сюрпризы.

Помолившись, я купил на рынке игрушку, похожую на личинку бабочки в коконе из ткани похожей на флис, с лицом Милы из мультфильма про Лунтика. Внутри игрушки был зеленый легкий плед.

В кафе я заказал огромный бутерброд, который начинили разными видами колбас, вятчиной, сырами, овощами и зеленью а запил бутерброд двумя большими стаканами американо. Ведь я уже ничем не рисковал, в туалетах есть вода, а к врачам не стыдно появиться с пищевым отравлением.

Впервые за две недели я почувствовал себя сытым.

Смерть фашистским оккупантам!

Мы приехали в Ставрополь.

— Слушай, покажи хоть фотки. Посмотреть тоже интересно, — сказал водитель, после моей истории о второй поездке.

Я попытался зайти на сайт, но он не работал. В этот момент позвонила мама.

— Сынуля, ты где? — спросила она.

— Я только приехал в Ставрополь. Скоро буду дома, — ответил я.

— Ты в ноябре никуда не уезжаешь? — спросила она.

— Вообще в Донецк планирую,— честно ответил я.

— Саша! Ты же говорил, что больше не поедешь! — возмутилась мама.

— Мамуль, я такого не говорил, — попытался возразить я.

— Я Бога молю, чтобы ты больше туда не ездил! — взмолилась мама.

Я понял, что разговора не получится и пообещав ей перезвонить, отключил вызов.

Сайт так и не получилось открыть, я оплатил проезд, вышел на шумный проспект и отправился домой.

Через несколько дней сайт заработал. Оказалось, что в агентстве сменили главного директора, главного редактора и его помощников. В течение месяца сократили всех региональных корреспондентов и меня в том числе.

Этот период был похож на оккупацию. Сначала внезапно и без предупреждения захватили территорию, потом устранили высшее руководство, затем угнали всех сотрудников ИА REGNUM в другое место, которое выделили отдельно для тех, кто остался работать на новый руководство редакции.

Никита уехал из Донецка в тот же день, что и я. Ему не терпелось явиться в военкомат и вступить в ряды армии РФ. Сразу по возвращении в Санкт-Петербург, он пришел в военкомат, получил мобилизационную повестку и уехал в часть ВДВ для боевого слаживания.

От этого девиз СМЕРТЬ ФАШИСТСКИМ ОККУПАНТАМ, который два десятка лет звучал в редакции и с которым мы проехали по израненной плоти Донбасса, словно лезвием вырезан на струпах изрядно потрепанной души.