Может пора уже переименовывать День печати в День печали?

Один из главных источников конфликта - непонимание. Средства массовой информации – это определению посредник в диалоге общества и власти, где источником информации является сама власть. И если этот источник является источником непонимания и, по определению, конфликта, то это вопрос компетентности и функциональной пригодности. Но проблема ещё глубже – в отсутствии осмысленной информационной стратегии самой власти.

Как выясняется, сегодня её проводить некому.

Повестка формируется где-то в недрах кабинетов, но ответить за результат некому. Федеральное Министерство печати и информации ликвидировано. Государственный медиакомплекс оказался структурой, ориентированной исключительно на свои финансовые аппетиты. И продуктом стала не информация (точнее – посредничество в диалоге власти и общества), не содержание, а рейтинг. Это то, что является товаром на рекламном рынке. Источником этого ресурса является зрительское внимание, а польза распределяется в одни руки – выгодополучателем финансовой прибыли является государственный медиакомплекс. Насколько это отвечает его функциональной задаче – вопрос риторический.

Из этой схемы выпали люди. Вопрос коммуникации с обществом остался за пределами интересов СМИ. А, поскольку рейтинг по законам драматургии зиждется на конфликте, то и содержание, соответственно, ориентировано на негатив как главный фактор извлечения прибыли. Ежедневная обработка общества потоками негативной информации ведет к наращиванию конфликтного потенциала. С понятными стратегическими последствиями. Вот – цена монетизации СМИ. Фактически государство и общество финансируют своих могильщиков.

В Советском Союзе, пусть и в специфической форме, существовало понятие обратной связи. Письма читателей, а не рейтинг и финансовый доход от рекламной деятельности были показателем качества работы. Пример обратной связи, в частной беседе, привёл Валентин Михайлович Фалин, работавший, в свою бытность, советником генсека Хрущёва. После его знаменитого выступления по радио о том что «в случае обмена ядерными ударами у нас больше населения уцелеет, потому что оно больше рассредоточено по территории», этот сценарий был воспринят обществом как неизбежность. Тогда это заявление было воспринято очень серьёзно на фоне планетарной фобии ядерной войны. В СССР, после заявления Хрущёва, в кинотеатрах перед фильмами стали крутить учебные ролики о действиях при ядерной ударе, такие же, как в Америке. На самых видных местах разместили информационные стенды о поражающих факторах ядерного оружия. Тогда, через письма в редакции СМИ промерили температуру общества и выяснили, что молодёжь перестала жить завтрашним днём. Поскольку «мы все умрём», стали пить-гулять, прогуливать учёбу и работу. Фалин, получив информацию из соответствующего отдела ЦК, «хлопнул кулаком по столу» и сказал Хрущёву, что «всё это надо немедленно убирать». И самодур Хрущёв вынужден был согласиться.

Сегодня механизм обратной связи выродился в социологические замеры «чего изволите» и «лайки – комменты» в соцсетях. Прямого диалога нет. Обратная связь формализуется исключительно через жалобы в надзорные органы, в общественные приёмные различных ведомств, когда «чайник уже вскипел», а то и выкипел. И с потоками жалоб даже соответствующие службы просто физически справиться не в состоянии. Часто жалобы, хотя и направлены на конкретный вопрос, носят системный характер и требуют совместной работы целого ряда структур, вплоть до законодательных инициатив. Но СМИ из этой работы выключены. За исключением одного «Юрьева дня», прямой линии Президента, когда они ретранслируют формальную возможность для населения выступить в роли ходоков у парадного подъезда.

Средства массовой коммуникации, проигрывая историческую и технологическую конкуренцию социальным сетям, по сути, становятся средством декоммуникации. В сетях создаётся иллюзия прямого общения. ОБЩАЮТСЯ НЕ ЛЮДИ С ЛЮДЬМИ, ОБЩАЮТСЯ ИХ ЦИФРОВЫЕ ОБРАЗЫ. По факту, вместо общения произошло разобщение. Там, спрятавшись за цифровой образ, можно позволить себе асоциальный стиль общения. Можно безнаказанно оскорбить, можно поднять свой фальшивый статус, в крайнем выражении - когда «водопроводчик» начинает спорить с академиком. Отменяя все традиционные социальные нормы, социальные сети ведут к десоциализации, то есть, к разрушению общества.

В качестве примера: общественные обсуждения, по законодательству, можно проводить как очно, так и в электронном виде – заочно. Я как муниципальный чиновник выступал за их очное проведение. Только в очной форме можно обеспечить конструктивное обсуждение, даже в ситуации с крайне «накалённым» характером вопроса. Но депутатский корпус настоял на заочном варианте. Это - «разговор со стенкой», способ снять с себя ответственность за результат коммуникации. Фактически, цифровизация диалога власти и населения - это очередной шаг к разобщению общества. Если «цифровой» человек перестаёт ощущать жизнь телом и разумом, то и виртуальное государство выпадает из реальности.

Цифровая десубъективизация, цифровой образ позволят государству поступать также, как люди поступают в сети. Оно ведёт себя асоциально, так, как оно бы никогда не посмело повести себя при существовании прямого диалога.

Ситуация усугубляется тем, что государство, соревнуясь с социальными сетями в роли догоняющего, не видит необходимости создавать собственные информационные платформы. И теперь, упустив инициативу формирования собственной стратегической повестки, в этой заведомо провальной гонке, утрачивает свой информационный суверенитет. А в информационной эпохе это – знак стратегического поражения.

Разобщение, по корню, означает разрушение общества – нет общения, нет общества. Народ, который перестаёт быть обществом, перестаёт быть народом. Государство, ликвидируя общество, уничтожает источник собственной власти. Это – стратегия самоликвидации.

Может пора уже переименовывать День печати в День печали?