Нынешнее беспрецедентное противостояние России и Украины имеет целый ряд аспектов, нюансов и составляющих, разбирать которые еще предстоит, похоже, многим поколениям политиков. В нем есть одно измерение, на которое пока не очень обращают внимание. Речь идет об экспертном взаимодействии, которое еще до марта 2014 года казалось своеобразной палочкой-выручалочкой, особенно в тех случаях, когда официальная дипломатия не всегда была способна найти адекватные ответы на те или иные вызовы.
Для точности дефиниций: под «экспертным сообществом» мы понимаем широкий спектр гуманитариев, политологов, журналистов, юристов, международников, кто в своих оценках не был связан исключительно официальными подходами своих государств, хотя и мог разделять их. Термин «эксперты» мы используем в качестве собирательного. Речь, естественно, идет о постсоветском периоде истории.
На этом направлении отношения России и Украины не отличались паритетом. Для российских экспертов в отношении украинских экспертов традиционным был некоторый снобизм, в духе бессмертного «откуда, мол, и что это за // географические новости». В Москве не были готовы к равноправному диалогу с украинскими коллегами, поскольку дух «старшинства» «братьев» оставался долгое время присущим российскому социуму.
В известной степени сохранению таких подходов способствовала и официальная позиция российского руководства, которое на протяжении длительного времени отказывала украинскому государству в самостоятельной субъектности, рассматривая Украину как объект своего воздействия (присутствия) и как тему для диалога с зарубежными партнерами.
На Украине, напротив, ситуация была противоположной. Украинское государство и общество остро нуждалось в самоутверждении, в некоей консолидирующей идее, которая позволила бы найти общие точки для столь разных регионов Украины, в одночасье ставшей независимой. Украина пошла по пути «наименьшего сопротивления», начав конструировать идентичность с отрицания, так умело сформулированного вторым Президентом Украины Л. Кучмой: «Украина – не Россия». Естественно, что центром культуры, идеалом государственности был назван западный регион Украины, а остальные регионы в лучшем случае считались подвергшимися «оккупационной ассимиляции» и требующими «окультуривания».
Классики украинского национализма (Л. Лукьяненко, О. Ткаченко и др.) немало сделали для формирования разделительной линии между «культурным западом Украины» и «деградировавшим востоком».
Для тех, кто годами формировал антироссийский запрос на Украине, мелочей не существовало, в дело шло всё, к примеру, спорт. Та настойчивость, с которой на украинских ТВ-каналах крутили ролик со слоганом «Пацаны, та мы им настукаемо» в канун матча футбольных сборных России и Украины, заставляет лишь предположить, какая бы судьба постигла вратаря Шовковского, если бы он, а не его российский коллега Филимонов, пропустил тот злосчастный мяч.
Тренд «не Россия» обретал всё новые, подчас весьма причудливые формы, которые в Москве предпочитали не замечать или подыгрывать им, воспринимая вопрос на входе в ресторанчик «Москалi серед вас е?» как невинную, даже забавную шалость «младших братьев».
Но, как это ни парадоксально, снобизм российского политического истеблишмента и экспертного сообщества в фазе острого кризиса в двусторонних отношениях в какой-то мере сыграл позитивную роль. У россиян не оказалось ни футбольных кричалок для украинского руководства, ни обидных прозвищ для украинцев, ни особого стремления их придумывать. Наверное, потому, что «наука ненависти» бывает востребованной, только если преподается подготовленным слушателям.
А вот на Украине ситуация сложилась другая. Практически все, кто занимался стратегическими исследованиями, изучением проблем гражданского общества или мировой политики, строили параллели и меридианы украинской внешней и внутренней политики, так или иначе отметились заверениями в презрении к «колорадам», радостью по поводу вынужденной эмиграции «ватников» и, конечно, сольным и хоровым исполнением безусловного «хита» фанатского творчества или лирической композиции о невозможности братства.
Тенденция налицо. Вернее, диагноз. Украинское экспертное сообщество на данном этапе, как представляется:
1) отличается крайне высокой степенью консолидации, но такая консолидация может считаться «пирровой победой», поскольку достигнута за счет игнорирования очевидного и деления собственных граждан на «человеков» и «недочеловеков»;
2) характеризуется крайней степенью неприятия иных точек зрения. Интересно, что на Украине всячески приветствуют любые проявления проукраинских выступлений представителей российской творческой интеллигенции, не упоминая о том, что было бы с пророссийскими акциями где-нибудь в Киеве. При этом никто из украинских музыкантов почему-то не стремится выступить перед «неправильными» жителями восточных регионов, не желая, видимо, «развлекать оккупантов и их пособников»;
3) планомерно занимается «абсолютизацией зла» в виде России. Такой подход вполне объясним, т.к. позволяет сконцентрировать весь негатив на российском руководстве и мотивировать тем самым нежелание вести диалог с населением Донбасса и Луганщины. Постоянно внедряется мысль, что Украина ведет войну с Россией, а сама Украина отражает агрессию, и это является основанием для ограничения прав граждан и подавления любого инакомыслия;
4) пытается обосновать «украиноцентричность», стремясь позиционировать Украину как авангард борьбы со «всемирным злом». Этот тезис дает основания требовать максимально широкой материальной и информационной поддержки всем «начинаниям» киевских властей, выражать протесты или клеймить позором те государства, кто осмеливается поддерживать контакты с Россией или общаться с российским Президентом;
5) любыми путями пытается избежать вопроса о своей ответственности за происходящее в стране.
В итоге всё, на что оказалось способным украинское экспертное сообщество, да и общество в целом, стал слоган «Единая Страна» на телеканалах, который достаточно быстро и бесславно исчез с большинства из них. Еще раз отметим: именно «Единая Страна», а не «Единый Народ». Видимо, даже в момент тяжелейших испытаний на Украине оказались неготовыми посчитать «неправильных жителей неправильных регионов» своими же собственными согражданами.
Возникает логичный вопрос: стоит ли внешним наблюдателям пытаться давать оценки действиям и заявлениям украинского экспертного сообщества, тем более в ситуации, когда эмоции и без того накалены до предела. Наверное, все-таки стоит, потому что проблема вышла далеко за рамки российско-украинских или внутриукраинских отношений и уже напрямую отражается на Приднестровье.
Достаточно напомнить, что с марта с.г. многие приднестровцы испытывают серьезные проблемы с пересечением украинской границы. В информационном пространстве Украины постоянно витают ужасы, живописующие приднестровскую военную угрозу, а приднестровские беспилотники пугают уже не только традиционно напуганных деятелей «информационного сопротивления» в силу их развитого воображения, но и украинских силовиков. Любые проявления сотрудничества с Россией воспринимаются на Украине теперь как угроза нацбезопасности, и поэтому такой ярлык пытаются повесить и на Приднестровье.
Вполне логично, что такая политика порождает ответные действия и фобии уже в Приднестровье. Теперь и приднестровцы ожидают нападения «Правого сектора», усиливают бдительность и готовятся отразить агрессию «украинских боевиков».
Мы не пытаемся найти ответ на вопрос о «правых и виноватых». Думаю, что большинство приднестровцев, как и автор этих строк, надеется на скорейшее восстановление мира и спокойствия в зоне конфликта, на нормализацию отношений между всеми вовлеченными в него субъектами. И на то, что разумный подход, а не сиюминутная конъюнктура и эмоции, будут преобладать в отношении Приднестровья.
Но нельзя не отметить, что острый конфликт, имеющий сейчас место, переходит в плоскость еще и экспертного противостояния, закрывая важнейший канал общения между гражданским обществом сторон. Очень сложно представить, как общаться с теми, кто вполне серьезно заявляет о том, что «хороший сепаратист – мертвый сепаратист», кто отходит от элементарной объективности, неся тем самым реальную угрозу региональной безопасности.
Уже можно говорить о том, что перспективы экспертного, гражданского, гуманитарного диалога между серьезными научными, академическими центрами России, Украины, Приднестровья и других стран становятся всё более призрачными. Разного рода «обмены письмами», выпады в соцсетях и пр. лишь усугубляют ситуацию. Происходит разрыв человеческих, профессиональных и иных контактов, последствия которого только предстоит оценивать – скорее всего, следующим поколениям:
Но вновь и вновь появится листва,
И наши дети вырастут и внуки,
А гром пальбы в любые торжества
Напомнит нам о той большой разлуке.
Хочется надеяться, что когда-нибудь последствия этого разрыва удастся преодолеть. Хотя, конечно, это будут совсем другие страны и эксперты…
Впрочем, было бы неверным заканчивать этот материал только на грустной ноте. По нашему мнению, пусть это покажется несколько странным, неплохие перспективы открываются перед классической дипломатией, представители которой в силу должностей обязаны общаться друг с другом. Возможно, именно официальный диалог и даст импульс возрождению неофициального, в котором не будет места взаимным оскорблениям, ярлыкам, прозвищам и т.п. Так, как это и должно быть у настоящих дипломатов.
Комментарии читателей (6):