Закон о государственном языке: действительно давно пора принимать меры

Государственная дума 16 февраля приняла сразу во втором и третьем чтениях правительственный законопроект о государственном языке, запрещающий использование иностранных слов, за исключением не имеющих аналогов в русском языке, при использовании русского языка как государственного органами власти всех уровней. Принятый документ комментирует директор Института русско-славянских исследований имени Н. Я. Данилевского Александр Буренков в своём Telegram-канале «Россия не Европа».

Существует мнение:

«Русскому языку не нужны запреты английских слов. Русский язык будет только богаче от них. А чрезмерная англизация будет преодолена не запретами, а развитием культуры на русском языке. Вот этим российская власть и должна заниматься – давать государственные бюджеты реальным культурным проектам, а не подчиненным западным вторичным колониальным образцам, как это происходит последние 25 лет».

Однако всё не так просто. Употребление иностранных слов – это средство манипуляции сознанием. Дело в том, что они не вызывают эмоционального всплеска подсознания и не анализируются человеком. Самый простой пример: киллер. Дословный перевод этого слова с английского – убийца. Но слово «убийца» имеет в русском языке резко негативную окраску, а киллер ничего, даже романтично. Поэтому можно оправдать что угодно, назвав это иностранным термином: сознание человека «не фильтрует» иностранные слова. Кроме того, при использовании массы иностранных слов среднестатистический гражданин просто перестаёт понимать, о чём идёт речь: например, вместо «на сегодняшнем саммите был проведен мониторинг проблемы» можно сказать: на сегодняшней встрече прошло рассмотрение (изучение) вопроса, но тогда надо объяснять, что именно было сделано. А саммит-мониторинг – поди разбери, чем вообще они там занимались… Конечно, эти нормы не должны распространяться на общепринятые технические термины, но это уже язык специалистов, там другая специфика.

Мы отмечали ранее: Франция – страна, которая представляет собой квинтэссенцию Западной цивилизации, соединяя в себе её романское, кельтское и германское начала. При этом Франция – это одна из стран, в которой наиболее активно борются с заимствованными словами. С 1975 года в стране действует законодательный акт о защите французского языка. Он призван оберегать язык от вторжения английского или всякого другого языка. Защита языка в этом законе понимается как защита национальной культуры. Язык, по признанию политиков на самом высшем уровне – это средство национального самосознания, способ национальной самоидентификации. Французская академия ежегодно утверждает новые лексические нормативы. Ещё сильнее чистоту языка отстаивают в Квебеке, франкоговорящей провинции Канады. Там ко всем англицизмам относятся крайне агрессивно. И это – реальная забота о своем языке внутри одной – Западной – цивилизации. В арабских странах новые явления и реалии также описываются за счёт средств собственного языка без иностранных заимствований (доля заимствований порядка 1%). Россия же с Петра I вообще открыла двери всему западному, даже родным языком высших сословий стал французский.

«Богаче» от английских слов русский язык не станет: в нашем языке есть все необходимые термины и уровень обобщений, который ставит эти языки на одну планку. В плане передачи эмоций, оттенков, художественного восприятия мира русский язык гораздо богаче английского.

Что же касается необходимости борьбы со «вторичными западными колониальными образцами», особенно в массовой поп-культуре, и прекращении финансирования тех, кто её продвигает, это абсолютно верный посыл. Наша культура должна развиваться на самобытной основе, а не подражать Западу (причём далеко не лучшим образцам). Вопрос в том, что оба пути – законодательное регулирование использования иностранных слов и борьба с западным засильем в культуре – взаимосвязаны и один не возможен без другого. Поэтому критика нового закона, как «в принципе не нужного», абсолютно лишена оснований.