Законодательное принятие более строгих мер по отношению к митингующим не привело в ряды оппозиции новых сторонников, лишь консолидировав к «Маршу миллионов-2» ранее уже участвующих в протестных акциях жителей. Также как и, согласно опросам общественного мнения, не прибавилось в России количества сторонников реформирования политического строя путём революций — подобный поворот событий по-прежнему пугает большинство жителей страны. Сами оппозиционеры также до сих пор не пришли к единому мнению относительно концепции той свободы, за которую выступают, и не имеют общего лидера, несмотря на появление в своих рядах новых игроков. Официальным же властям, в свою очередь, текущий вариант протестных настроений отчасти даже выгоден, так как он предоставляет удобную возможность идти на «уступки», которые в реальности помогут «оздоровлению» текущего строя и решению проблем «низовой коррупции», мешающей властной вертикали. Об этом в интервью корреспонденту ИА REX рассказал политолог, руководитель Центра анализа международной политики Института глобализации и социальных движений (ИГСО) Михаил Нейжмаков.
ИА REX: Если попытаться нарисовать портрет несистемной российской оппозиции, то кто/что на нём будет и почему?
Основная часть лидеров внесистемной оппозиции — либо политические ветераны из 1990-х —начала 2000-х (условно назовем их «оппозиционеры 90-х»), либо раскрученные в медиа и блогосфере фигуры, приобретшие широкую известность во второй половине «нулевых» («оппозиционеры нулевых»). Представители обеих групп очень часто — генералы без армии. За ними, подчас, нет достаточно массовых и разветвлённых организаций, а связь с массами протестующих, выходящих на крупнейшие московские митинги, у них весьма опосредованная. Поэтому в этой среде так востребован, в итоге, оказался Сергей Удальцов, у которого пусть и не такая большая, но своя «армия» активистов всё-таки есть. И кстати, лидеры системной и внесистемной оппозиции по одному признаку оказались недалеки друг от друга — пока они не являются признанными лидерами своей целевой аудитории. Они используют «заёмную» поддержку, часто их сторонники за них, потому что «против» кого-то или чего-то и потому что «других нет».
Есть и другая особенность. Сравним лидеров оппозиции конца 1980-х (например, состав Межрегиональной депутатской группы на первом съезде народных депутатов СССР) и «оппозиционеров нулевых». Состав МГД тоже был разношерстным, но даже там была выше доля людей, связанных с реальным производством и сферой госуправления (среди членов этой группы были будущий губернатор Ямала Юрий Неелов, на тот момент — председатель Сургутского райисполкома или уже избранный гендиректором Волжского объединения по производству легковых автомобилей Владимир Каданников), либо, по крайней мере, известных серьёзными достижениями в общественно-полезных областях (крупные ученые Андрей Сахаров, Аскар Акаев, Алексей Яблоков). «Оппозиционеры нулевых» — хорошие пиарщики, но большинство лидеров этого поколения, фамилии которых на слуху в Москве, подобным опытом и достижениями похвастаться не могут. Даже лидерам демократов эпохи распада СССР в итоге не хватило опыта для эффективного решения государственных задач. Возникает вопрос о рисках, которые принес бы теоретический приход во власти нового поколения нынешних внесистемных оппозиционеров.
ИА REX: Не считаете ли вы, что если убрать категорию «обличённостью властью», то по страсти политизировать все аспекты жизни российского общества оппозиционеры и государственные чиновники мало чем отличаются друг от друга?
Политика государственных властей за последние годы как раз заключалась в деполитизации многих сфер жизни, если говорить именно о политике публичной. Переводе многих проблем и конфликтов из публично-политической сферы в аппаратно-бюрократическую. Задачей-максимум лидеров внесистемной оппозиции в последние годы было как раз политизировать многие проблемы, акцентировать внимание не на локальных и социально-экономических, а на их политических аспектах (вспомним хотя бы Химкинский лес). Так что желание политизировать различные сферы жизни у лидеров оппозиции как раз заметно выше, чем у властей, но оно объясняется тенденциями последних лет.
ИА REX: Как вы думаете, общество пугает возможность революции, о которой заявляют некоторые оппозиционеры или, наоборот, данная идея находит всё больше последователей?
Согласно опросам Левада-центра от 25-29 мая 2012 года даже проходившие в Москве майские протестные акции оппозиции одобряло лишь 15% опрошенных (при 23% осуждающих и 51% не интересующихся и мало о них знающих). Если даже акции протеста оппозиции вызывают такую реакцию, что вряд ли революционные идеи могут получить широкое одобрение. Это согласуется и с предыдущими данными опросов «Левада-центра». Так, согласно опросу от 24-27 февраля 2012 года только 18% респондентов считали возможной в России «демократическую революцию, которая позволит передать власть в стране от коррумпированной бюрократии к избранным народом демократическим органам власти» и 67% считали такой путь развития событий определённо или скорее невозможным.
Даже радикальные действия на «Марше миллионов» 6 мая 2012 года скорее объясняются не радикализацией настроений среди противников власти. Просто при меньшем числе участников этого шествия по сравнению с крупными предыдущими, доля радикалов на нём оказалось большей, чем обычно.
Поэтому большинство населения скорее всё-таки пугает революция, чем вызывает надежды.
ИА REX: Официальные власти часто заявляют, что очередная революция в России выгодна Западу, но так ли это на самом деле? Например, выгодны ли оппозиционные выступления странам-потребителям российских ресурсов, ведь в перспективе это может означать срыв поставок и даже «энергетический хаос»?
Акции протеста могут быть выгодны Западу, потому что дают ещё один повод для международного давления на Россию и создают надежды на рост неуверенности российских лидеров. В то же время, элиты на Западе, видимо, не считают реальной смену власти в России — отсюда весьма благожелательное поведение Барака Обамы по отношению к Владимиру Путину в марте, сразу после его избрания. Возможно, есть и сомнения в том, насколько договороспособными могут быть новые лидеры России, те, кто реально мог бы взять власть в стране. В этом смысле, тезисы презентованного в мае 2012 года доклада Центра стратегических разработок о том, что России не грозит приход к власти националистического или лево-популистского лидера (вроде Уго Чавеса или Александра Лукашенко) может быть и попыткой убедить западные элиты — вам не стоит бояться ухода Путина.
В данный же момент позиция западных элит по отношению к правящему российскому режиму предполагает периодическое «проявление озабоченности» в связи с акциями протеста оппозиции, но не разрыв с Путиным.
ИА REX: Участившиеся заявления российских чиновников высшего ранга о необходимости «упорядочить» миграционные потоки и даже «приструнить» приезжих из азиатского и кавказского регионов просто PR-ход или повлечёт за собой какие-то конкретные действия? Возможно ли вообще остановить «лавину» гастарбайтерства?
Делать сейчас главную ставку на борьбу с нелегальной миграцией, дабы снизить протестные настроения в стране, власти явно не собираются. Даже в своей предвыборной статье «Россия — национальный вопрос» Путин предложил лишь весьма мягкие меры в отношении мигрантов, а ведь предвыборный период — это всегда время резких заявлений. Скорее всего, никаких особо жестких мер в отношении трудовых мигрантов из-за рубежа власти сейчас не планируют.
Остановить поток трудовых мигрантов в Россию невозможно, потому что здесь они востребованы — есть спрос на низкооплачиваемых рабочих, занятых в определенных сферах, куда местные жители по разным причинам не идут. Однако есть возможность снизить негативные последствия притока в страну мигрантов — не допустить появления в городах заселенных преимущественно мигрантами «гетто», неконтролируемых властями, жёстче контролировать въезд в страну, осторожнее подходить к предоставлению им гражданства.
ИА REX: Кого из публичных политиков/известных общественных деятелей с обеих сторон можно назвать реальным «политическим фриком» и почему?
Сейчас сложилось два главных образа «антигероев» — «коррумпированный бюрократ» и «экзальтированный оппозиционер». Отметим, что, участники фокус-групп, опрошенные сотрудниками Центра стратегических разработок для подготовки майского доклада, даже критикуя власти, не увидели в большинстве звёзд оппозиции реальных лидеров именно из-за их экзальтированного поведения — того же мартовского «хождения к фонтану». Соответственно, чем ближе в общественном сознании образ политика к одному из двух упомянутых «штампов», тем с большим отторжением его будут воспринимать.
Однако образы политиков сейчас ещё и неустойчивы. «Кто был крысой, стал тигром и львом», как сказано в одной песне 1980-х. Кто вчера был «фриком», сегодня может быть оценен по принципу «а он не так прост, как кажется». Ярчайший пример — Ксения Собчак. При по-прежнему высоком антирейтинге, число благожелательных отзывов о ней в среде тех же оппозиционных блогеров постепенно возрастает, а «активистка-Собчак» постепенно теснит «светскую львицу-Собчак» в сознании представителей этой среды.
ИА REX: Можно ли ожидать реформации современного политического строя в России руками действующей власти или оппозиционеры правы и сделать это смогут лишь новые игроки?
Традиционно с «новыми игроками», «молодой кровью» связывают много надежд. Тем не менее, примеров действительно результативных реформ, проведенных «новыми людьми» в современной истории не так много, как кажется. Вспомним конец 1980-х — начало 1990-х на постсоветском пространстве. Чем более «новым», далеким от прежней управленческой элиты был президент или губернатор, тем, как правило, быстрее в нём разочаровывалось население, которое уже не переизбирало его на второй срок (а часто такие люди не могли даже доработать до конца первого). Среди президентов в бывшем СССР вспомним политическую судьбу Абульфаза Эльчибея или Звиада Гамсахурдиа, в бывшем соцлагере — многих кумиров «бархатных революций» 80-х, того же Леха Валенсу. Вспомним как быстро завершилась карьера многих российских губернаторов, оказавшихся во власти в начале 1990-х именно как сторонники реформ. И кто в итоге был избран им на смену? Чаще всего — бывшие советские партийно-хозяйственные функционеры, в крайнем случае — представители той же советской управленческой прослойки, только второго эшелона. Те политики, от кого ещё за несколько лет до этого было принято «воротить нос», как от «уходящей натуры».
Сегодня слово «чиновник» в определённой среде стало едва ли не ругательным. Но скорее именно выходцы из среды госслужащих, а также управленцы из бизнеса, до сих пор избегавшие политики, будут составлять управленческую элиту в ближайшем будущем и проводить в стране необходимые изменения.
ИА REX: Надо ли вообще что-то реформировать или стоит идти по пути, предложенному некоторыми экспертами, и вместо митингов добиваться, чтобы уже существующие российские законы заработали по-настоящему, так как «там уже всё прописано»? Одним словом, что на ваш взгляд действенней — реформация через улицу или через суд?
Перефразируя старую рекламу, не все реформы одинаково полезны, а главное — одинаково целесообразны. Скажем, что даст возвращение губернаторских выборов? Наименее популярных губернаторов и так отстраняли от должности после неудач «Единой России» на выборах различных уровней в их областях, так что индикатор их неодобрения населением существовал. И обратим внимание — в тех регионах, где частая смена глав происходила в эпоху их назначения и в период выборов мало кто работал более одного срока. То есть нестабильность в регионе часто связана именно с объективно присущими ему социально-экономическими условиями, а не тем, что «отмена губернаторских выборов всё испортила».
Реформы под давлением улицы в этом смысле ничего не дают, потому что улица и сама не всегда может сформулировать, каких именно конкретных реформ она хочет. А те уступки, которые власти сами предложили в декабре именно под давлением уличных протестов, на самом деле проблем, поставленных протестующими, не решат.
Но есть шанс, что власти подтолкнёт к решению первоочередных проблем тот факт, что эти же проблемы работают против интересов самих властей. Например, из самых эгоистических соображений Путину (и его команде) придётся что-то делать с низовой коррупцией (с которой и сталкиваются граждане), так как она подрывает работоспособность самой «вертикали».
ИА REX: Если принять в России ряд реально «драконовских законов», которые «перекроют кислород» недовольным — это спровоцирует общество на ответные мощные действия или, наоборот, заставит замолчать? Готова ли митингующая Россия и не политизированные жители к тому варианту свободы, о необходимости которого заявляют?
Считается, что замалчивание политического (например, отсутствие острых тем и лидеров внесистемной оппозиции на федеральных телеканалах при позднем Путине и Медведеве) привело к тому, что протестные настроения выплеснулись на улицы. На деле, такая политика властям, как ни странно, помогла. Например, многие талантливые люди просто игнорировали политическую сферу, так что уровень оппонентов властей часто оставлял желать лучшего. Да и политический накал страстей не подогревался на самом сильном «информационном огне». В то же время, в «нулевые» такая стратегия властей совпадала с усталостью большей части общества от политики, желанием уйти в частную жизнь, сравнением реалий стабильных 2000-х с «лихими 90-ми».
Однако вышеупомянутые подходы — это сравнительно тонкие методы сдерживания оппозиции. Как сработают методы более прямые? Накануне «Марша миллионов-2» 12 июня 2012 года мы видели два проявления таких методов — ужесточение санкций за нарушение на митингах и обыски у лидеров оппозиции. Политики и журналисты высказывали два противоположных прогноза — оппозиция будет напугана или, напротив, граждане так возмутятся, что едва ли не сметут существующую власть. Реальность поколебала оба прогноза. Людей на «Марш миллионов-2» пришло больше, чем на «Марш миллионов-1» — что по независимым оценкам, что по оценкам ГУ МВД. Если судить по настроениям в блогосфере, возможно, упомянутый закон и действия против лидеров оппозиции тоже многих подтолкнули предпочесть митинг отдыху. Однако рекордов по многолюдности июньский митинг всё же не побил. То есть, дело было не столько в привлечении новых сторонников, сколько в мотивировании старых. Они уже ходили на зимние шествия, выходить на улицу накануне инаугурации посчитали уже бессмысленным, а майский ажиотаж и (частично) последние меры властей их вновь «разбудили».
При этом поправки в закон и попытки изолировать лидеров оппозиции действительно могли предотвратить радикальные действия на шествии — но не как самая действенная мера, а в числе прочих факторов. На фоне отмежевания лидеров оппозиции от участников прошлых беспорядков, даже часть радикалов ещё подумали, а стоит ли рисковать, если в итоге не получат защиты и помощи от своих.
Изоляция лидеров оппозиции подняла авторитет этих политиков в среде сторонников. Однако, отсутствуя на акции, они уже никак не могли использовать возможные беспорядки в собственных пропагандистских целях, к тому же, рискуя излишне повысить внимание прессы к Сергею Удальцову, который на шествие всё-таки пришел.
Таким образом, более прямые меры противодействия оппозиции градус протеста пока не сбивают, но и «убийственного» для властей возмущения не порождают. Сложилась целевая аудитория посетителей столичных митингов — явка на крупнейших митингах колеблется в зависимости от того, насколько эта аудитория «разогрета». При этом аудитория немаленькая (по сравнению с посетителями митингов несколько лет назад), но всё равно ограниченная. Можно ещё отметить, что самых жестких методов борьбы с оппозицией власти так и не применили (слезоточивый газ, водометы, действительно массовые задержания активистов перед митингами по типу операций «Заслон»). Только какой смысл для властей их применять, если нынешние митинги, даже крупнейшие, не представляют для них реальной опасности?
Не все на улице сами до конца определились, как конкретно они видят свободу, за которую борются. Но история показывает, что запрос на «оттепель» после наступления таковой быстро оттесняется запросом на порядок, пусть подчас и немного в другой «упаковке».
Нейжмаков Михаил
Комментарии читателей (0):