Почему и как Россия поворачивает на Восток?

В последнее время появляется мнение, противопоставляющее «белые» верхи «красным» низам. Кое-что в этом ухвачено верно, но додумано не до конца. Классовый фактор в этих рассуждениях бессилен без цивилизационного, который проявляет себя в развороте на Восток. Низы этот разворот поддерживают, верхи – в значительной степени сопротивляются. Между тем, сам факт этого разворота – следствие банкротства европейского вектора, взятого еще послевоенной советской элитой. Глобальный план Римского клуба, сопровождение которого советский премьер Алексей Косыгин осуществлял через своего зятя Джермена Гвишиани, предполагал полную или частичную европейскую интеграцию. Продолжившись в 90-е и в начале 2000-х годов, этот курс поставил страну на грань катастрофы. В утечках из Хьюстонского проекта, разработанного в недрах Института проблем Сложности (Санта-Фе, США) прямо предлагалась проработка отдельной политики для отдельных крупных регионов, ибо сохранение единства России нашим «заклятым партнерам» тогда представлялось эфемерным.

Мюнхенская речь Владимира Путина – это ответ не только на расширение ЕС и НАТО, но и на привезенное в 2006 году князем Монако Альбером II предложение входить в Европу по частям, отделив для начала Северный Кавказ. Навстречу последовали совместные действия с Китаем в ходе финансового кризиса 2008-2009 годов и определяющие договоренности с Си Цзиньпином, достигнутые в марте 2010 года, в ходе недельных контактов тогдашних «вторых лиц» и будущих лидеров в Завидово.

Сейчас поворот на Восток приобрел инерцию и потенциал, который и привел в действие механизм столетних перемен, о чем Си Цзиньпин недавно говорил в Москве. Не допустить их западные элиты пытались с помощью проекта «ковид», который ударил и по Китаю, и по России, вызвав к жизни как внутренние, так и внешние очистительные процессы. Сатирический афоризм, что «начав СВО, доктор Путин за один день вылечил мир от ковида», гораздо ближе к действительности, чем это может показаться.

Внутренний аспект украинского кризиса – интеграционный. Китайский посол во Франции Лу Шайе конечно же не случайно засветил неполноценность постсоветских суверенитетов. Спецпредставитель Китая Ли Хуэй тоже не случайно опроверг The Wall-Street Journal насчет новых границ; однако это американское издание – отнюдь не районная многотиражка, чтобы распространять фейки. Год назад Путин предупредил киевские власти, что ход событий может не оставить места украинской государственности. А официальный Пекин, хотя и обозначает разницу между Украиной и Тайванем, привязываясь к формально-правовой легитимности, но настаивает на «исторической» подоплеке украинского конфликта, расширяя с Россией не только военно-техническое, но и военное взаимодействие.

Что здесь особенно важно? То, что как «право – это воля господствующего класса, возведенная в закон», так и мировой порядок - возведенная в международное право воля гегемона. Отсюда - выходы на новый миропорядок с новым международным правом, которое с крахом гегемонии узаконит все потери и приобретения. Ну и понятно, что такая рокировка всегда опирается на силовой ресурс. В этом нынешний раунд отличается только ядерным фактором. Поэтому Западом предложена «многоэтажная» режиссура начинающейся ныне глобальной конфронтации. Предполагается сделать Третью мировую войну вялотекущей серией локальных конфликтов, чтобы при обострении любого из них до ядерной эскалации, его можно было бы ограничить региональными рамками, избежав распространения на весь мир. Впрочем, в самое последнее время, рассматривается и альтернатива этому плану в виде полномасштабного нападения на Россию с блицкригом на стратегическую глубину и учетом ошибок, сделанных в свое время вермахтом. Проблема у них здесь в том, что подменить равновесие в сфере стратегических ядерных сил (СЯС) гегемонией в так называемом глобальном неядерном ударе не представляется возможным. И остаются зашкаливающие риски всеобщей катастрофы.

Отсюда внешний аспект событий на Украине – такая трансформация миропорядка, которая отодвинет Запад в ареал его естественного обитания и если не снимет, то уменьшит угрозу большой войны. Локальные конфликты, если в них не удается обуздать агрессора, всегда предшествуют глобальным, мы это помним по множеству противоположных примеров – от успеха на Халхин-Голе до неудач в испанской и финской войнах. Поэтому оборонительный формат СВО скорее всего – временное явление; между решительностью разгрома локальной марионетки и угрозой большой войны существует обратно пропорциональная зависимость.

Почему Запад форсирует военные приготовления? Во-первых, как ни обещали не попадать в ловушку Фукидида, — все равно попали. К 2028 году Китай обойдет США в экономической мощи, а годом раньше будет способен победить их на театре военных действий (ТВД) АТР. Времени у Вашингтона все меньше. Вот и расширяют ТВД до Индо-Тихоокеанского, рассчитывая охватить Евразию «кольцом анаконды». И дотянуться этим «поясом» до Европы, замкнув эту удавку.

Во-вторых, провалилась, по Бжезинскому, гегемония в Евразии неевразийской державы – США. Российско-китайские отношения, вопреки еще и Киссинджеру, намного теснее и ближе, чем с Вашингтоном. Поэтому активизируется блоковое строительство в Азии. Однако вести, как раньше, «две с половиной войны» Америка уже не в состоянии; нарастающая неопределенность перспектив вовлеченности на Украине осложнится уже с 1 сентября, с началом в США нового финансового года. По сути, Россия обеспечила Китаю благоприятные условия для транзита, кардинально укрепившего позиции Си Цзиньпина. Теперь наступает новый этап, в котором Вашингтон поставлен на растяжку. Лихорадочная активность американской дипломатии в АТР – мера ее болезненности и «перегруза». Особенно в преддверие президентских выборов.

В-третьих, утечки с первого после ковида очного годового заседания Трехсторонней комиссии в Дели (10-12 марта) говорят о планах реиндустриализации Запада в противостоянии с Востоком. И сам подобный формат указывает на их антикитайскую и антироссийскую направленность. Что и подтвердил хиросимский саммит «Большой семерки», которая выступает рупором Трехсторонней комиссии. То, что там обсуждалось, очень похоже на предвоенное эмбарго.

Ответами Вашингтона Китаю на саудовско-иранское урегулирование, ирано-израильские переговоры в Гонконге и Шанхае, на активизацию контактов на европейском направлении, служат попытки дестабилизации Израиля, а также «возвратного» поджога Афганистана с помощью раскола Талибана (организация, деятельность которой запрещена в РФ), которые уже привели к обострению на ирано-афганской границе. Крупная игра, в которую Вашингтоном вовлекается Индия, ведется и с восточной стороны, вокруг Пакистана. В этой связи особое внимание привлекают переговоры на полях подмосковной Международной встречи по безопасности секретаря российского Совбеза Николая Патрушева с куратором силовых структур ЦК КПК Чэнь Вэньцином.

Важнейшее значение приобретает ситуация в Закавказье и особенно в Средней Азии. Информационный шум, поднятый вокруг сианьского форума Китай – Центральная Азия, рассчитан на то, чтобы выдернуть его из общего контекста, хорошо заметного и по челночным передвижениям среднеазиатских лидеров строем между Москвой и Пекином, и по казанскому саммиту Россия – исламский мир, и по второму форуму ЕАЭС. А также по предстоящему третьему форуму «Пояса и пути».

Какие выводы?

Первое. Геополитика Запада строится на лимитрофной экспансии Римленда вглубь Хартленда. Отсюда подогреваемое Западом русофобство этнократических режимов постсоветской периферии. В зависимости от итогов СВО, эта тенденция либо получит необратимость, либо развернется в интеграционное русло. Надо понимать, что в 1991 году, в результате сохранения Российской Федерации, произошел не распад, а полураспад СССР. Или он возобновится и пройдет до конца, или с нынешней точки бифуркации начнутся обратные процессы.

Второе. С восточным поворотом нашей страны меняется весь глобальный геополитический баланс. В отличие от России – «коренного» Хартленда, географические и этно-цивилизационные особенности Китая не исключают принадлежности как к Хартленду, так и к Римленду – всей страны или ее южной части. Мерой выбора Си Цзиньпина являются итоги XX съезда КПК, вычистившие из руководства страны большинство сторонников второго варианта, они же – прозападные элементы. Именно поэтому российско-китайскому альянсу, нет никакой разумной альтернативы. Особенно в нынешней ситуации.

Третье. Любые результаты СВО, кроме выполнения ее заявленных целей, являются нашим серьезным геополитическим поражением, усиливающим внешние и внутренние риски.

И четвертое. Российско-китайское взаимодействие в Средней Азии носит взаимодополняющий характер. Москва нуждается в культурном влиянии и интеграционных процессах, Пекин – в природных ресурсах и логистике транзита. Общий интерес – в стабильности. Укрепляющим фактором здесь служат итоги выборов в Турции, осложняющим - дестабилизация вокруг Афганистана, запускаемая Вашингтоном и Лондоном с помощью сохранившейся в регионе британской колониальной инфраструктуры влияния.