Футуризм, акмеизм и символизм изнутри

Монография американского слависта Джонатана Стоуна (Ланкастер) стремиться рассмотреть сложные взаимосвязи, лежащие внутри отечественной культуры рубежа XIX–XX вв., в первую очередь через формы ее самопрезентации. По мнению ученого, «все историко-концептуальное развитие русского символизма неотделимо от истории его появления в печати, институтов публикации и представления читателю» и, одновременно, формирования читателя, что было немаловажно особенно в период появления нового течения, когда оно стало объектом не лишенной основания пристрастной критики.

В контексте издательской деятельности «футуристская книга выступала гипертрофированной преемницей символистской книги, карнавальным отражением внешней формы символизма». Сложнее (и опаснее!) был акмеизм, который «скорее являл собой экзистенциальную угрозу для символистской репрезентации русской модернистской эстетики». В качестве примера Стоун приводит издание дебютного сборника стихов Осипа Мандельштама «Камень», который «воплотил акмеистскую концепцию поэтической книги при помощи структурных принципов, составляющих суть символистской книги. Беря за основу тщательно проработанную, продуманную архитектуру символистских публикаций, книга Мандельштама излучает такое чувство связанности, которое превосходит всю сумму сближений в творчестве любого символиста».

Вместе с тем, футуристическая и акмеистическая альтернативы символизму позволила декадентам «более гибко лавировать в широком спектре художественных методов и легче внедрять в свои публикации элементы других изводов модернизма». Парадоксально, но вызванный ими кризис символизма стал благом для последнего, так как существенно расширил эстетические возможности для его носителей.

Касаясь критики символизма, ученый не ограничивается анализом полемики, развернувшейся на страницах периодики или в ходе собственно издательской деятельности. Он приводит примеры частных оценок новой прозы и поэзии. В частности, Стоун цитирует пародию на стихотворение Валерия Брюсова «Творчество», которую сочинил отец поэта Яков Кузьмич:

Продыравленные доски / В непрозрачной глубине / Как китайские киоски / С милым личиком в окне

И любовью озаренный / С милым личиком в окне / Слышу звук я ослепленный / Приходи скорей ко мне.

А знаменитое одностишие сына «О закрой свои бледные ноги» удостоилось следующего отзыва:

Как люблю из-под поднятых ног / Любоваться на белый чулок.

Думается, благодаря анализу символизма через культуру повседневности, предпринятую ученым, становятся понятны новые смыслы старого явления, не в последнюю очередь заслоненные чеканным профилем его основателя.