Глава МИД Турции Мевлют Чавушоглу на встрече глав МИД стран — членов НАТО в Бухаресте обозначил многозначительную геополитическую формулу. «Необходимо начать новый процесс расширения Евросоюза, он должен распространяться от Балкан до Грузии, достигать Украины и Молдавии, — заявил он. — Но данный регион не может быть полным без участия в нем Турции». В то же время он указал, что «ситуация на Украине говорит о необходимости переформатирования архитектуры безопасности в Европе». Но ЕС, если перефразировать мнение норвежского социолога Йохана Галтунга, является «невоенной суперсилой» (nonmilitary superpower), позиционирует себя в качестве ненасильственного инструментария, призванного выступать за посредничество в разрешении конфликтов с использованием принципов и обязательств ОБСЕ, принимает долгосрочные экономические решения с целью преодоления политических проблем.
Другое дело, если переформатирования архитектуры безопасности в Европе относить исключительно к сфере компетенции НАТО, однако это уже ария из другой политической оперы. Это первое. Второе. Чавушоглу, говоря, что расширение ЕС на восток за счет участия Украины, Молдавии и Грузии будет неполным без участия Турции, вступает в полемику с канцлером Германии Олафом Шольцем, который в середине октября на съезде Партии европейских социалистов заявил о «необходимости расширения Евросоюза до 30 или 36 государств и с 500 миллионами проживающих в нем свободных и равноправных граждан», чтобы еще «больше усилить свое влияние в мире и создать новую геополитическую Европу». Правда, Шольц в контексте расширения ЕС на восток обошелся без конкретики.
Однако надо полагать, что речь шла не только и не столько об Украине, Молдавии и, возможно, Грузии, но и о других странах постсоветского пространства, включая Россию. При этом, по Шольцу, участие Турции, являющейся многолетним кандидатом на членство в Евросоюз, в теоретически предполагаемом альянсе не предполагается. Что же касается Москвы, то неясно, как Берлин планирует выстраивать с ней партнерство, особенно после кризиса на Украине.
Много проблем появилось и в связи с польским проектом возрождения новой Речи Посполитой, который обозначил проблему кризиса лидерства на континенте. В такой ситуации Анкара пытается вписаться в «европейский ансамбль», рассчитывая, что создание на ее территории мощного энергетического хаба, формирование центра, через который проходят торговые пути как по линии «Север — Юг», так и по линии «Запад — Восток», увеличивает ее шансы на членство в ЕС. Парадокс ситуации в том, что Турция хорошо понимает: ее никогда не примут в Европу и ей уготовлена позиция «вечного кандидата», ведь успешно торговать с ЕС можно, и не вступая в эту организацию. Быть «желанным партнером» — милости просим, и не более того. Не приглашают Анкару и к участию в работе над новой общеевропейской архитектурой безопасности, хотя турецкий президент Реджеп Тайип Эрдоган, выступая перед активистами правящей Партии справедливости и развития, говорил, что «Турция стремится строить свое будущее вместе с Европой и полна решимости интегрироваться в ЕС», отметив в то же время готовность «активно сотрудничать с США в решении региональных и глобальных проблем». Он также считает, что «границы Турции — это границы НАТО».
С этим никто не спорит. Однако когда Анкара заявляет, что «южные рубежи страны — это и граница ЕС», с этим не согласны многие в Евросоюзе и НАТО, в частности Франция и Греция. В итоге Турция оказывается в зоне геополитической неопределенности, всё больше отдаляясь от Запада, но не примыкая полностью к Востоку. Напомним, в 2015 году Эрдоган констатировал, что его страну больше не интересует проблема вступления в ЕС. Через два года (вскоре после внесения поправок в турецкую Конституцию, превративших ее в президентскую республику) Европарламент призвал Еврокомиссию приостановить переговоры о принятии Турции. Но уже в марте 2018 года Эрдоган назвал вступление в Евросоюз стратегической целью страны. Как пишет французский журнал Le Point, «турецкая дипломатия переживает кризисы жанров действий: с одной стороны, велико желание быть «мостом» между Европой и Ближним Востоком, с другой — имеет место реанимация геополитического прошлого с его империализмом и стремлением стать одним из центров нового миропорядка». Поэтому при таких амбициях сложно представить, чтобы Анкара в случае принятия ее в ЕС уступила Брюсселю заметную часть своего национального суверенитета.
Вот почему «реверансы» турецкого руководства в сторону «коллективного Запада» или ЕС во многом, как правило, связаны с теми или иными трениями преимущественно в турецко-российских отношениях. Очередная порция «евронамерений» со стороны Анкары на постсоветском пространстве выглядит попыткой продемонстрировать Москве наличие «запасного пути» — на Запад в рамках всё той же многовекторной политики. А поверят ли западные союзники заверениям Турции о стремлении «строить свое будущее вместе с Европой» и готовности «активно сотрудничать с США»? Вряд ли. Хотя бы потому, что пока еще никто не знает, как будет выглядеть в ближайшем будущем система европейской безопасности. Прежних условий уже нет, новые еще не появились. Как подмечает турецкое здание Yeni Safak, «Турции в очередной раз придется доказывать, что является частью Европы», но «услышит ли Запад ее доводы»? Что касается России, то она их понимает, однако указывает Анкаре на необходимость совместно обозначать имеющиеся опасения в сфере обеспечения национальной безопасности, а формирование Турцией исключительно натоцентричной и евроцентричной является дорогой в неопределенное будущее.
Пока же для Эрдогана ставки на вступление в ЕС высоки. Даже условно ведя переговоры о вступлении в Евросоюз, он формально привязывает свою страну ближе к Западу и в то же время стремится сохранить исламскую идентичность страны. Получится ли?
Тарасов Станислав
Комментарии читателей (0):