Почему Сталин не принял летом 1945-го эмиссара японского императора

Летом 1945 г. беспокойство японского правительства и верховного командования по поводу перспективы вступления СССР в войну с Японией усиливалось. Было решено предпринять решительные шаги с тем, чтобы установить контакт с лидерами СССР, перейти от осторожного дипломатического зондирования к прямому политическому диалогу с высшими советскими руководителями.

10 июля министр иностранных дел Японии Сигэнори Того на заседании кабинета министров после соответствующих консультаций с младшим братом императора Такамацу, председателем Тайного совета Киитиро Хиранума и премьер-министром Кантаро Судзуки предложил направить в Москву в качестве специального эмиссара императора принадлежавшего к древней аристократической фамилии бывшего премьер-министра Японии князя Фумимаро Коноэ. Согласие самого Коноэ на такую поездку Того получил 8 июля во время личной встречи.

Правительство согласилось с предложением министра иностранных дел. 12 июля поездку Коноэ в Москву официально санкционировал император Хирохито. Вслед за этим Того направил послу Японии в Москве Наотакэ Сато срочную телеграмму, в которой сообщал о принятом решении и поручал посетить наркома иностранных дел СССР Вячеслава Молотова и поставить вопрос о желании Токио направить в Советский Союз специального японского представителя.

Однако среди японских лидеров не было достигнуто согласия по главному вопросу — с чем должен был направиться в Москву Коноэ. Между военным министром, с одной стороны, и министром иностранных дел, с другой, возник спор по поводу перспектив Японии в войне. Военный министр утверждал, что «пока речь не идет о поражении Японии». Его оппоненты же считали, что «необходимо проявить заботу и на случай наихудшего развития ситуации».

Учитывая эти разногласия, Коноэ не пожелал связывать себя той или иной позицией и заявил: «Мне не нужны никакие инструкции, я намерен ехать без заранее принятых решений. Я намерен по итогам поездки в Москву непосредственно передать императору то, что думает Сталин».

Мнение противников безоговорочной капитуляции было учтено при составлении послания императора, которое надлежало доставить в Москву. Оно было составлено в общих словах о стремлении императора «положить скорее конец войне». Указывалось, что, ввиду требования США и Великобритании о безоговорочной капитуляции, Япония вынуждена вести войну до конца, что неизбежно приведет «к усиленному кровопролитию». В заключение послания император «изъявил пожелание, чтобы на благо человечества в кратчайший срок был восстановлен мир». Необычность послания императора состояла в том, что оно не было никому адресовано.

13 июля Того предложил послу СССР в Японии Якову Малику встретиться, однако последний, сославшись на недомогание, предложил направить в японский МИД советника посольства П. Анурова.

Из телеграммы Малика в НКИД СССР от 13 июля 1945 г.:

«По возвращении Анурова из МИД он по моему поручению ответил Андо (работник МИД Японии — А.К.), что если будет сочтено возможным, чтобы Андо посетил посла, лежащего в постели больным, то Андо может прибыть в квартиру посла после 2 часов дня; МИД, конечно, согласился. Андо прибыл и, сидя у моей постели (я в это время лежал в постели), изложил по поручению Того следующее заявление: «Его Величество император Японии Высочайший принял решение о командировании князя Коноэ в Москву с личным письмом императора, в котором изложен вопрос окончания войны Японией, и для того, чтобы лично обсудить с советским правительством этот вопрос.

Одновременно японский посол в Москве Сато сделает заявление по этому вопросу непосредственно советскому правительству. Министр поручил просить господина посла в свою очередь известить об этой миссии Коноэ свое правительство и оказать необходимое содействие».

На вопрос, в чем конкретно выразится миссия Коноэ, Андо указал, что в первую очередь передать пожелание императора об окончании войны, изложенное в специальном письме, и, во-вторых, обменяться мнениями с советским правительством по этому вопросу.

На замечание, чем вызвано подобное обращение к Советскому Союзу и какова его роль должна быть, по мнению японской стороны, — посредника между воюющими странами, что ли? — Андо ответил: «Полагается, что советское правительство имеет свое мнение по этому вопросу, а миссия Коноэ изложит мнение и пожелание императора. Мнение японской стороны о роли советского правительства в этом вопросе находится еще в стадии решения, и я не могу сейчас Вам изложить этого. Я еще не выслушал мнение министра об этом». Наше уточняющее замечание: «Я понимаю так, что господину Андо поручено министром иностранных дел Японии господином Того передать мне пожелание Его Величества императора Японии послать в Москву с особой миссией и личным письмом императора Его сиятельство князя Коноэ. Вопрос пока в этой стадии. Так ли это?» Андо ответил: «Да, точно так. Император вкладывает в эту миссию цель ведения переговоров об окончании войны», — добавил он.

Я просил Андо передать министру, что при первой возможности уведомлю свое правительство об этом пожелании императора.

Андо в заключение заметил, что нечего и говорить о том, что японское правительство относится к этому мероприятию сугубо конфиденциально и просит советское правительство понимать это пока только так.

Я ответил, что это, конечно, само собой разумеется».

Одновременно 13 июля посол Сато посетил заместителя наркома иностранных дел СССР Соломона Лозовского и вручил ему письмо на имя Молотова, в котором сообщалось о желании японского императора направить в СССР князя Коноэ в качестве своего официального представителя. При этом было передано и вышеупомянутое письменное послание Хирохито о стремлении «положить конец войне». К этому времени советское правительство было официально проинформировано послом Сато о готовности и желании японского правительства «идти на заключение соглашения вплоть до пакта о ненападении».

Согласие на приезд Коноэ в Москву в качестве специального посланника японского императора означало начало официальных переговоров Москвы с Токио. Сталин же счел целесообразным уклониться от любых контактов с официальными представителями японского правительства. Передать точку зрения советского правительства по поводу миссии Коноэ было поручено Лозовскому. 18 июля он направил послу Сато письмо следующего содержания:

«Уважаемый г-н посол,

настоящим подтверждаю получение Вашей ноты от 13 июля и послания императора Японии.

По поручению советского правительства имею честь обратить Ваше внимание на то обстоятельство, что высказанные в послании императора Японии соображения имеют общую форму и не содержат каких-либо конкретных предложений. Советскому правительству представляется неясным также, в чем заключаются задачи миссии князя Коноэ.

Ввиду изложенного советское правительство не видит возможности дать какой-либо определенный ответ по поводу миссии князя Коноэ, о которой говорится в Вашей ноте от 13 июля.

Примите, г-н посол, уверения в моем весьма высоком уважении».

Хотя из сообщения советского правительства было ясно, что Москва стремится уйти от ответа о приеме специального посланника японского императора, в Токио восприняли занятую Москвой позицию не как окончательную, а как промежуточную. Было принято решение положить конец дипломатическим недомолвкам и иносказаниям и прямо сообщить о желании японского правительства просить посредничества советского правительства с целью окончания войны на определенных условиях. 25 июля по поручению Того посол Сато информировал Лозовского о задачах миссии Коноэ, указав, что речь пойдет о «прекращении кровопролитной войны». Однако об условиях и процедуре окончания войны вновь ничего сказано не было. Сато лишь просил «выслушать Коноэ». О содержании этого запроса японского правительства Лозовский следующим образом информировал посла Малика: «Принял Сато 25 июля. Он заявил, что поскольку советское правительство не дало определенного ответа на послание императора, так как «ни в задачах миссии Коноэ, ни в послании императора не содержится что-либо конкретное», то он хочет довести до сведения советского правительства следующее:

Миссия Коноэ имеет задачи:

• просить посредничества советского правительства положить конец нынешней войне;
• укрепить японо-советские отношения, что будет основой внешней политики Японии во время войны и после войны.

Сато сказал, что Коноэ едет с конкретными предложениями, как по первому, так и по второму пункту. Он добавил, что Коноэ пользуется особым доверием дворца и занимает выдающееся место среди политических кругов Японии. Он едет по личному желанию и поручению императора, и японское правительство просит благожелательного посредничества советского правительства.

Сато несколько раз подчеркивал, что задачи миссии Коноэ обширны, и, чтобы облегчить осуществление посредничества советского правительства, Коноэ сможет углубиться в обсуждение вопросов, касающихся будущего японо-советских отношений. Посылая Коноэ в СССР, японское правительство преследует хорошую цель — прекратить кровопролитную войну. Лично Сато просит моего содействия, чтобы советское правительство нашло возможным выслушать Коноэ. Он просит дать ответ на это предложение. Я обещал сообщить об этом своему правительству».

Последняя попытка привлечь СССР к «посредничеству» с целью затруднить его вступление в войну была предпринята японским руководством уже после обнародования 26 июля 1945 г. Потсдамской декларации об условиях капитуляции Японии перед США, Великобританией и Китаем.

Отсутствие под Потсдамской декларацией подписи Советского Союза во многом определило отношение к ней японского правительства, удерживало японских лидеров от незамедлительного принятия декларации, позволяло им сохранять надежду на возможность продолжения войны, ибо в Японии неизбежность поражения связывали лишь со вступлением в нее СССР. После опубликования декларации и обсуждения ее текста на совещании Высшего совета по руководству войной Того телеграфировал 27 июля послу Сато: «Позиция, занятая Советским Союзом в отношении Потсдамской совместной декларации, будет с этого момента влиять на наши действия». Послу предписывалось срочно выяснить, «какие шаги Советский Союз предпримет против японской империи».

28 июля японское правительство отвергло Потсдамскую декларацию, заявив о намерении «продолжать движение вперед для успешного завершения войны». Продолжение в этих условиях зондажа позиции советского правительства теряло смысл. Тем не менее Токио стремился использовать последний шанс на посредничество Сталина в целях избежать безоговорочной капитуляции. Дело дошло до того, что японское правительство ради этого просило правительство СССР изложить свои «пожелания и указания». В этот критический для империи момент японское правительство было уже готово идти на удовлетворение любых требований СССР, в том числе территориальных.

Об этом, по сути дела, заявил 30 июля заместителю министра иностранных дел СССР Лозовскому японский посол Сато. Причем речь шла о просьбе, чтобы на переговорах с руководителями союзных государств в Потсдаме Сталин занял благоприятную Японии позицию, учел ее пожелания.

31 июля Лозовский следующим образом сообщил о содержании разговора с Сато послу Малику:

«Ко мне 30 июля обратился Сато за ответом по вопросу о посредничестве.

Я сказал, что для ответа требуется известное время. Сегодня, к сожалению, я не могу дать ответ послу.

Сато заявил, что 26 июля Трумэн, Черчилль и Чан Кайши опубликовали обращение к японскому правительству, содержащее в себе намерение навязать Японии безоговорочную капитуляцию. Однако японское правительство придерживается своего мнения. Япония не может сдаться на таких условиях. Если честь и существование Японии будут сохранены, то японское правительство для прекращения войны проявит весьма широкую примиренческую позицию. Сато просит, чтобы тов. Сталин учел эти пожелания. Далее Сато пояснил, что Коноэ едет с широкими полномочиями для обмена мнениями с советским правительством в широких пределах по вопросу о том, как японское правительство желает снова строить мир на Дальнем Востоке. Он хочет знать, не будет ли со стороны советского правительства тех или иных пожеланий или указаний.

В заключение Сато сказал, что у него имеются опасения, что обращение Трумэна, Черчилля и Чан Кайши может помешать посредничеству. Однако, поскольку руководители советского правительства находятся в Берлине, то он надеется, что они уделят соответствующее внимание этому вопросу и устранят помехи. Сато просил меня довести об этом до сведения советского правительства возможно скорее.

Я сказал, что постараюсь довести его заявление до сведения советского правительства еще сегодня, если этому представится малейшая возможность».

К этому времени советское руководство приняло окончательное решение выступить против Японии на стороне союзников. Поэтому дипломатические шаги японского правительства уже не имели для Сталина серьезного значения. Впоследствии Того признал, что попытки Японии привлечь СССР к посредничеству в окончании войны были запоздалыми и не могли привести к успеху. Того писал в своих мемуарах:

«…Позиция Японии и особенно японской армии в течение многих лет вызывала у русских сильнейшие подозрения и обусловила их твердую решимость нейтрализовать нашу страну. Поэтому Япония не только не могла питать реальных надежд на проявление какой-либо благосклонности со стороны СССР, но должна была понимать, что, когда истощение ее национального потенциала в ходе войны станет очевидным, он вместо переговоров с нею, вероятно, окончательно солидаризируется с Соединенными Штатами и Англией с целью принять участие в дележе плодов победы. В тот момент, когда СССР был связан тесными узами с Америкой и Англией, нам уже было слишком поздно строить какие-либо планы в попытке побудить его действовать в наших интересах. Даже наши усилия, направленные на то, чтобы убедить СССР придерживаться нейтралитета, могли быть вознаграждены только в том случае, если бы они прилагались в то время, когда Япония еще сохраняла какие-то резервы могущества. И если бы она была готова предложить щедрый quid pro quo за любые виды содействия. В этот момент важно было обеспечить достижение единого мнения по названным аспектам данной проблемы в самой Японии».

С мнением бывшего министра можно согласиться лишь частично. Делая упор на то, что основной целью советского руководства при вступлении в войну было якобы стремление «принять участие в дележе плодов победы», Того уводит читателя от главного. Это главное состоит в том, что СССР в первую очередь стремился выполнить свой союзнический долг, как можно скорее завершить Вторую мировую войну и, разгромив милитаристскую Японию, надолго обеспечить безопасность своих дальневосточных границ. Что же касается «плодов победы», то, как убедительно свидетельствуют факты и документы, СССР мог получить их и без вступления в войну в случае отхода от союзнических обязательств. Отказ советского руководства от весьма щедрых японских посулов и предложений свидетельствовал о честности его позиции, стремлении искоренить человеконенавистническую идеологию не только германского фашизма, но и японского милитаризма. Сделать это было возможно лишь в результате военного разгрома носителей этой идеологии объединенными силами сложившейся в годы войны коалиции союзных держав.