Великий Октябрь и Коминтерн как проектная альтернатива ультраимпериализму

Октябрь стал не только социалистической, но и национально-освободительной революцией. Эту ипостась Великой Октябрьской социалистической революции, соединившей борьбу за социализм с борьбой за национальное освобождение и возрождение, советская общественная наука упустила, а нынешняя, российская, – даже не игнорирует, а систематически, цинично и планомерно извращает в классовых интересах современной правящей элиты.

Чем глубже мы погружаемся в капитализм – тем яснее становится историческая правота Великого Октября. Наглядный пример: после рукотворного кризиса 2008-2009 годов на Западе резко вырос интерес к марксизму, и сочинения классиков с тех пор пережили несколько новых изданий. Однако не все так просто. Ренессанс марксизма на Западе – удел элитарных кругов; остальным – привычная либеральная жвачка из курса политологии.

Вот как это раскрыто в работах Стивена Манна. Это директор Института проблем сложности в Санта-Фе (think tank, занимающийся разработкой и внедрением методов управления хаосом), работал экс-заместителем руководителя отдела политического планирования Госдепа США.

«…Мы усиливаем хаос, когда содействуем демократии, рыночным реформам, когда развиваем СМИ через частный сектор». И еще более яркое признание: «…Что такое идеология, если не вирус человеческой программы? …В качестве основы принято решение заразить население – объект нападения идеологиями демократического плюрализма и уважения прав человека». Видите, какое внимание отводится демократии и рынку для внутреннего подрыва незападных стран?

«Заразить врага идеологиями демократического плюрализма и прав человека», умри, лучше не скажешь! Так что К. Маркс с В.И. Лениным западным элитам нужны ради правды о том, как все устроено на самом деле. Но не чтобы по ней жить, а чтобы с ее помощью управлять и манипулировать миром. Помните, как пресс-секретарь Дмитрий Песков отреагировал на столетие Великого Октября? «Что тут праздновать?».

Но вот другое мнение: «Сто лет назад прогремели залпы Октябрьской революции, которые принесли в Китай марксизм-ленинизм. Наши передовые умы увидели в марксистско-ленинской научной истине путь к решению проблем тогдашнего Китая...». Это Си Цзиньпин, из политического доклада на XIX съезде КПК (октябрь 2017 г.).

Так что в мире не только празднуют, но и равняются на Великий Октябрь, отмечая его всемирно-историческое значение. Помните, как нам навязывали антиисторическую концепцию единой «Великой революции 1917 года», без разделения на Февраль и Октябрь.

Нашему прозападному идеологическому официозу, как либеральному, так и квазипатриотическому, олицетворяемому фигурами телеведущего Сванидзе и министра Мединского, очень хочется представить Октябрь продолжением Февраля, а не его отрицанием, как на самом деле, и не первым шагом по пути восстановления традиционной русской государственности.

Между тем, именно так видели его очень многие современники – мыслители, политики и военачальники, которые переосмысливали после революции ее итоги. Это и А.И. Деникин, и В.В. Шульгин, и Н.А. Бердяев, и почти все евразийцы. Именно поэтому с большевиками связали свою судьбу такие знаковые, высокопоставленные представители русского генералитета, как М.Д. Бонч-Бруевич, Н.М. Потапов, В.Ф. Джунковский, А.А. Брусилов и десятки и сотни других военачальников и представителей спецслужб Российской Империи.

Откуда взялся новый Февраль в виде «перестройки» и распада СССР, которые все мы видели в августе 1991 года, как и тогда, под видом «борьбы за демократию»? Напомним модель раскола партии на II съезде в 1903 году. Большевики (Ленин) и меньшевики (Плеханов – Мартов), а между ними так называемый «центр» (Троцкий). В чем суть разногласий между большевиками и меньшевиками?

Ряд вопросов, но главное: меньшевики, вслед за европейскими оппортунистами, видели путь к социализму не через революцию, а путем длительного капиталистического развития. Почему?

Официально объявлялось о равномерности капиталистического развития в доимпериалистическую эпоху и, следовательно, об одновременности социалистической революции в ведущих странах, откуда и под руководством которых она перекинется на мировые окраины. Как на самом деле? Вот характерное признание Ф. Энгельса:

«…Пока сохранялась промышленная монополия Англии, английский рабочий класс в известной мере принимал участие в выгодах от этой монополии». Это из «Предисловия к «Положению рабочего класса в Англии» (1845 г.). А в 1882 году, в письме К. Каутскому Энгельс дополнительно разъяснил, что английские рабочие вместе с буржуазией преспокойно пользуются этой колониальной монополией.

Итак, перед нами исходный, отправной пункт европейского оппортунизма. Наличие колоний переносит упор буржуазной эксплуатации на чужие народы. В этом и состоит феномен «ядра» и «зависимой» периферии, о котором говорит современная мир-системная теория.

В этом же – и настоящая разгадка западного оппортунизма. Клюнув на это соглашательство с буржуазией, западные марксисты согласились на роль левого фланга в буржуазных двухпартийных системах, о которых Маркс, как помним, писал, что буржуазия удерживает власть, передавая ее из одной руки в другую и обратно.

Обратим внимание: Генри Киссинджер – не только политический кукловод, но и талантливый и глубокий историк, называет такие двухпартийные системы «системами лояльной оппозиции». И оговаривает, что за пределами Запада они не функциональны. А влиятельные масонские источники уточняют и дополняют это положение хорошо известным им фактом, что двухпартийность отражает в политике фундаментальный принцип теневого управления при капитализме – партнерство в буржуазной конкуренции.

Можно считать это «конспирологией», не обращая внимания ни на статус источника этой информации – экс-Великого мастера Великой ложи Австрии (1985-1996 гг.) Александра Гизе, ни на сведения о принципах, формах и методах работы тайных обществ, раскрытые еще двести лет назад А.Х. Бенкендорфом. А еще, будучи марксистом, можно обратиться к подзабытой работе Энгельса «К истории Союза коммунистов» (1885 г.), где четко сказано, что первые либеральные кружки, из которых потом вышли коммунистические группы, формировались на основе «общин или лож».

Как шло формирование двухпартийных систем? В 1914 году вышел труд Каутского «Империализм». В нем предсказывалась фаза ультраимпериализма – поглощения самым сильным национальным империализмом всех остальных, перехода от монополии в экономике к такой же монополии и глобальному диктату уже в политике. И это-де будет следующая за империализмом стадия развития капитализма.

То есть что сделал Каутский по сути, за рамками теории, в практике? Он выкатил «пробный шар», предложив буржуазии классовый мир за счет перераспределения выгоды от совместной с трудящимися эксплуатации колоний. Кстати, феномен появившегося много позже кейнсианства – тоже именно об этом. Почему Ленин не согласился с Каутским и подверг его жесткой критике (анализ этой работы Каутского у Ленина можно отыскать в 28-м томе Полного собрания сочинений)? И однозначно настояв на том, что империализм - высшая и последняя стадия капитализма?

Во-первых, потому, что для России это было не актуально. Колоний не было, поэтому русский пролетариат буржуазия эксплуатировала так, как и не снилось западному. Во-вторых, предложив буржуазии классовый мир за счет колоний, Каутский показал настоящие планы западных марксистов, которые вместе с буржуазией увидели в России будущей объект колониальной эксплуатации по итогам начавшейся войны.

И Ленин скорее всего понял: в ультраимпериализме Россия окажется под внешним управлением. И решил: если на Западе ультраимпериализм состоится, то без России. Поэтому и взял курс на создание собственной мир-системы, альтернативной империализму и ультраимпериализму. И в одной из последних работ – «О нашей революции» (январь 1923 г.) Ленин на это указал. Цитата пространная, но она нам необходима:

«…Россия, стоящая на границе стран цивилизованных и стран, впервые этой войной окончательно втягиваемых в цивилизацию, стран всего Востока, стран внеевропейских, Россия потому могла и должна была явить некоторые своеобразия, лежащие, конечно, по общей линии мирового развития, но отличающие ее революцию от всех предыдущих западноевропейских стран и вносящие некоторые частичные новшества при переходе к странам восточным.

…Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры (хотя никто не может сказать, каков именно этот «определенный уровень культуры», ибо он различен в каждом из западноевропейских государств), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы.

…Нашим европейским мещанам и не снится, что дальнейшие революции в неизмеримо более богатых населением и неизмеримо более отличающихся разнообразием социальных условий странах Востока будут преподносить им, несомненно, больше своеобразия, чем русская революция.

…Учебник, написанный по Каутскому, был вещью, для своего времени очень полезной. Но пора уже все-таки отказаться от мысли, будто этот учебник предусмотрел все формы развития дальнейшей мировой истории. Тех, кто думает так, своевременно было бы объявить просто дураками».

Говоря о своеобразии восточных революций. Ленин связал судьбу коммунизма с подъемом национально-освободительного движения. Это – результат почти десятилетних напряженных теоретических размышлений над концепцией Каутского, соединенных с революционной практикой событий 1917 года.

Все, что он пишет после выхода книжки Каутского «Империализм», после 1914 года, – это поиск, как избежать попадания России в ультраимпериализм. И для этого Ленин выдвигает три важнейших теории:

теорию империализма и «слабого звена» в неравномерном развитии;

теорию социалистической революции в отдельно взятой стране (которую И.В. Сталин затем развил в теорию и практику строительства социализма в отдельно взятой стране, в условиях капиталистического окружения);

теорию государства диктатуры пролетариата.

С точки зрения оппортунизма и меньшевизма эти теории считались ересью. На деле это был гигантский шаг в развитии марксизма и переносе его на русскую почву. Поэтому Октябрь стал не только социалистической, но и национально-освободительной революцией. Эту ипостась Великой Октябрьской социалистической революции, соединившей борьбу за социализм с борьбой за национальное освобождение и возрождение, советская общественная наука упустила, а нынешняя, российская, даже не игнорирует, а систематически, цинично и планомерно извращает в классовых интересах современной правящей элиты.

И зря Хрущев ругался с Компартией Китая, доказывая, что марксизм одинаков для всех. Ничего подобного! Просто Мао Цзэдун и Дэн Сяопин оказались куда более последовательными учениками Ленина и Сталина, потому и подчеркнули китайскую специфику своей революции. Но не только.

При жизни Маркса оппортунистические попытки включения марксизма в капиталистические партийные системы потерпели крах. Вспомним документ I Интернационала по Ирландии (1870 г.), в котором Маркс вслед за Энгельсом раскрыл колониальную суть классового мира английской буржуазии с английским пролетариатом и отмежевался от феномена «рабочей аристократии».

После смерти Маркса, по мере превращения капитализма в империализм, западные марксистские партии свое соглашательство закрепили концептуально. Стало понятно, что революционность марксизма на Западе иссякла, и если он не получит новую жизнь за его пределами, то превратится, словами Бердяева, в учение о том, «как всем стать буржуа». Марксизм такую жизнь получил в России.

Итак, победа социалистической революции в отдельно взятой стране, «слабом звене» империализма, обеспечила переход во второй этап развития марксизма. Ленинизм, по определению Сталина – это марксизм эпохи империализма и пролетарских революций. А оппортунизм и меньшевизм – никакой не «магистральный путь человечества», а обратный, капитулянтский тренд, предательство революционного марксизма, осуществленное, из песни слова не выкинешь, при участии и под идейным руководством Энгельса.

Предатель и политический извращенец Александр Яковлев, утверждая обратное, возвышая против Сталина, а затем Ленина, европейских оппортунистов, Троцкого, Бухарина и иже с ними, на этой откровенной лжи и строил «перестроечный» карточный домик, похоронивший под собой страну.

Придя к гениальному выводу о специфике восточных революций, Ленин провозгласил и подтолкнул третий этап эволюции марксизма, который подхватили в Китае. Больше он ничего не успел, и остается лишь догадываться, насколько далеко по этому пути могла пойти Советская Россия, если вместо жесточайшей многолетней борьбы с троцкизмом в своих рядах двинулась бы путем консолидации, творческого развития и практического применения марксистско-ленинской теории.

Но вернемся к Китаю. Маоизм, вопреки поздней советской пропаганде – это никакой не троцкизм, а прямая ему противоположность; идеи Мао – это третий этап развития марксизма, это марксизм-ленинизм, но уже следующей эпохи – ультраимпериализма и национально-освободительных революций. Яковлевско-горбачевская «перестройка» таким образом - это реванш троцкизма, разворот от большевизма к троцкизму, меньшевизму и оппортунизму. И далее – к реставрации капитализма и включению России в американский ультраимпериализм.

Возможно, не будь «центра» с Троцким, большевики и меньшевики просто разошлись бы по разным партиям. Но это случилось только в мае 1917 года. Поэтому когда меньшевики сначала стали властью, а затем сбежали в эмиграцию, именно Троцкий занял их место и стал неоменьшевистской внутрипартийной оппозицией.

Троцкизм – такое же отступление в капитализм из второго, ленинского этапа эволюции марксизма, как оппортунизм – из его первого, доимпериалистического этапа. Не случайно Сталин в 1924 году поставил вопрос ребром: «Троцкизм или ленинизм?».

И здесь мы вплотную подходим к глобализму. Спекулируя на теме Коминтерна и Великого Красного проекта, фальсификаторы любят обращаться к теме мировой революции и делают вид, будто это целостная концепция, лишенная противоречий. Но это же не так, между Лениным и Троцким существовали очень большие расхождения, по сути это были разные концепции мировой революции.

Так, Ленин считал авангардом мировой революции российский пролетариат, а Троцкий – европейский, в этом и заключался его фактический меньшевизм – в приверженности доимпериалистической трактовке одновременного начала социалистической революции во всех развитых странах, за которыми должны потянуться остальные, включая Россию.

Ленинская концепция мировой революции главной движущей силой в каждой стране рассматривала ее собственный пролетариат, а Троцкий, раз уж Россия «выбилась из теории», корректировать которую он не собирался, видел движущей силой мировой революции советскую Красную Армию, как «армию Коминтерна», то есть ориентировался на экспорт революции.

Получается, что Троцкий считал Россию простой «охапкой хвороста» в мировой пожар. А Ленин, пугая мировой революцией западные элиты, на самом деле запускать ее не собирался и держал эту угрозу про запас. Опираясь на массовую поддержку советской власти трудящимися Запада, он с помощью угрозы мировой революции сдерживал их от агрессии против Советской России.

Помните эти ленинские слова из доклада на IX конференции РКП(б) в сентябре 1920 года? «Приближение нашей армии к Варшаве неоспоримо доказало, что где-то близко к ней лежит центр всей системы мирового империализма, покоящейся на Версальском договоре. Польша, последний оплот против большевиков, находящийся всецело в руках Антанты, является настолько могущественным фактором этой системы, что когда Красная Армия поставила этот оплот под угрозу, заколебалась вся система».

В связи с этим, как помним, Ленину вполне достоверно приписываются такие слова, произнесенные на пике советско-польской войны 1920 года:

«Прочь из-под Варшавы! Еще шаг вперед, и ничто не удержит большевистскую власть в Москве». И уже через год, в 1921 году, Ленин признает, а в 1922 году, в докладе на IV Конгрессе Коминтерна, заявляет официально «теоретическую недостаточность» разработки темы мировой революции.

Почему? Объективные причины я только что изложил, но были и субъективные: революционный зуд склонял очень многих партийцев, в том числе руководящих, к поддержке провокационной линии Троцкого, что угрожало втягиванием в войну с Западом в крайне невыгодных условиях, когда западная пропаганда выставила бы Советскую Россию «агрессором».

Воспользовавшись окончательным выходом Ленина из игры по болезни, Троцкий в начале ноября 1923 года ответил авантюрой «германского Октября», провал которого дал зеленый свет гитлеровскому «пивному путчу», состоявшемуся буквально через две недели. Двигаясь обратно в капитализм, троцкизм не остановился на этапе оппортунизма, а дошел до прямого сотрудничества с нацизмом.

Из донесения советской разведки от 2 февраля 1936 года: «В декабре 1935 года Троцкий встретился с заместителем Гитлера Гессом. Было заключено следующее соглашение:

гарантировать общее благоприятное отношение к германскому правительству и необходимое сотрудничество с ним в важнейших вопросах;

согласиться на территориальные уступки;

допустить германских предпринимателей… к эксплуатации таких предприятий в СССР, которые являются необходимым экономическим дополнением к хозяйству Германии…;

создать в СССР условия, благоприятные для деятельности германских предприятий;

развернуть во время войны активную диверсионную работу на военных предприятиях и на фронте…, которая должна проводиться по указаниям Троцкого, согласованным с германским Генштабом».

За этим последовали соответствующие инструкции троцкистскому подполью в СССР, которые, согласно этому же донесению, были переданы через Радека. Заключив своеобразный пакт с Гессом, Троцкий таким образом соединил IV антисоветский Интернационал с черным, нацистским «интернационалом» и приступил к действиям.

Поэтому отмывая Троцкого и дискредитируя Сталина, «перестройщики» во главе с Яковлевым и Горбачевым сознательно и целенаправленно шли путем Троцкого и пришли к тем же результатам, которых в предательских целях добивался он: расчленили страну и сдали ее промышленность и в целом экономику под внешний контроль.

После войны троцкизм потребовался западным элитам, чтобы воссоздать модель соглашательской двухпартийности на новой основе и с ее помощью попытаться дискредитировать путь, на который встал СССР. Сегодня троцкизм является одной из трех опор глобализма, квинтэссенцией которого выступает неоконсерватизм.

Его идеологи и адепты – Чейни, Рамсфелд, Вулфовиц, Перл, Болтон, Киркпатрик и др. приобрели исключительное влияние во всех американских администрациях, начиная с Рейгана и кончая Трампом.

Идеологически неоконсерватизм включает либертарианство (смесь либерализма с анархо-универсализмом), христианский сионизм (сумму представлений о «богоизбранности» Израиля, защита интересов которого якобы является долгом христиан) и троцкизм, участие которого в этом переплетении идеологий было обеспечено членами IV Интернационала Ирвингом Кристолом и Максом Шахтманом.

Наделение неоконсервативного глобализма целостной синтетической идеологией, которую кое-кто пытается вменить Коминтерну, на самом деле было осуществлено Социнтерном, ведущие деятели которого встали у ее истоков, возглавив международные комиссии.

Разработанная ими концепция «устойчивого развития», как идеология глобализации, в сочетании с неоконсерватизмом представляет собой ее двигатель. Формула включает два собирательных феномена: «глокализацию» (разрешение государств с передачей их полномочий вниз и вверх) и «фрагмеграцию» (разрушение идентичностей с интеграцией экономик).

Под это в послевоенном социал-демократизме марксистский фундамент незаметно подменили неонацистским. Очень хорошо начало этого процесса описывает советский биограф К.Аденауэра Всеволод Ежов, рассказывающий, как оккупационные власти поделили сферы влияния в политическом спектре Западной Германии: американцы отвечали за становление ХДС/ХСС, которое осуществлялось в тесном взаимодействии с Ватиканом, а англичане – за возрождение СДПГ.

Так был запущен процесс перерождения левого глобализма в правый, тесно связанный с фашизмом и нацизмом. В глобальный контекст эти тенденции, апробированные в Западной Германии путем разделения нацизма на национальную и социальную составляющие, были введены с помощью ряда «международных комиссий»:

Независимая комиссия по проблемам международного развития (Вилли Брандт, 1977 г.);

Независимая комиссия по вопросам разоружения и безопасности (Улоф Пальме, 1980 г.);

Международная комиссия по окружающей среде и развитию (Гру Харлем Брунтланд, 1983 г.);

Комиссия по глобальному управлению и сотрудничеству (Ингвар Карлссон, 1992 г.).

Как видим, все комиссии действовали на платформе ООН, но при этом возглавлялись ведущими представителями руководства Социнтерна – президентом и вице-президентами, они же – неоднократные премьер-министры, главы социал-демократических правительств своих стран, причем, именно Германии и скандинавских, близких к ней этнически и цивилизационно.

В чем подоплека? Не все знают, что в нацизме имелись две версии – расовая Гитлера – Розенберга и социал-федералистская Гиммлера – Шелленберга. На нее, кстати, нацисты подсадили главного предателя Власова. Переданная Шарлю де Голлю в марте 1945 года, она была положена в фундамент Европейского союза.

Приведу малоизвестный документ, подлинность которого в советском плену прямо подтвердил обергруппенфюрер СС Р. Гильдебрандт, а косвенно – шеф одного из рефератов (отделов) гестапо, IV управления РСХА (Главного управления имперской безопасности), К. Нойгауз.

Документ разработан верховным командованием СС и назван «Идея мира для Европы 1944/1945». Выдержка из него: «Германия ведет эту войну ради создания Европейской конфедерации как ассоциативного и социалистического сообщества народов Европы. …Отказ от всякой претензии на немецкое господство вне естественных этнических границ расселения немецкого народа. …Создание Соединенных Государств Европы на основе равенство всех вошедших в них народов. Подчинение всех национальных точек зрения этой великой общей цели».

Что это как не прообраз Европейского союза? В своих мемуарах «Искусство управления государством» Маргарет Тэтчер приводит пример, развивающий эту тему и показывающий, что этот проект жив и реализуется. Из документа «Размышления о Европе», обнародованного ХДС-ХСС 1 сентября 1994 года:

«Единственную возможность предотвратить возврат к нестабильной довоенной системе, где Германия оказывается на границах между Востоком и Западом, дает интеграция центрально- и восточно-европейских соседей Германии в европейскую послевоенную систему и налаживание широкомасштабного сотрудничества с Россией…

Если европейская интеграция не будет развиваться, соображения собственной безопасности могут вынудить или подтолкнуть Германию к самостоятельной стабилизации Европы традиционным путем». Нужно ли объяснять, что это за «традиционный путь», которым ХДС/ХСС угрожала Европе и нашей стране в годовщину начала Второй мировой войны?

Глобализация, глобализм, «устойчивое развитие», европейская интеграция и еврорегионализация – это маршрут переоформления левого глобализма в правый, неофашистский. Доклад Трехсторонней комиссии «Кризис демократии» еще в 1975 году предсказал возрождение в Европе «обновленного фашизма».

Дословно: «Европа знала трагический период рождения нового мира из руин Первой мировой войны; когда потребовался порядок – возник фашизм. Фашизм и нацизм – это возрождение старых форм авторитета ради необходимого порядка, восстановление которого сопровождалось возвращением к прежним формам социального поведения.

Может ли Европа пережить новую такую тансформацию? Может, но несколько иную. Потому что происходит потеря прежних взглядов, воли, чувства миссии, реальной мотивации борьбы за реставрацию морального порядка, за капитализм или нечто похожее и т.д. Однако у нас нет «право-реакционного» движения», сокрушается алчущий фашизма автор европейского раздела доклада Мишель Круазье.

Более детально и концептуально превращение левого глобализма в правый оформлено в трудах крупного неоконсервативного идеолога Майкла Ледина, консультанта Совета национальной безопасности США, Госдепа и Пентагона. Ледин считал, что Гитлер и Муссолини допустили роковую ошибку, сделав ставку на расовый фашизм, ибо идеи фашизма, по мнению этого яркого представителя неоконсервативного истеблишмента, универсальны и не имеют национальной принадлежности.

Ледин предлагает сделать ставку на «перманентную неофашистскую революцию», только переоформив ее для виду в «демократическую», и признается, что заимствует ее у Троцкого. Но оговаривается при этом, что сам Троцкий идеи «перманентной революции» взял у британских спецслужб, которые использовали ее для насаждения хаоса на Ближнем Востоке, противодействуя консолидации ислама и разваливая Османскую империю.

Провозгласив в 2003 году «глобальную демократическую революцию», Джордж Буш-младший двинулся именно этим путем, который и породил феномен «цветных революций» в целом и «арабской весны» в частности.

Как видим, троцкизм с его теорией «перманентной революции» вслед за оппортунизмом и меньшевизмом – это ни что иное, как инструменты правого перерождения левых идей; ни смена руководства Коминтерна в 1935 году, ни его роспуск в 1943-м не смогли предотвратить слияние левого уклона с правым, как об этом и предупреждал Сталин.

Левый глобализм – это к вопросу о заявленной теме конференции - сегодня отсутствует как явление. Отчасти на эту роль претендует концепция «единой судьбы человечества», выдвинутая XIX съездом КПК в привязке к «социализму с китайской спецификой в новую эпоху». Но лишь отчасти.

Она пока находится практически на нулевом цикле развития и, замыкаясь на внутреннее развитие Китая (концепция «китайской мечты» как цель «великого возрождения китайской нации»), еще долго не сможет претендовать на подлинный глобализм. К тому же КПК безоговорочно признает советское первородство и считает «маяком» человечества Великий Октябрь, от наследия которого нынешний российский идеологический официоз так бездумно отказывается.

Левый Коминтерн, как видим, никакого отношения к правым фашистским корням современного глобализма не имеет. Главное содержание современной эпохи – экспансия этого ультраимпериалистического неофашистского глобализма против национальных государств.

Когда и если ее удастся отбить, обратив глобализацию вспять, вопрос о классовой природе капитализма будет поставлен вновь, но уже в новых исторических условиях. И на новом концептуальном уровне, в основу которого, на мой взгляд, ляжет сплав теории общественно-экономических формаций (ОЭФ), дополненной рядом идей Ю.И. Семенова, с мир-системной теорией. Важнейшим таким дополнением является введение в теорию ОЭФ феномена параформаций, что позволит органично соединить классовый подход с цивилизационным.

Как видим, тема Великого Октября и Коминтерна сегодня не менее злободневна, чем сто лет назад, и не может рассматриваться в сугубо историческом контексте, ибо по-прежнему встроена в актуальный политический контекст и успешно отвечает на самые острые вопросы современности.

Материал представляет собой текст авторского доклада на всероссийской конференции в МПГУ на тему «Столетие Коминтерна: история, идея и модель левой глобализации» (31 октября 2019 г.).