1 октября Народный Китай отмечает 70-летие, а следом за этим, уже 2 октября, точно такой же 70-летний юбилей исполняется советско-китайским дипломатическим отношениям, которые в 1991 году с распадом СССР были плавно переоформлены в российско-китайские.
Комментариев и комментаторов этого события множество. Большинство придерживаются рамок исторической правды и объективности, давая высокую оценку истории и современности взаимодействия наших стран и народов. Однако имеются и исключения. К сожалению, западный тип политической культуры, рассматривающий любые политические процессы и отношения с позиций доминирования, а не развития, прочно въелся в поры нашей интеллектуальной действительности.
И получает регулярную подпитку не только со стороны либералов, но и от так называемых «патриотов», которых с либералами часто объединяет мистически иррациональное западничество.
При этом необходимо отметить ряд обстоятельств. Во-первых, в подобных комментариях забывается о том, что ухудшение советско-китайских отношений в конце 1950-х годов — это улица не с одно-, а с двусторонним движением. Ответственность за него несут обе стороны. Укоренившееся в поздней советской историографии мнение о китайском «зигзаге», который «всё испортил» — поверхностное изобретение хрущевской пропаганды, которая таким образом прикрывала и оправдывала решения XX съезда КПСС о развенчании «культа личности» и XXII съезда, принявшего новую, третью, весьма сомнительную и кое в чём троцкистскую партийную программу. По ряду причин — от вопросов судьбы международного коммунистического движения до двусторонних советско-китайских отношений, в том числе связанных с Корейской войной 1950−1953 годов — с этим не согласились в Пекине.
Да и не могли согласиться ни с политической, ни с моральной точки зрения. Для китайского руководства, лично Мао Цзэдуна, согласие с Хрущевым в этом вопросе ставило крест на всех достижениях первого десятилетия КНР, превращало их в заложников любых последующих авантюр всё более непредсказуемого советского руководства. Да и просто означало потерю лица, о чем Мао, по свидетельству очевидцев, Хрущеву прямо и сказал — глаза в глаза.
Во-вторых, многие современные российские эксперты гораздо лучше знают Запад, чем Восток, и с трудом воспринимают всё отличное от западных стандартов упомянутой политической культуры доминирования. Измеряя категориями баланса российско-западные отношения, они с тех же позиций подходят и к отношениям с Востоком. Не понимая сути отношений СССР и КНР в 1950-е годы, они также далеки от адекватного восприятия современного этапа их развития между КНР и Россией, считая, что баланс от знака «плюс» в нашу сторону тогда сегодня сменился «минусом».
В-третьих, сказывается явная недостаточность современных экспертных представлений о геополитике, что во многом обусловлено поверхностным, не соответствующим действительности с точки зрения методологии взглядом на нее как на якобы «устаревшую» дисциплину, которая в современных условиях будто бы уступает место геоэкономике.
В этой среде нет понимания ни о том, что геоэкономика как была, так и остается не более чем частью геополитики (те же трубопроводы не протягиваются по политически нестабильным территориям, а 60% мировой торговли, идущие через Малаккский пролив, например, зависят от 7-го американского флота, под прицелом которого пока находятся), ни о доминирующем в связи с этим векторе китайской геополитики, нацеленном на Юго-Восток, в океанскую зону, где американские стратагемы формируют охватывающий КНР «кольцом анаконды» «Индо-Тихоокеанский» театр военных действий (ТВД).
На фоне этого вектора, парирующего вполне конкретные внешние угрозы, российско-китайская граница для руководства КНР, как и Российской Федерации, остается чуть ли не единственным рубежом мира и сотрудничества по всем пограничным периметрам, сухопутным, морским и даже воздушно-космическим. Своеобразным стратегическим тылом, имея который за спиной, каждая из наших стран получает редкую по нынешним временам, уникальную возможность сосредоточиться на отражении настоящих, а не выдуманных угроз, масштабы и интенсивность которых в современном мире постоянно растут.
Поэтому тем «Фомам неверующим», которые настырно ищут «черную кошку в темной комнате, где ее нет», хочется порекомендовать вспомнить совсем недавний эпизод с совместным патрулированием воздушного пространства над Японским морем российскими и китайскими стратегическими бомбардировщиками. Начавшись с серии бессильных протестов Москве и Пекину со стороны американских региональных сателлитов, он предсказуемо завершился взаимной грызней «в прямом эфире» Токио и Сеула при «скромном» помалкивании не знающего, как реагировать, Вашингтона. Поверьте, читатель — это очень дорогого стоит!
Что дала миру Великая Китайская революция, которая с точки зрения китайской историографии подвела черту под «столетием унижений», избавление от которых ставится в заслугу Мао Цзэдуну не столько даже партийно-государственным официозом, сколько широким общественным мнением КНР?
Самое главное и самое парадоксальное: всемирно-историческое значение китайского опыта по-настоящему проявило себя на фоне потери нами Советского Союза. Двинувшись путем, который проложил народам мира Великий Октябрь, Китайская революция подтвердила историческую правомерность ленинского разрыва как с империализмом, так и с внутримарксистским оппортунизмом, благодаря которому (разрыву) и произошла Великая Октябрьская социалистическая революция.
Выяснилось, что спекуляции как врагов марксизма, так и догматиков от него — от либералов до европейских партий II Интернационала и российских меньшевиков, согласившихся на альянс с буржуазией под влиянием устаревшего тезиса о «мирном вырастании» социализма в капитализме — потерпели окончательный крах. Пока перед глазами современников был только советский опыт строительства социализма в отдельно взятой и далеко не самой развитой России, его еще можно было списывать на «случайность», тем более что именно к этому призывала троцкистская «пятая колонна» мировой капиталистической олигархии в коммунистическом и рабочем движении.
Когда тем же путем национальной специфики в интерпретации марксизма, которая была гениально предсказана В.И. Лениным в тезисе о «своеобразии» восточных революций, отличающем их от западных, двинулся Народный Китай, еще менее развитый, даже по сравнению с дореволюционной Россией, Западу стало уже не до спекуляций. Верность теории марксизма-ленинизма оказалась доказанной практикой, а с этим не шутят. Именно за этим последовал крах колониальной системы империализма, поставивший Запад на край пропасти, от которой ему удалось отойти только ввиду соглашательства поздней советской элиты.
Владимир Ленин
Иногда спрашивают: а почему после Хрущева отношения Советского Союза с Китаем не удалось нормализовать? С одной стороны, причиной стало развертывание в КНР «культурной революции», которое не было остановлено со сменой власти в СССР. Хотя было понятно, что наиболее уродливые проявления этой политической кампании, как и того, что ей предшествовало в виде курса «трех красных знамен» (новой генеральной линии, большого скачка, народных коммун), ставили целью, доведя ситуацию до абсурда, как можно надежнее разорвать с изменившим сталинизму руководством СССР.
С другой стороны, «великая полемика» 1963−1964 годов между КПСС и КПК, оборвавшаяся с отставкой Хрущева, показала, что советская компартия в целом если не приняла, то по умолчанию согласилась с установками XX съезда. Не могла внушить Пекину никакого оптимизма (об этом мало говорится, но это факт) и фигура А.Н. Косыгина на посту главы Советского правительства.
Там хорошо разобрались в дилемме между хозрасчетом и сталинской моделью, отображенной в работе «Экономические проблемы социализма в СССР» (1952 г.), предполагавшей внедрение в качестве основного экономического показателя не прибыли, а себестоимости (на этой посылке, в частности, базировалась сталинская политика снижения цен).
И осознали, что в Советском Союзе не просто твердо встали на путь постепенного движения к рынку, а принялись за подмену тактикой рыночной стихии стратегии плана. То есть взялись за ревизию и свертывание социализма. С китайской точки зрения, вкупе с оставленными в силе решениями XX съезда, всё это не обнадеживало и не создавало перспектив возврата к трендам 50-х годов, даже несмотря на политическое фиаско Хрущева. Справедливости ради признаем, что под таким пониманием были серьезные основания. Мы часто критикуем следующее после Мао и промежуточной фигуры Хуа Гофэна китайское руководство в лице Дэн Сяопина, положившего политику реформ и открытости в основу по сути антисоветского альянса с США.
Дэн Сяопин с Джимми Картером. 1979 год
Но нельзя забывать, что первым на этот путь вступили мы сами, когда именно Косыгин своим авторитетом прикрывал установление концептуального альянса с Западом значительной части стоявшей за ним советской элиты, имя которому — Римский клуб. (Обо всех подробностях и перипетиях этого процесса и этой «высокой» поддержки подробно писал Джермен Гвишиани, зять Косыгина, стоявший у истоков связей с западными элитами на «римской» площадке).
На излете «культурной революции», антисоветский и антиноменклатурный пафос которой серьезно обеспокоил руководство КПСС и СССР, было принято решение разыграть «западную» карту; встречные действия КПК и КНР (Киссинджер, а затем Никсон в Пекине, китайско-вьетнамская война, скрепившая китайские договоренности с США) по сути создали ситуацию своеобразного «кастинга» в борьбе между СССР и КНР за внимание Запада. И кто виноват, что этот «кастинг» брежневское руководство проиграло столь же бездарно, как хрущевское — упомянутую «великую полемику» первой половины 60-х годов?
Возвращаясь к геополитике, отметим, что в результате обсуждаемых процессов того времени в глобальном треугольнике (СССР — США — КНР) сложилась ситуация советского «одиночества», против которого произошло объединение остальных двух сторон.
Со всем известным трагическим для нашей страны финалом. Разумеется, в этом исходе значительную роль сыграл «не наш» выбор Запада, но с сегодняшних позиций просто уму непостижимо, почему кто-то в ЦК КПСС, а тем более в Политбюро, рассчитывал, что Запад примет советскую сторону. При том, что все его геополитические концепции однозначно считали Советский Союз «реинкарнацией» Российской Империи. А саму Россию — главным препятствием глобальной гегемонии Запада, ибо она находится в центре евразийского Хартленда, а Китай — на его важной, но всё же периферии.
Алексей Косыгин и Линдон Джонсон. 1967
И в этом контексте отметим главный итог нынешнего российско-китайского партнерства. Сегодня роль геополитического «одиночества» всё прочнее переходит к США и Западу. С одной стороны, это оставляет их в очень сложном положении с точки зрения исторической перспективы.
С другой, менталитет англосаксов, диктующий их намерения, вкупе с их же материальными возможностями всё более последовательно ставят планету перед угрозой военного сценария. И нет другой силы, способной предотвратить этот трагический исход для человечества, кроме такой же последовательности дальнейшего российско-китайского сближения. Никакая иная конфигурация, как и ООН, такого предотвращения не обеспечивают, а наоборот, провоцируют потенциального агрессора окончательно выйти из рамок международного права и разбить «возмутителей спокойствия» своей гегемонии поодиночке.
С точки зрения цивилизационной мы явно недооцениваем общности исторических судеб России и Китая в XX веке, причем настолько уникальной и необратимой, что она серьезно изменила цивилизационный фундамент обеих стран. Можно сколько угодно рассуждать о решающей роли православия и конфуцианства, на которых выросли наши страны-цивилизации.
Но это будет чистой… не правдой, а полуправдой. Ибо вторая половина правды заключается в том, что марксизм-ленинизм, включая идеи Сталина и Мао, внесли в этот фундамент такие коррективы, которые существенно его изменили. И без учета этих изменений, а также их необратимости, ни Россию, ни Китай сегодня не понять и не измерить. И верить в них без этого понимания тоже не получится.
Посмотрев на нынешнюю ситуацию через призму этих исторических коллизий, легко убедиться, что главной заслугой современного Китая, которая перекрывает и оправдывает те перегибы и ошибки, которые имели место в ходе социалистического строительства, остается сохранение верности марксизму и социализму.
Его творческое развитие, включавшее поиск и, главное, успешное нахождение ответов на важнейшие теоретические и практические вопросы, поставленные жизнью. Один только вывод из бедности за считанные годы около 700 (!) млн жителей сельских и отдаленных районов уже говорит сам за себя, давая отповедь тем, кто настойчиво пропагандирует «буржуазное перерождение» КПК вслед за КПСС. Но ведь это только один, хотя и архиважный пример. Имеются и множество других.
Автору этих строк не раз приходилось упоминать о противоречиях, которые были внесены в партийно-государственные документы КПСС и СССР признанием тезиса о науке как «непосредственной производительной силе». Мы в Советском Союзе об этот вопрос откровенно споткнулись: не признали движущую силу науки — интеллигенцию — классом, оставив ее безликой «социальной прослойкой» и подтолкнув тем самым в объятия диссидентства, во многом обеспечившего успех «перестроечного» развала страны. А в Китае этот вопрос решили с помощью появившейся при Цзян Цзэмине теории «трех представительств», которая расширила классовые рамки социализма, включив в них не только интеллигенцию, но и предпринимательство. И открыв тем самым путь дальнейшему подъему страны и укреплению классовой гармонии в обществе.
Но есть и другие примеры. Спекулянты от либерализма и ложно понимаемого «патриотизма» и сегодня пытаются доказать, что социализм в СССР якобы «зашел в тупик», что и предопределило разрушение страны, и будто бы по-другому быть не могло. Неправда! Опыт Китая это конъюнктурное утверждение, рассчитанное на «похороны» марксизма и социализма, полностью опровергает. КНР на рубеже между XVII и XVIII съездами КПК столкнулась во многом с теми же сложнейшими проблемами, что и СССР, главными из которых стали забюрокрачивание партийно-государственного аппарата и его тотальная коррупция, являющаяся предтечей переоформления власти в передающуюся по наследству собственность ценой ликвидации завоеваний социализма. И именно китайский опыт, связанный с эпохой — ее уже можно так называть — правления Си Цзиньпина, наглядно демонстрирует, что выход — был, и это — жесточайшая, бескомпромиссная даже не борьба с коррупцией, а объявленная ей война на уничтожение. Прежде всего в партийных рядах, за восстановление личной партийной примерности и авторитета партии в народе.
Председатель КНР Си Цзиньпин
Kremlin.ru
Если это удалось КПК, то почему не получилось у КПСС? Ответ на этот вопрос, лишенный ликвидационной антикоммунистической конъюнктуры, звучит так. «Тупик социализма», как его называют антикоммунисты, на деле не является никаким тупиком, ибо имеет не объективное, а субъективное происхождение, которое заключается в наличии/отсутствии у правящей партии решимости и политической воли к наведению порядка. Поэтому это не «тупик», а трудности роста, объясняемые постоянной борьбой «двух линий» внутри партии — пролетарской и буржуазной. В которой пролетарская часть партии апеллирует к третьей, уже не партийной, а народной «линии масс» и с ее помощью отстаивает социализм перед угрозой буржуазного перерождения. А теперь, комментируя это важнейшее положение идей Мао Цзэдуна, давайте вспомним, сколько копий было брошено в адрес И.В. Сталина, сколько мусора было нанесено на его могилу за абсолютно верный, как выясняется, теоретический вывод об обострении классовой борьбы в период социалистического строительства.
И последнее. На завершающемся в Пекине праздновании 70-летия КНР яркое подтверждение получила преемственность партийной линии, выразившаяся в последовательной демонстрации больших портретов всех лидеров партии и страны с 1949 года, без разделения их и их заслуг и неудач на «правых» и «виноватых». В едином историческом строю символически проследовали Мао Цзэдун, Дэн Сяопин, Цзян Цзэминь, Ху Цзиньтао и Си Цзиньпин. Исключение, надо понимать, сделано только для Хуа Гофэна, находившегося у фактической власти короткие два с половиной года и ничего не успевшего. Вот этому единству истории и современности, которому Китай обязан несомненными успехами своего Народного 70-летия, у этой страны, этого народа и этих руководителей нужно поучиться. Чтобы подчеркнуть не случайность происходившего сегодня, следует напомнить, что основные концепции правления китайских лидеров от Цзян Цзэминя до Си Цзиньпина — «трех представительств», «научного управления», «социализма с китайской спецификой в новую эпоху» — были сформированы не без участия секретаря ЦК КПК Ван Хунина. На XIX съезде в 2018 году он был избран в состав семерки членов Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК нынешнего созыва, что персонифицирует линию этой преемственности, указывая на ее продуманный, концептуальный характер.
Мировая система социализма, во главе которой находится Народный Китай, не прекратила своего существования с распадом СССР. Она сохранилась, обеспечив опередившим время идеям коммунизма необходимую передышку и паузу. Будущее — за ними! Иначе у человечества просто нет будущего, и ему неоткуда взяться.
Павленко Владимир
Комментарии читателей (0):