Редакция REX публикует произведения известного советского поэта Дмитрия Михайловича Ковалёва (1915 - 1977 гг.).
ТРУД
Я, даже горе забывая, помню,
Как пахнут кузница и борозда.
Блеск пахоты,
Водою талой полной.
Груженые с подскрипом поезда.
И встречные глаза — как день погожий.
Весна в поковках, как в колоколах.
Шершавость наждака на рукавах.
Ладони на окалину похожи.
Скучают по работе,
Как по детям,
Как по жене, —
Им даже сон не впрок!
Ни властвовать,
Ни славою владеть им,
А лишь скорей
К тебе бы на порог.
Потом не грех
И помечтать о звездах,
И людям посмотреть
В глаза ясней,
Вольнее воля,
И воздушней воздух,
И праздник праздничней,
И хлеб вкусней.
И все,
Что не святым дается духом,
Ценить ты научил,
Беречь, храня.
А тех,
Что тратят всё не по заслугам,
Ты ненавидеть научил меня.
Всегда ты песней был,
Всегда ты песней будешь.
На всех насеял,
Наковал,
Нашил.
Ты — революция моя:
Ты совесть будишь.
И ложно счастлив —
Кто тобой не жил.
О СКРОМНОСТИ
Вот мы о Ленине все говорим.
Не на своей,
А на его все учим скромности.
А он к речам о скромности
Непримирим.
А он как бы своей стеснялся скромности.
Брал всю ответственность,
Как ни огромна,—
И не считал,
Что поступал нескромно.
Особую заботу о себе —
Казнить готов.
Где о людской судьбе —
На казнь готов.
И ради всех
Мог против всех пойти,
Все правила поправ,
И не смущался,
Что один был прав...
В рабочей родственности,
Что роднее кровности,
Ильич остерегался
Слов о скромности.
Знал, знал,
Что за великими,
Случается,
И маленькая скромность
Замечается —
И ставится в заслугу им великую,
На всю страну,
Такую многоликую...
И слухи ли ползли,
Молва летела ли —
Терпеть не мог,
Когда икону делали.
ПРОРОКИ
Рискованно сегодня быть пророком.
Событиями смещены умы.
И жалко, что прошедшему уроком.
Не может будущее быть, увы.
Однообразен шторм в своих накатах
Перемещая берега облом...
Исчезли пятна белые на картах.
Но их все больше в книгах о былом.
Жизнь неожиданна и так же странна,
Как атом: испытатель зряч и слеп.
И непредвиденно меняют страны
И глав своих и отношений цепь.
Бездонный мир ядра.
И мир вселенной.
И дикость гнета.
И луны облет.
Хоть деревца
С их стройностью оленьей —
Все те же.
И все так же тает лед.
И любится все так же,
Так же ново
Древнейшее из чувств.
И ветер нов.
И нет в душевных близостях иного.
И ясно —
Что непрочно без основ,
Что, может, все, что было,
Лишь прологом
Является
К тому, что есть...
И что
Мы будущим обязаны пророкам.
Без озарений человек — ничто.
* * *
Всё обо всём:
О мировой судьбе,
О будущем —
Да с пышным караваем...!
А что мы знаем
Сами о себе?..
Себя мы
От самих себя
Скрываем.
Как смею жить,
Не разорвав кольца,
С неусыпленной совестью
И с жаждой?..
Сказать хотя б себя,
Но до конца.
Чтоб, вздрогнув,
О себе подумал каждый.
ПОХОРОНЫ ИНВАЛИДА
Не спешат, как в столице,
Не гонко...
Все покойника знают окрест.
Впереди, перед гробом, иконка,
Позади, за родными,— оркестр.
В этот зной эту лютую пытку
Продлевают. И зной — тоже лют.
Грузовик лишь везет пирамидку.
Гроб несут.
И повысыпал люд.
Рушники по плечам, и, качаясь,
Тяжелющий, на них он плывет.
И заходится кто-то, кончаясь.
И толпа чуть ступает вразброд.
И несут, тоже свято, медали...
Перекресток...
Невмочь тишина...
Снова трубы, сверкнув, зарыдали.
Снова, вздрогнув, забилась жена.
Он, покойный, хоть был однорукий,
Не послабил семейных удил.
Был управнее многих в округе.
Ни себя, ни ее не щадил.
Что посеял, собрал что со всеми —
То со всеми, был вынужден, крал.
Сдав сполна, одолжали на семя.
Дважды засухой климат карал...
Как от нервов расходятся раны —
Матерился, картежничал, пил...
От жены не укрыться в бурьяны.
Приведет — не жалеючи бил.
Больше всех измывался над нею,
Что была ближе всех и вдали...
Потому ей, наверно, больнее —
Часто млела, под ручки вели...
Самогоном помянут.
На смену,
На тока —
Всем в ночную самим...
И забудут его постепенно.
Помнить ей, что намучилась с ним.
...Сколько ж эта земля,
С сорняками,
Что живучи,
И с дрожью хлебов,
Что так квелы,
Их брала веками...
Горевать оставалась любовь
* * *
Пока меняют лик хамелеоны,
Сменяя на проклятие «ура!»—
Работают все так же миллионы
И для «сегодня» не чернят «вчера».
Не торопливы люди,
Терпеливы:
Смешкам злорадным воли не дают.
Не выставляют лучшие порывы.
И не спешат вершить
Последний суд.
* * *
И помнит память, хоть дырява:
Не польза обещать, а вред.
При жизни будущее здраво.
У мертвых будущего нет.
Жизнь воскрешает, и она же
При жизни топит в забытье.
И старость— будущее наше.
У молодых — оно свое.
Вглядитесь в русла — след потоков:
Его меняют вихри вод.
Кто может знать судьбу потомков,
Ради которых мир живет?..
Все та ж дорога проторялась.
На тех валили, кто — до нас.
Что осуждалось — повторялось.
Иначе звалось каждый раз.
Последними все были войны
Для тех, кто не пришел с войны.
И мы, пока мы живы,— вольны
И за других решать вольны.
Но я люблю мой век не меньше,
Не верящий льстецам, словам,
Тех благ, что ждут вас, не имевший
И не завидующий вам.
* * *
Как словно б и не может быть иначе.
Как вместе уживается оно?..
Рабочих рук повсюду недостача.
А между тем ― бездельников полно.
СМЕЛОСТЬ
И мы бывали смелы — не с оглядками.
И задним все числом,
Как вы, я это помню.
С вчерашними сражались непорядками.
С сегодняшними — был порядок полный.
А на войне —
Не с прошлыми ошибками
Войну вели,
А с танками,
А с танками.
Мы уважительно вели себя с останками.
Живых врагов щадить могли не шибко мы.
Теперь вы нас в несмелости корите.
И нашу вы беду в вину нам ставите...
Вы по-солдатски с нами покурите —
Быть может, снизойдете и оттаете...
По сути — смелость остается та же.
По смыслу — смена тоже не другая...
Вы так усердны,
Прошлое ругая,
Что боязно за будущее даже.
Ранее в этом сюжете: Дмитрий Ковалёв: Легенда о вожде
Комментарии читателей (1):