Решения Климатического саммита в Катаре

Сложность темы «устойчивого развития», которая обусловлена множеством нюансов, знакомых только специалистам и не известных общественному мнению, оставляет громадное пространство для спекуляций. Поскольку центральным звеном таких спекуляций в последнее время стали решения состоявшейся в декабре 2012 года в Дохе (Катар) 18-й Конференции Сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата, автор считает своим долгом освежить в памяти те относительно недавние, но уже основательно подзабытые события. И восстановить истинную картину.

Использую в этих целях свой материал, опубликованный в январе 2013 года сайтом Академии геополитических проблем (АГП). Поскольку этот сайт после этого подвергся реконструкции, уточню, что статья была перепечатана рядом блогеров (например, http://agave-n-agave.livejournal.com/82511.html). Итак,

С 26 ноября по 8 декабря 2012 года в Дохе (Катар) прошла очередная, 18-я Конференция Сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК или, в более известном английском варианте, UNFCCC — United Nations Framework Convention on Climate Changes), объединенная с 8-й Конференцией Сторон Киотского протокола.

Главный итог форума, которым явилось продление с 1 января 2013 года сроков действия страновых обязательств по этому протоколу (так называемый «второй период»), как бы замаскировал глубокий кризис, в котором находится тщательно сконструированная на протяжении нескольких десятилетий система контроля и управления глобальной климатической политикой, в основу которой был положен известный постулат Римского клуба о «глобальном потеплении». Официально он был выдвинут в докладе-отчете «Первая глобальная революция» (1990 г.), авторство которого принадлежало президенту клуба А. Кингу и генсеку Б. Шнайдеру; неофициально – о «глобальном потеплении» заговорили еще с середины 1980-х годов (примерно одновременно с глобализацией).

Между тем, показательно, что архитекторы «второго периода» Киото (2013-2019 гг.), победно рапортующие о вхождении в него более 190 стран, стараются особо не привлекать внимания к тому малоприятному для них факту, что перешли в него далеко не все участники «первого периода» (2008-2012 гг.). К вышедшим из протокола США (в 2001 г.) и Канаде (в 2011 г.) добавился ряд стран, сохранивших в нем формальное членство, но отказавшихся от количественных обязательств по ограничению выбросов парниковых газов. Причем среди них – такие крупные экономики, как Япония, Россия и Новая Зеландия (до последнего колебалась и Австралия). В результате удельный вес в мировой экономике стран, охваченных продленным киотскими соглашениями, снизился с 27-ми до 15%.

К истории вопроса

Легендарный советский разведчик-нелегал и крупный аналитик генерал Юрий Дроздов приводит интересный факт состоявшейся в 1929 году встречи президента США Герберта Гувера с влиятельнейшими предпринимателями из тайного общества «Центр Рассела» (http://www.fontanka.ru/2011/03/05/042). (Приведенное Дроздовым название общества совпадает с тем, что приводится американским профессором Энтони Саттоном – авторитетнейшим исследователем элитных политических связей, процессов и «игр» на Западе [“Trust Russel”]; по версии Саттона, это общество представляет собой орден и объединяет видные республиканские кланы немецкого происхождения – Бушей, Гарриманов, Тафтов и др.).

По версии Дроздова, на той встрече, сыгравшей немалую роль в подготовке Великой депрессии 1929-1933 годов, Гуверу было заявлено: «Приближается кризис, попытаться избежать трудного положения, в котором могут оказаться США, можно лишь изменив расстановку сил в мире. Для этого надо оказать помощь России, чтобы она окончательно избавилась от разрухи – последствий Гражданской войны, и помочь Германии избавиться от тисков Версальского договора». «Но на это нужны деньги, — возразил Гувер, — несколько миллиардов. – Да и для чего нам это нужно, что будет потом?». «А потом надо столкнуть Россию и Германию лбами для того, чтобы, воспрянув после кризиса, США оказались один на один с оставшимся из этих противников». «Такие деньги, — свидетельствует Дроздов, — в результате были выделены. И те же самые американские концерны, которые помогали России…, восстанавливали и оснащали Германию». (Саттон, в свою очередь, детально исследуя эту ситуацию в книге «Как Орден организует войны и революции», приводит названия конкретных транснациональных компаний и банков, работавших как с СССР, так и с Германией).

Оставшись после Второй мировой войны наедине с Советским Союзом, США, в полном соответствии с содержанием договоренностей Гувера с обществом Рассела, продолжили реализацию этого плана уже в форме холодной войны. По свидетельству крупного советского партийного функционера Валентина Фалина, обладавшего доступом в закрытые архивы, задача борьбы с СССР формулировалась, во-первых, предельно жестко (генерал Донован, основатель будущего ЦРУ – Управления стратегических служб [УСС] — еще в 1943 г. заявлял, что «…если по окончании Второй мировой войны какое-либо государство сможет определять без согласия США развитие в Европе, это будет означать, что США войны не выиграли»), а во-вторых, преемственно по отношению к тем же задачам Запада в Первой мировой войне (по свидетельству Фалина, главнокомандующий силами Антанты фельдмаршал Фердинанд Фош говорил о том, что «…если война не закончится уничтожением Советской России, ее нужно считать проигранной») (http://www.regnum.ru/news/1439594.html).

Из этих примеров, а также из таких исторических документов, как знаменитая телеграмма поверенного в делах США в Москве Джорджа Кеннана в американский госдеп (от 22 февраля 1946 г.), составившая идеологический фундамент холодной войны, а также посвященные Первой мировой войне мемуары Уинстона Черчилля («Мировой кризис») и его Фултонская речь (5 марта 1946 г.), опустившая между Западом и Востоком «железный занавес», видно, насколько элиты Запада были напуганы самим фактом появления и существования СССР. Известный политик и политический мыслитель Сергей Кургинян в связи с этим выдвинул глубокую и, по мнению автора, максимально приближенную к действительности, теорию возникновения нынешних основных глобальных трендов, включая пресловутую глобализацию. Детально разобравшись в трансэлитарных связях, проследив их на конкретных семьях в течение нескольких поколений и доказав преемственность клановых интересов и клановой политики, Кургинян утверждает, что в начале 1920-х годов транснациональный олигархический «Олимп» (который Саттон, в свою очередь, отождествляет с упомянутым американским «орденом» и британской «группой» [то есть, по сути, с взаимодействием объединений крупнейших семейных бизнес-династий во главе соответственно с Рокфеллерами и Ротшильдами. – Авт.]), поручил ряду ученых-обществоведов проанализировать перспективы глобального развития с точки зрения итогов Великого Октября и создания СССР. (Для этого был существенно повышен статус общественно-политической науки и конкретных ученых, включенных в транснациональные элитарные сообщества и закрытые политические субъекты наравне с лидерами буржуазии и родовой аристократии, а также существенно расширен сам список «глобальных элитариев»).

Вывод заказанного глобальными олигархами исследования, появившийся в конце 1920-х годов, заключался в действительной неизбежности смены капитализма коммунизмом, как естественной тенденции развития всемирно-исторического процесса. Оказавшись для «Олимпа» шокирующим, он побудил его хозяев поставить в повестку дня вопрос о предотвращении подобного хода событий с помощью остановки самого исторического развития, завершении истории как таковой и замене ее глобальным неразвитием. Именно этим и объясняется стремительный подъем фашизма, который рассматривался главным инструментом, идеологией и движущей силой данного проекта.

Первой «пробой сил» на этом пути оказался гитлеровский Третий рейх, после поражения которого был принят обновленный долгосрочный план действий, основанный на некоем антисоветском консенсусе, достигнутом (заметим, что еще в военные годы) лидерами западной и нацистской элит. Проявлением этого консенсуса стало согласование взаимодействия и разделение глобальных сфер влияния между тремя ведущими олигархическими кланами – Ротшильдами, Рокфеллерами, а также Ватиканом, взявшим на себя функцию главного межкланового и межэлитного коммуникатора.

Отметим, что Ватикан сыграл значительную роль в эвакуации десятков тысяч немецко-фашистских военных преступников на «запасной аэродром» в Латинской Америке. Уже в 1946 году, на съезде в итальянском Сан-Ремо, под крылом бывших западных союзников СССР по Антигитлеровской коалиции и под крышей объединения сотрудников СС и СД, были воссозданы структуры организованного нацистского движения во главе с Отто Скорцени и центром во франкистской Испании – стране, выполняющей функцию главной «площадки», на которой и по сей день осуществляется коммуникация всех трех глобальных кланов (политическим центром является династия Бурбонов [король Хуан Карлос I и королева София], религиозным – духовно-секулярный орден «Opus Dei» [«Дело Господне»], а финансово-экономическим – «Grupo Santander» [семейство Ботин], которая соединяет экономические интересы этих кланов с геополитическими. Отметим, что усилиями Анны Патрисии Ботин, наследницы нынешнего главы семейства Эмилио Ботина, один из главных векторов экспансии «Santander» (тесно связанной переплетением акционерного капитала с «Институтом по делам религий» — Банком Ватикана) направлен на католическую Латинскую Америку.

Для управления реализацией «глобального плана» сразу после окончания войны был запущен процесс расширения «пула» глобально-управленческих институтов. Британо-американская связка лондонского Королевского института по международным отношениям («Chatham House») и вашингтонского Совета по международным отношениям (СМО) была распространена на Западную Европу (впоследствии — и на Восточную Европу, а также на Азиатско-Тихоокеанский регион). В первой половине 1950-х годов появился Бильдербергский клуб – объединение западных элит, а в первой половине 1970-х — Трехсторонняя комиссия, соединившая их с японской элитой; в 2000 году данная комиссия расширила влияние на Китай и другие крупные страны АТР. Идеологическим центром глобальных преобразований по остановке истории и развития стал сформированный в 1960-е годы Римский клуб, из «недр» которого, как мы убедились, и появилась пресловутая теория «глобального потепления». (В 1993 г. крупным «римским» функционером Эрвином Ласло был основан восточноевропейский филиал – Будапештский клуб, призванный адаптировать к включению в западные структуры бывших союзников Москвы по Варшавскому договору и Совету экономической взаимопомощи).

В соответствии с отведенной Римскому клубу функцией, его основатель – крупный итальянский бизнесмен Аурелио Печчеи (тесно связанный как с нацистами, так и с западными элитами, а также, по линии Аллена Даллеса, с американскими спецслужбами) в середине 1960-х годов выдвинул некий «глобальный план». Если отбросить частности, он представлял собой некую двухзвенную конструкцию. Первой ее частью предполагалось трансатлантическое объединение Запада, условием которого выдвигалось создание европейского квазигосударственного объединения (по Печчеи, «европейского союза»). (Отметим, что, как убедительно доказывает Ольга Четверикова, идея «объединенной Европы» была позаимствована из идейного багажа крупного масона графа Куденхоува-Калерги, основателя Панъевропейского движения, которое после Второй мировой войны приступило к реализации проекта по «отделению европейских наций от государств» с целью создания путем раздробления территориальной целостности отдельных государств единой «европейской нации» [http://www.fondsk.ru/news/2012/10/22/o-tenevoj-storone-proekta-edinaja-evropa.html]). Вторая часть «глобального плана» касалась установления связей, а затем и коммуникации с наиболее «продвинутой» (то есть прозападной) «фракцией» советских «элитариев». Конечной целью «глобального плана» была объявлена конвергенция Запада с Востоком — так называемый «европейский проект», предполагавший роспуск СССР с последующим объединением его «славянского ядра» с Европой. Первым шагом по реализации проекта считалось воссоединение Германии, которое Михаил Горбачев в 1984 году, то есть еще до прихода к власти, запустил секретными договоренностями, заключенными в Вене с «наследником австро-венгерского престола» Отто фон Габсбургом. В обмен на предстоящую сдачу соцстран и вывод из них советских войск, создававший предпосылки к запуску «европейского проекта», будущий генсек ЦК КПСС потребовал (и добился) воссоздания в них за счет французской масонерии лож «Великого Востока» (к риторическому вопросу о том, «who’s Mr. Gorbachev?»).

Чьим последователем оказался генсек-предатель?

Ключевыми идеологами и организаторами «европейского проекта», ответственными за его разработку и запуск с советской стороны, являлись фактический глава Правительства СССР при Хрущеве Анастас Микоян, его преемник на премьерском посту Алексей Косыгин, а также глава КГБ СССР (действовавшего тогда при Совете Министров СССР) и будущий генсек ЦК КПСС Юрий Андропов – выдвиженец видного деятеля Коминтерна Отто Куусинена, державшего в своих руках связи с все тем же «Великим Востоком». Непосредственная организационная работа по конвергентной «интеграции» СССР с Западом этими лидерами была возложена на зятя Косыгина академика Джермена Гвишиани, который получил для этого не только политическое прикрытие, но и самые широкие неофициальные полномочия – от возможностей устанавливать сотрудничество с любыми деятелями на Западе до фактической вербовки для участия в работе Римского клуба крупных советских ученых.

В филиалах патронируемых Римским клубом международных аналитических структур, которые в СССР функционировали под крышей КГБ, формировались «команды» будущих «реформаторов» — Гайдара и Явлинского. (Один из кураторов этого проекта по линии спецслужб Сергей Кугушев описывает эти события в книге «Третий проект»). А в ЦК ВЛКСМ, при непосредственном участии сложившегося еще в «застойные» годы влиятельнейшего «голубого» лобби, готовились планы предстоящей приватизации и составлялись списки будущих «олигархов». (Об этом можно почитать в романе известного писателя Владимира Карпеца «Любовь и кровь»).

Именно в этом предательстве ряда видных представителей советской партийно-государственной, спецслужбистской и научной элит без труда отыскиваются корни распада Советского Союза; любые усилия в этом направлении США и Запада в отсутствии подобной «пятой колонны» внутри страны были бы обречены на провал.

«Глобальное потепление» неслучайно было поставлено в центр конвергентной идеологии Римского клуба: ни на каком ином поприще полноценное сотрудничество элитных заговорщиков с Запада и Востока оказалось бы невозможным по идеологическим причинам. Даже разоруженческая проблематика – и та становилась «общим знаменателем» для совместных проектов лишь вынужденно, в рамках противодействия угрозе взаимного гарантированного уничтожения, и только на короткие промежутки времени, разделенные периодами очередных обострений международной напряженности.

Следующее, после расширения сети глобально-управленческих институтов, направление деятельности альянса западных «демократов» с нацистами, на которое была возложена основная организационная работа по реализации «глобального плана» Римского клуба, было представлено симбиозом структур ООН с руководством крупнейшей и наиболее агрессивной на тот исторический момент «глобальной партии» — Социнтерном. В 1977-1983 годах двусторонними усилиями были созданы три международные «независимые» комиссии, которые возглавлялись лидерами крупных европейских социал-демократических партий, занимавшими в свое время во главе этих партий посты глав правительств своих стран – ФРГ, Швеции и Норвегии:

- по международному развитию (Комиссия Вилли Брандта – президента Социнтерна),

- по вопросам разоружения и безопасности (Комиссия Улофа Пальме)

- и главная для нашего анализа — по окружающей среде и развитию (Комиссия Гру Харлем Брунтланд), созданная в декабре 1983 года специальной резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН (кандидатура председателя комиссии была утверждена лично генсеком ООН Пересом де Куэльяром).

Информация о роли Социнтерна в мировой политике, а также об инструментах его влияния в России будет неполной без упоминания о вхождении экс-председателя Совета Федерации, председателя партии и руководителя фракции «Справедливая Россия» в Государственной думе Сергея Миронова в Комиссию по устойчивому глобальному обществу. (Комиссия была создана в ноябре 2006 г. на заседании Совета Интернационала в Сантьяго после обсуждения следующих, весьма показательных вопросов: «От национального к глобальному управлению: приоритеты устойчивого будущего», «Энергия и климатические изменения: призыв к действию», «Новые горизонты мира: продвижение решений конфликтов») (http://www.socialistinternational.org/viewArticle.cfm?ArticleID=564).

В 1987 году, то есть вскоре после запуска в СССР горбачевской «перестройки», комиссией Брунтланд был подготовлен доклад «Наше общее будущее» («Our Common Future»), в котором был введен термин «устойчивое развитие» (ранее использовался другой термин – «глобальное равновесие», включенный Деннисом Медоузом в первый доклад Римскому клубу «Пределы роста» [1972 г.]). Увязанное Римским клубом с «глобальным потеплением», «устойчивое развитие» было поставлено в центр состоявшейся вскоре после распада СССР (время, видимо, пришло!) Конференции ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро, где оно было включено в качестве базовой, системообразующей концепции в итоговые документы форума – Рио-де-Жанейрскую декларацию (более известную, как Декларацию Рио) и «Повестку дня XXI века» («Agenda-XXI»).

К той конференции в Рио был подготовлен и еще один, суперглобалистский документ, к созданию которого приложил руку уже отставной к тому времени генсек Горбачев, — «Хартия Земли». Однако претензии его авторов на превращение в фактическую «глобальную конституцию» шокировало участников проводившихся «на полях» форума закулисных консультаций настолько, что его организаторы тогда, в июне 1992 года, даже не рискнули поставить его на голосование.

Провал «Хартии» вызвал к жизни паллиативный вариант реализации «глобального плана». В организационном плане в центр этого сценария было поставлено институциональное распространение «устойчивого развития» с экологической на экономическую, социальную (2000 г.), а затем и политическую (2005 г.) сферы:

- учреждение под эгидой ООН, наряду с конференциями по окружающей среде и развитию, еще и всемирных саммитов по «Целям развития тысячелетия» (ЦРТ); на Саммите тысячелетия 2000 года ЦРТ фактически заменили собой «Повестку дня XXI века»;

- выделение из преимущественно гуманитарных восьми ЦРТ завершающей из них – «Глобального партнерства в Целях развития»; соединение ее с институтом «превентивной дипломатии», создавшее механизм разжигания и управления внутристрановыми конфликтами; это позволило легализовать на уровне ООН «миротворческую» функцию НАТО и ЕС (примером которого служит «разрешение» конфликта в Косово), соединив его с созданием в структуре ООН в 2005 году Управления по поддержке миростроительства, Комиссии по миростроительству и Фонда миростроительства. (Совет Социнтерна в Сантъяго, состоявшийся через год после этого, следовательно, не «изобретал велосипеда», а просто выполнял руководящую установку присоединиться к решениям, принятым совершенно другими инстанциями);

- обнародование на недавней конференции Рио+20 (июнь 2012 г.) планов по трансформации ЦРТ в некие «Цели устойчивого развития» (ЦУР) — глобальные и универсальные, «адаптированные» для всех стран; причем, в итоговом документе саммита данное решение было подкреплено проектом создания в структуре ООН прообраза «мирового правительства» в лице «Политического форума высокого уровня» (Документ ООН A/CONF.216/L.1. Ст. 247-248, 84. С. 58-59, 19).

Усовершенствовали в эти же сроки и идеологию «устойчивого развития», которую влиятельные «профильные» «think tanks» (например, Фонд братьев Рокфеллеров) в своих документах, не стесняясь, вслед за Социнтерном, приравнивают к «глобальному управлению» (http://www.rbf.org/program/sustainable-development):

- в 1995 году, в докладе «Наше глобальное соседство» («Our Global Neighbourhood»), подготовленном созданной на конференции Рио-92 Комиссией по глобальному управлению и сотрудничеству (во главе с вице-президентом Социнтерна Ингваром Карлссоном), была прописана конечная цель «устойчивого развития» — глобальная централизация контроля над природными ресурсами. (Вводилось понятие «глобальное общее достояние», которому предписывалось расширяться вплоть до охвата всех «мировых ресурсов»; за пользование этими ресурсами предлагалось взимать «глобальные налоги»);

- в 1992-1997 годах были уточнены и конкретизированы конкретные пути к достижению этой цели, главным из которых следует признать деиндустриализацию, внедрявшуюся (и внедряемую) под предлогом сокращения пресловутой «антропогенной нагрузки» на экосферу, то есть отходов промышленной деятельности, прежде всего парниковых газов.

Каким именно образом деиндустриализация, соединяясь с депопуляцией, десоциализацией и десуверенизацией, образует выведенную автором этих строк формулу «устойчивого развития» — «четырех Д» — мы сейчас увидим.

«Лохотрон» борьбы с «глобальным потеплением»

На конференции Рио-92 к подписанию была открыта заключенная за месяц до этого (9 мая 1992 г.), в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке, Рамочная конвенция ООН об изменении климата (та самая РКИК), итоги 18-й (дохийской) Конференции Сторон которой и являются предметом данной статьи. Причем, официально декларируемой целью РКИК и принятого в ее рамках Киотского протокола, видимо, для «замыливания глаз», была провозглашена отнюдь не деиндустриализация, и не «четыре Д», а ограничение «глобального потепления» двумя градусами роста средней глобальной температуры к 2050 году. (Из многочисленных «страшилок», неизменно появляющихся в канун каждой очередной конференции Сторон РКИК, следует, что без резкого сокращения выбросов растают полярные льды и поднимется уровень мирового океана, в результате которого затопленными окажутся прибрежные территории и мегаполисы).

Страны, являющиеся Сторонами РКИК, поделены на три группы. В первую, участники которой перечислены в приложении I, вошли развитые государства Запада (члены ОЭСР) и «страны с переходной экономикой» (то есть постсоветские и бывшие социалистические, включая Российскую Федерацию). Вторая группа, состав которой приведен в приложении II, частично дублирует первую, но включает только участников ОЭСР (развитые государства). В третью группу, не имеющую официального списка, зачислены развивающиеся страны, в том числе и самоназванные, например Китай и Индия, несмотря на их вхождение в лидирующую группу по части промышленных выбросов.

Замысел этой групповой градации стал понятен только в 1997 году, с принятием Киотского протокола. Как выяснилось, он заключался в наделении участников приложения I (включая Россию и другие постсоветские государства) количественными показателями по сокращению выбросов парниковых газов, а тех, кто включен в приложение II, — обязательствами по оказанию помощи в таком сокращении развивающимся странам третьей группы. Прописанные в 4-й статье конвенции, эти обязательства не столько принуждают развитые страны ОЭСР к помощи развивающимся, сколько создают им самим весьма неплохие преференции в виде так называемых «рыночных механизмов» Киотского протокола. «Упакованные» в механизмы «чистого развития» и «совместного осуществления» (12-я и 6-я статьи протокола), они призваны регулировать торговлю квотами на выбросы парниковых газов.

«Механизм чистого развития» (МЧР) – ядро этого глобального климатического «лохотрона», основы функционирования которого для пущей важности были включены в базовый документ Саммита тысячелетия (2000 г.) – доклад генсека ООН Кофи Аннана «Мы народы: роль ООН в XXI веке». «…МЧР, — читаем в докладе, — позволяет промышленно развитым странам зарабатывать связанные с выбросами очки за осуществление инвестиционной деятельности, не вызывающей пагубных последствий для климата, в развивающихся странах, где эти инвестиции будут приводить к снижению существовавших до этого уровней выбросов парниковых газов. Эти очки засчитываются в счет обязательств по сокращению выбросов, которые промышленно развитые (и «переходные», включенные в приложение I к РКИК. – Авт.) страны должны выполнять» (Документ ООН A/54/2000. Ст. 273. Вставка 9).

Маленький нюанс. Инвестиционная деятельность в развивающихся странах авторами этого проекта никак не связывается с поддержкой промышленности, особенно тяжелой (упор в ней делается на внедрении «бездымного» — «инновационного», «постиндустриального» сектора: развитии химии, микроэлектроники, информационно-коммуникационных и биотехнологий, генной инженерии). Кроме того, еще в 1987 году, в докладе Римскому клубу Эдуарда Пестеля «За пределами роста», предоставление инвестиций развивающимся странам развитыми было увязано с тремя унизительными, если не сказать откровенно подрывными условиями:

- «резким и немедленным снижением темпов роста населения» (это и есть упоминавшееся нами второе, после деиндустриализации, звено формулы «устойчивого развития» — депопуляция. – Авт.);

- внедрением «целостной стратегии», увязывающей «пересадку передовой технологии» в развивающиеся страны с копированием ими западных политических институтов (то есть постановкой их под западный политический контроль);

- запуском с целью «пересадки технологий» в эти страны «небольших заграничных фирм» для создания «совместных предприятий …при посредничестве местных торгово-промышленных палат» (то есть формированием из местных элит прозападной «пятой колонны», живущей не национальными, а собственными корпоративными интересами и вследствие этого оторванной от абсолютного большинства остального населения; большинство же при таком раскладе оказалось обречено на погружение в архаику – ту самую десоциализацию, которая и составляет третий элемент авторской формулы «устойчивого развития» — «четырех Д»).

Таким образом, МЧР воздействует на демографию государств «третьего мира», навязывает им «демократические институты», привязывая их к Западу политически и идеологически, формирует в них оторванные от социума и разрушающие его компрадорские, прозападные элиты и режимы, а также ограничивает в этих странах развитие реального (промышленного) сектора экономики. Кроме того, этот механизм позволяет извлекать сразу тройную прибыль из инвестиций в «экологически чистые» технологии: деньгами и ресурсами этих стран, а также квотами на выброс парниковых газов, получаемыми за «очки» МЧР, торговлю которыми немедленно и широко развернули западные глобальные банки.

Второй «рыночный механизм» Киотского протокола – «проекты совместного осуществления» (ПСО) – предполагает прямую торговлю между странами национальными квотами на парниковые выбросы.

Но главная «фишка» обоих механизмов, особенно ПСО, — в том, что они доступны только при наличии обязательств по ограничению и сокращению выбросов в рамках Киотского протокола, то есть при полноценном членстве в нем. Только в этом случае страна, внедряющая у себя «экологические инновации», вправе рассчитывать на компенсации «инвесторов». Поэтому оформленный в Дохе выход из этих обязательств России автоматически «подвешивает» те российские компании, которые успели «клюнуть» на эту «удочку»: умозрительных «компенсаций» за реализацию экологических проектов от иностранных партнеров по бизнесу они уже не получат. Именно это, как увидим ниже, побудило их к протестам против выхода из обязательств, превратив, по сути, во все ту же «пятую колонну», ставящую корпоративные, финансовые выгоды (пусть и виртуальные) вперед национальных и государственных интересов.

«Потерпевшие» при этом не обращают внимания на многочисленные «подводные камни» торговли квотами, включая даже то, что сумма этих компенсаций не только смехотворна и постоянно уменьшается, но и формируется политическим путем, в рамках очевидного антироссийского подтекста. Во-первых, предложение квот значительно превышает спрос. Цена одной тонны выбросов уже успела упасть примерно с 15 евро в 2008 году до 8-10 в 2011, а в 2012 году вообще рухнула до уровня в 80-90 евроцентов. Объяснить такую метаморфозу кризисом европейской экономики – а покупателем квот выступает именно ЕС – уже невозможно; налицо политический характер этого обвала, обусловленного, по-видимому, тем, что российские компании втянулись в механизм ПСО как раз в 2010-2011 годах. Во-вторых, на конференции в Дохе еврокомиссар по вопросам климата Кони Хедегаард прямо заявила, что, следуя внутреннему законодательству, ЕС (с которым солидаризовалась Австралия) больше не будет покупать квоты. В-третьих, вопреки ст. 13.3 Киотского протокола, устанавливающей, что не использованные в «первом периоде» обязательств квоты переходят в следующий, ЕС еще в октябре 2009 года (в канун Конференции Сторон РКИК в Копенгагене) принял одностороннее и явно антироссийское решение об отмене этого положения (надо иметь в виду, что из 11 млрд тонн сэкономленных в мире квот 6 млрд приходятся на Россию, еще 2 млрд – на Украину, а остатки – на Польшу и Белоруссию). В-четвертых, ПСО, как и МЧР, устроен таким образом, что фактически поощряет передачу государственных квот (и связанного с ними бизнеса) в руки частных компаний, поощряя таким образом вытеснение государства из сфер, регулирующихся официальной триадой «устойчивого развития», — экологии экономики и социальной политики. В-пятых, «игра» российских компаний в частные «игры» по продаже государственных квот на Запад ведет к формированию технологической зависимости: не нужно изобретать своих технологий и оборудования, достаточно купить чужие и, следуя трендам «повышения углеродной эффективности», регулярно тратиться на их обновление, выбрасывая на свалку ранее купленное. (Одновременно эта схема является питательной средой для создания коррупционных связей российского и европейского бизнеса, ибо понятно, что «компенсационные инвестиции», выделяемые западными партнерами, как водится, оплачиваются щедрыми «откатами»). Однако помимо «пряника», предусмотрен и «кнут». В процессе обсуждения, принятия и внедрения находится пакет дискриминационных мер и санкций, которыми ЕС собирается обложить промышленную продукцию стран, отказывающихся от участия в этой «игре», что способно больно ударить по конкурентоспособности экспортируемых российскими предприятиями промышленных изделий с низким уровнем передела и добавочной стоимости.

В-шестых, стоило Западу осознать, что ПСО используется российской стороной для оказания содействия странам СНГ (то есть, по сути, в целях экономической реинтеграции постсоветского пространства), как европейские и американские представители, на Конференции Сторон РКИК в Канкуне (2010 г.), попытались заблокировать действие этого механизма, и лишь предельная жесткость руководителя российской делегации, советника Президента РФ и специального представителя по вопросам климата Александра Бедрицкого, поставившего в прямую зависимость от сохранения ПСО судьбу крайне необходимого Западу МЧР, позволила нашей стороне отстоять свои национальные интересы. Наконец, в-седьмых, европейскими и американскими партнерами России, а также Китаем, как неформальным лидером группы развивающихся стран, дважды (в Дурбане и Дохе) была цинично проигнорирована выдвигавшаяся нашей стороной при поддержке Украины и Белоруссии поправка в Киотский протокол, ставившая выполнение страновых обязательств по сокращению эмиссии парниковых газов в зависимость от текущей социально-экономической ситуации. (Это предполагало корректировку «неприкосновенных» по сей день списков участников I и II приложений к РКИК).

Все это доказывает, что задача Западом с самого начала ставилась предельно четко, конкретно и однозначно: втянуть Россию в «рыночные механизмы» Киотского протокола, а затем, «поматросив, бросить» наедине со своими проблемами и нереализованными ожиданиями. А заодно обвести ее вокруг пальца, уменьшив объем сэкономленных российских квот и решив, не мытьем, так катаньем, с помощью «обходного маневра» и «наперсточной ловкости рук», проблему переноса в новое соглашение «горячего воздуха» (так именуют квоты переговорщики).

Подтверждением справедливости именно такого видения подлинных целей и задач РКИК и Киотского протокола являются особенности формирования и эволюции климатических моделей, составляющих фундамент теории «глобального потепления». В основе деятельности Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК или, в английском варианте, IPCC – International Panel on Climate Change), учредителями которой явились Программа ООН по окружающей среде (ЮНЕП) и Всемирная метеорологическая организация (ВМО), находится метод механической привязки температурной динамики к глобальным объемам парниковых выбросов. Каждые несколько лет МГЭИК готовит оценочные доклады, масштаб прогнозируемых угроз в которых неизменно увеличивается, причем, в запрограммированном, если не сказать заказном, режиме. «Пятый оценочный доклад МГЭИК, публикация которого ожидается в 2014 году, покажет более пугающие результаты, чем предыдущий, — заявил 23 ноября (2010 г. – Авт.) помощник Генерального секретаря ООН по координации политики и стратегическому планированию Р. Орр. – Четвертый оценочный доклад, представленный в 2007 году, гласил, что глобальное потепление климата “однозначно происходит” и в большей степени спровоцировано человеческой деятельностью. Сейчас, когда готовится пятый доклад МГЭИК, можно говорить о том, что практически по всем показателям он будет тревожнее, чем предыдущий…» (http://eco.rian.ru/weather/20101123/300024846-print-html). Если учесть, что авторский коллектив был создан и представлен общественности в июне 2010 года, то следует признать, что заявление Орра – не что иное, как руководящая установка, играющая роль своеобразной «дорожной карты», в ходе реализации которой получаемые результаты должны быть подогнаны под заданные выводы.

Между тем, именно заключения оценочных докладов МГЭИК послужили международно-правовой основой как самой РКИК, так и вытекающего из нее Киотского протокола. (Из ст. 5.2 протокола: «Методологиями для оценки антропогенных выбросов… являются методологии, принятые МГЭИК и одобренные Конференцией Сторон Конвенции на ее третьей [киотской. – Авт.] сессии»). Комментарии, как говорится, излишни.

Таким образом, неслучайно, что архитекторов РКИК и Киотского протокола изначально ничуть не смущало отсутствие персональных обязательств по ограничению парниковых выбросов у Китая, Индии и покинувших список его Сторон США (хотя на указанные три страны приходится более половины всех мировых выбросов). Объектом обоих документов явно были не они, как и не бывшие социалистические страны, давно уже вступившие в ОЭСР и, следуя заявленной логике, должные перейти из приложения I в приложение II (чего, как мы убедились, так и не произошло).

Как уже неоднократно отмечалось, «острие» Киотского протокола направлено против России и других промышленно развитых постсоветских государств, которых и стремятся с помощью экологии «прессовать» по полной программе, загоняя в «прокрустово ложе» мифологической «борьбы с глобальным потеплением».

(окончание следует)

Павленко Владимир Борисович – доктор политических наук, действительный член Академии геополитических проблем.