Памяти Александра Каверзнева

32 года тому назад мне посчастливилось сопровождать известного в стране журналиста Александра Каверзнева во время его работы над телевизионным фильмом в Афганистане в качестве переводчика-востоковеда. Говорят, что если природа захочет кого-нибудь наградить, то сделает это со всей своей щедростью. Так было и с «Сан Санычем», как его называли коллеги по работе. Природа дала ему все: лицо, фигуру, голос, а он еще постоянным трудом развил ее дары и добился больших успехов.

Память об этом замечательном человеке сохранилась так отчетливо, как если бы это было совсем недавно. Я помню, как тепло встречали его в советском посольстве в Кабуле, в коллективах советских специалистов. Люди тянулись к нему, просили встречи с ним, автографов, снимали на фотопленку. Командиры воинских подразделений, где мы побывали, были рады пригласить его к себе, натопить для него баню.

Человек смелый и обаятельный, Александр Александрович вызывал симпатии и у афганцев, даже тех, кто с оружием в руках продолжал воевать. Помню, 17 марта в кишлаке Анаба, что в Паншерском ущелье, наша съемочная группа столкнулась с моджахедами, которые, воспользовавшись перемирием, заключенным Ахмад Шахом Масудом и нашими военными, спустились с гор в ущелье. Напряженная пауза, между нами настороженность и недоверие. Особенно выделяются двое. Мы видели в них как бы взгляд через прицел их новеньких автоматов. «Уберите камеру, не надо нас снимать», - грозно предупредили они. Атмосфера явно накалялась и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не обаяние Каверзнева, сила его личного влияния на сердца людей.

«А глаза-то у тебя голубые, - со спокойной улыбкой обратился он к одному из моджахедов, действительно голубоглазому и светловолосому. - Откуда они у тебя такие?» Тот, показывая глазами в небо, произносит: «От Аллаха». Ну, думаю, слава твоему Аллаху, что обстановка разрядилась и что дело обретает мирный характер.

Сан Саныч был человеком веселым. Была в нем даже какая-то ребяческая непосредственность, азарт, если хотите. Я помню, в первые мартовские дни наша съемочная группа находилась на юге Афганистана. Кандагар, центральная мечеть Джаме Муйе Мобарак. Настоятель разрешает войти вовнутрь. Мы с Каверзневым занимаем место с края, у подоконника, на котором лежала кем-то оставленная белоснежная чалма. Телеоператор Вячеслав Степанов и звукооператор Владимир Авдеев в гуще молящихся заняты своим делом. Идет богослужение. В какой-то момент чувствую легкое постукивание сзади по плечу. Поворачиваю голову и вижу присевшего за моей спиной с чалмой на голове Александра Александровича, словно спрашивающего: ну как я выгляжу в этом? Эту сцену замечает и настоятель мечети. Думаю, как он отреагирует? Смотрю, не сердится, даже вроде улыбается. Улыбается и Каверзнев. Глядя на него, вспоминаю четверостишье Хафиза:

Не будь, о богослов, так строг,

Не дуйся моралист на всех,

Веселья всюду ищем мы,

А это уж никак не грех.

Александр Александрович был человеком доброжелательным и деликатным. Никогда не говорил о людях плохо. Пожалуй, однажды я услышал от него слова осуждения. Как–то вечером засиделись мы, беседуя с офицерами Кандагарского гарнизона и много выпили. И вот один молодой капитан, энергично размахивая руками, рассказывал о том, как он здорово научился воевать. «Раньше, - говорит, - бьешь снарядом по глиняному дувалу, ему хоть бы что, стоит себе и стоит. Пускаешь второй снаряд – то же самое, дувал на месте, а снаряд застревает в нем, как в тесте. А теперь как? Прошиваешь очередью из «шилки» основание дувала, а потом бьешь снарядом повыше, в середину, и он ложится, как березка».

«Этот капитан за свою жизнь, наверно, и дерева не посадил. И вообще, - говорил Александр Александрович, - силой оружия здесь ничего не решишь».