Миллер в Талыше

Российское востоковедение, впрочем, как и европейское, стало формироваться в 18 веке и стимулировалось, в первую очередь, внешней (а впоследствии и внутренней) политикой государства. Ко второй половине 19 века в России полноценно сформировалось целостное направление востоковедения, занимавшееся сбором и обработкой военной (и не только) информации – так называемое военное востоковедение. Иван Павлович Минаев, основатель русской индологии, писал по этому поводу: «У нас, на Руси, изучение вообще Востока никогда не имело и не могло иметь отвлеченного характера. Мы слишком близки к Востоку для того, чтобы интересоваться им только отвлеченно. Интересы России всегда были тесно связаны с Востоком, а поэтому востоковедение у нас не могло не находить себе практического приложения»[1]. Востоковедение имело прямую связь с военным и дипломатическим ведомствами (как отмечено выше, касалось это, конечно, не только России). После революции 1917 г. в России отмечалась определенная дезорганизованность востоковедческой науки. Однако вскоре она вновь была возрождена и плоды деятельности российских востоковедов активно использовались как во внешней, так и во внутренней политике. После распада Советского Союза роль востоковедения во внешнеполитическом ведомстве значительно снизилась (фактически достигла упадка), однако и сегодня – скорее, по инерции, нежели в силу системного подхода, – и в самом МИДе иногда можно встретить профессиональных востоковедов. Надо, конечно же, сразу заметить, что подобная взаимосвязь не должна восприниматься читателем как однозначная ангажированность представителей востоковедческой науки (хотя, естественно, порой случалось и такое). Грань между «политическим заказом» (какое, очевидно, имело место, например, при «тюркизации» талышского национального героя Бабека, великого иранского поэта Низами Гянджеви или происхождения Сефевидской династии в советский период) и «внешне-/внутреннеполитическим стимулированием академического исследования» очень тонкая, и каждый случай в данном вопросе должен быть рассмотрен отдельно.

В новой серии очерков известного историка Станислава Николаевича Тарасова, публикуемых на сайте REX, затрагивается весьма интересный случай из истории российского востоковедения, который, если принять точку зрения автора, можно рассматривать как внешнеполитическое стимулирование исследований академиков Марра и Орбели. К сожалению, С.Н. Тарасов (видимо, намеренно) избегает академической нагрузки в своих очерках, что создает некоторые сложности для строго научной оценки его статей, но все же открывает довольно интригующую перспективу событий, происходивших как в области изучения переднеазиатского региона, так и в формировании его нынешней мозаики.

Автору настоящей статьи показалось уместным поделиться в контексте публикации указанной серии очерков некоторыми соображениями относительно разрабатываемой им биографии другого известного российского востоковеда, также долгое время работавшего под руководством академика Н.Я. Марра, - Бориса Всеволодовича Миллера, - а также с так называемым «талышским вопросом».

Борис Всеволодович Миллер, сын известного русского филолога, фольклориста, литературоведа и этнографа Всеволода Федоровича Миллера и Евгении Викторовны Миллер (Насоновой), родился 12 ноября 1877 в Москве. Его отец происходил из дворянской семьи, был сыном известного в то время русского поэта и переводчиком немецкого происхождения, преподавателя русского языка и словесности Федора Богдановича Миллера (1818-1881), в течение 22 лет издававшего популярный сатирико-юмористический журнал «Развлечение». Всеволод Федорович, окончив в 1870 году историко-филологический факультет Московского университета, в 1874 отправился в Германию, а через год – в Прагу для углубления своих знаний, после чего вернулся в Москву в 1876 году. С 1877 года он был профессором кафедры сравнительного языкознания Московского университета, с 1892 – профессором кафедры русского языка и словесности, с 1903 – заслуженным профессором. С 1872 года он являлся членом Общества любителей российской словесности при Московском университете. С 1881 он стал председателем Этнографического отдела Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете и редактором издаваемого отделом журнала «Этнографическое обозрение». В 1889 году он был избран президентом всего Общества, но в 1891 отказался от этой должности. В 1884-1897 годах он являлся хранителем Дашковского этнографического музея Этнографического отделения Румянцевского музея. В 1897-1911 годах он был директором и профессором Лазаревского института восточных языков (о котором будет сказано ниже). С 1897 года являлся председателем Восточной комиссии Московского археологического общества. В 1898 году он стал членом-корреспондентом Императорской Академии наук по Отделению русского языка и словесности, а в 1911 году – ординарным академиком. Вместе с тем, что Всеволод Федорович Миллер оказал огромное влияние на развитие этнографической науки, а также лингвистики, литературоведения и др. научных направлений в России, он в результате своей преподавательской деятельности сформировал огромную плеяду исследователей – фольклористов, этнографов, востоковедов и др. Одним из ярких последователей В.Ф. Миллера был его сын Борис Всеволодович Миллер.

В рамках данной статьи необходимо отдельно остановится на Лазаревском институте восточных языков. Он ведет свою историю от Армянского Лазаревского училища, основанного в 1815 году в Москве для дачи начального образования армянским детям. Впоследствии в учебном заведении были образованы Специальные классы Лазаревского института с преподаванием основных восточных языков и смежных дисциплин[2]. Специальные классы представляли собой особый трехлетний курс востоковедческих дисциплин, который по своей программе, организации учебного процесса и правам, предоставляемым по окончании их выпускникам, соответствовал высшему учебному заведению. Среди преподаваемых здесь предметов были персидская, арабская, армянская словесности, турецко-татарский язык, история Востока и др.[3]. Более того, выпускники Специальных классов часто становились кадрами дипломатического ведомства, что ярко демонстрирует связь политики России на Востоке и востоковедческой науки в стране.

Борис Всеволодович Миллер, окончив в 1899 году юридический факультет Московского университета[4], и после непродолжительной службы в Московской Судебной Палате[5], в сентябре 1900 поступил в Специальные классы Лазаревского института восточных языков, которые успешно окончил 4 июня 1903 года[6].

Именно в период обучения в Лазаревском институте молодой Борис Миллер предпринимает свою первую поездку в Талыш. В 1902 году он был направлен в Ленкоранский уезд Советом Специальных классов[7]. Поездка была предпринята из Сочи совместно с А.М. Завадским, опубликовавшим впоследствии статью об этой поездке[8]. Экспедиция охватывала, главным образом, Северный Талышистан, но, как отмечает Б. Миллер в письме родителям от 09.07.1902 из Ланкона (Ленкорани), он сумел три раза заехать в южную часть Талыша[9].

В книге «Талышские тексты» Б.В. Миллер вспоминал (грамматика сохранена – прим. Ш.И.А.): «Я записал тогда значительный материал как по фольклору (сказки, песни), так и грамматический, который, по возращении из поездки по Талышу, начал обрабатывать в Москве и который даже предположено было издать в трудах бывшего Лазарев. Института восточн. языков. Но это намерение не осуществилось. Я успел только привести в порядок и, пользуясь указаниями моего покойного отца, акад. В.Ф. Миллера, переписать на бело менее половины своих записей и сделать доклад о талышском языке в Восточн. Комиссии бывш. Москов. Археологич. Общества.[10] С 1903 по 1917 г. я проживал вне России в условиях, не всегда благоприятствовавших сколько нибудь систематической научной работе, и, не имея надежды обработать все свои материалы для печати, я передал подготовленную часть их покойному отцу, который намеревался сам заняться талышским языком. Но и его намерение не осуществилось за множеством его других научных работ, а после его смерти, в 1913 г., все его рукописи, касающиеся иранских языков Кавказа, были переданы акад. К.Г. Залеману; после смерти же последнего, в 1916 г., они перешли в Азиатский Музей при Академии Наук, в том числе и моя рукопись с талышскими текстами»[11].

Действительно в 1903 году, так и не обработав свои талышские материалы для публикации, Борис Всеволодович поступил на службу в Министерство иностранных дел с целью, как он потом писал, получить «возможность прожить ряд лет в странах мусульманского Востока», так его интересовавших, «и основательно ознакомиться с их языками и народами»[12], и был направлен в Иран, где проработал в течение 6 лет в различных городах, занимая должности в дипломатических представительствах Российской империи за границей, – Тегеране, Бушире, Ширазе, Урмии. После Ирана он несколько лет жил в Стамбуле, Скутари и Танжере[13]. Находясь на дипломатической службе, он по мере возможностей продолжал свои востоковедческие изыскания и сумел опубликовать несколько работ по результатам своих поездок по малоисследованным областям Ирана – в частности по Арабистану и Фарсистану.

После Октябрьской революции он оставил дипломатическую службу и полностью переключился на востоковедческую, а вскоре и на преподавательскую деятельность. В этот период и происходят события, которые составляют ядро данной статьи.

В 1918-1919 годах он сблизился с Николаем Яковлевичем Марром, прослушал его курсы древнегрузинского и древнеармянского языков. В 1919 Б.В. Миллер переехал из Москвы в Петроград, где работал в Кавказской секции Комиссии по изучению племенного состава России, также руководимой Марром, в качестве управляющего делами помогал последнему организовывать Академию истории материальной культуры, заведовал отделом Кавказа в Этнографическом отделе Русского Музея, сотрудничал с издательством известного русского писателя Максима Горького «Всемирная литература», выполняя для нее переводы с турецкого языка[14].

Начиная с 1924 (после возвращения из Казани) Борис Всеволодович Миллер долгие годы работал в организованном Н.Я. Марром Северокавказском Комитете, который осенью 1925 был преобразован в Комитет по изучению языков и этнических культур народов Востока СССР, в июне 1926 – в Научно-исследовательский институт этнических и национальных культур народов Востока РАНИОН, в 1930 г. – в Научно-исследовательский институт народов советского Востока при ЦИК СССР, в 1933 – в Центральный научно-исследовательский институт языка и письменности народов СССР при Совете национальностей ЦИК СССР, в 1938 – в Институт языка и письменности народов СССР АН СССР, в 1944 г. – в Московском отделении Института языка и мышления им. Н.Я. Марра. В 1950 году, после того, как марризм был развенчан, на основе этого учреждения и Института русского языка был создан Институт Языкознания РАН, где он продолжал работать вплоть до выхода на пенсию 30 июня 1953 года в связи с тяжелой болезнью[15].

Известный российский этнолог Виктор Александрович Шнирельман справедливо отмечает: «По меткому выражению американского историка Ричарда Суни, СССР стал «инкубатором новых наций», нуждавшихся в пригодном для себя прошлом. В 1920-е годы эта своеобразная ситуация достаточно адекватно понималась партийными и культурными работниками. Тогда бесписьменные народы, в том числе северокавказские, виделись не нациями, а племенами (народностями), которым еще только предстояло при помощи советской власти превратиться в нации. <...> Примечательно, что в связи с неудачами, постигшими проекты Татарско-Башкирской республики, Туркестанской автономии и Горской республики, строительство советских наций было решено вести на этнической основе. Поэтому советский проект нациестроительства с самого начала сопровождался насыщенным этнонационалистическим дискурсом. Это был модернизационный проект, требовавший для своей реализации активного участия институтов, свойственных эпохе модерна. Речь шла о науке, школе, музеях, литературе и искусстве. <…> В 1920-е годы советские чиновники с энтузиазмом занимались решением национального вопроса <…> Первым делом следовало создать достаточно многочисленную армию этнографов, и уже в самые тяжелые годы гражданской войны в стране начали возникать учебные подразделения, способные выполнить эту задачу»[16].

Н.Я. Марр стал одной из ключевых фигур обозначенного В.А. Шнирельманом процесса. Он, судя по всему, был одним из тех, кто определял то, какие «племена должны стать нациями». Почти все перечисленные учреждения стали, кроме прочего, кузницами «советских наций».

Особое внимание в контексте данной статьи привлекает работа Н.Я. Марра «Талыши (к вопросу об их национальном самоопределении)» (небольшая книга объема в 24 страницы), опубликованная в 1922 в Петрограде. И вот почему.

Как известно, в 1828 году в результате Туркманчайского мирного договора большая часть территории Талышского (в русских документах – Талышинское) ханства вошла в состав Российской империи (территория между реками Осторо (Астара) на нынешней ирано-азербайджанской границе и Диначал в современном иранском бахше Паре Сар шахрестана Резваншахр в провинции Гилан отошла Ирану). Однако малоизвестно, что вплоть до 1840-ых годов Талышское ханство сохраняло особое положение среди новых русских территорий в Закавказье, что наглядно видно, например, по названию новосозданной администрации – Управление мусульманскими провинциями и Талышинским ханством. Т.е., судя по всему, в этот период у царской администрации существовал некий особый, отличный от будущего прочих закавказских мусульманских провинций, план относительно Талышского ханства. В чем он заключался, увы, для нас пока остается неясным. Однако известно, что после окончательного вхождения Северного Талышистана в состав России началось исследование региона российскими учеными и дипломатами, среди которых самыми известными можно назвать И. Березина, П.Ф. Рисса, Г. Радде, Б. Дорна, Г. Мельгунова, А. Ходзько, К. Сатунина и др. При этом отметим еще один факт: сбор и обработка информации проводилась по обе стороны границы (кроме некоторых упомянутых авторов см.: Сборник консульских донесений, Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии и др.). И еще один неизвестный факт: русская дипломатия сохраняла связи и вела переписку и с правителями Южного Талышистана – например, с Бала ханом Каргаруди.

Как бы то ни было, вскоре царская администрация, приняв решение на основании собственных аргументов, превратила Талышинское ханство в Талышинский уезд, а потом – и вовсе в Ленкоранский уезд, подчинив последний Шемахе, а после землетрясение 1859 года – Баку. Кроме того, в 1868 из Ленкоранского уезда был выделен отдельный Джеватский уезд, т.е. Талышистан был фактически еще раз разделен надвое (для сравнения см. карту Ленкоранского уезда в работе П.Ф. Рисса). Несмотря на редкие отдельные публикации, к началу XX века талышская тема стала постепенно «пропадать» из научного оборота. И к моменту публикации указанной работы данная тема была уже «полуживой», если не «мертвой».

Таким образом, книга Н.Я. Марра фактически реанимировала «талышский вопрос». Как пишет автор в начале своей работы, данный «набросок» был составлен на основе записки «Талыш. Краткий очерк страны», составленной по его поручению Б.В. Миллером[17].

В 1925 году Борис Всеволодович был направлен в Талыш (вероятно, не без участия Марра Н.Я.), где он провел месяц, собрав значительный полевой материал[18]. В 1930 году в марровском Научно-исследовательском институте этнических и национальных культур народов Востока РАНИОН он опубликовал первый сборник талышского фольклора «Талышские тексты»[19]. В том же году в «Ученых записках» того же института он опубликовал свою другую знаменитую работу – статью «К вопросу об языке населения Азербайджана до отуречения этой области»[20], в которой доказал, что талышский язык является потомков древнего языка (т.е. до тюркской инфильтрации) Азербайджана (Атропатены) – азари. Не имея под рукой соответствующих документов, сложно однозначно утверждать, но можно предполагать, что работа Марра, возможно, стала отправной точкой не только возрождения «талышского вопроса» для российского востоковедения, но и также в целом вопроса о месте талышей в формировавшемся тогда государстве. Ведь уже в 1929 году появляется первая талышская книга, подготовленная талышскими деятелями Музаффаром Насирли и Шохубом Мурсаловым – она так и называлась «Первая книга» (талыш. Иминджи китоб). За этой книгой последовали сотни других (в том числе и учебников). В том же 1929 году Б.В. Миллер писал: «Из двух главных групп иранских нацменьшинств [в Азербайджанской ССР – прим. Ш.И.А.], — талышей и татов, — талыши уже конкретно ставят теперь вопрос о переводе первых групп своей школы на талышский язык»[21]. На талышский язык активно переводились как официальные документы (манифесты, положения и т.д.), так и мировая художественная литература. Конституция 1936 года была, в том числе, опубликована и на талышском языке. Среди школьной литературы, кроме учебников по геометрии, арифметике, географии и др., был издан, например, и учебник по русскому языку для талышских школ. Кратковременно в Талышистане были открыты талышские школы, издавались талышские газеты, самой известной из которых является «Красный Талыш» (талыш. Сыа Толыш).

Начавшая писать кандидатскую диссертацию под его руководством известный талышевед, автор русско-талышского словаря (6600 слов) Лия Александровна Пирейко говорила о нем: «Он был фанатично влюблен в Талыш, талышский язык и культуру талышского народа. Вообще, надо сказать, что он тщательно оберегал «талышскую тематику», не подпускал к ней никого, даже ревновал, считая ее «своим детищем». «Талыш - это мой ребенок, я его никому не отдам», - говорил Миллер. <…> Он мог часами сидеть за своим письменным столом, составляя рукописи и попутно размышляя о горестной судьбе талышского народа. «Надо же, такой древний и высококультурный народ, а не имеет своей государственности»,- сетовал Борис Всеволодович»[22].

В связи с Миллером необходимо отметить также и то, что в 1928 году он руководил экспедицией по обследованию татоязычных районов Азербайджана, в рамках которой месяц пребывал в Баку и «главнейших татоязычных районах Азербайджана», а в 1929 году побывал на лингвистической конференции татоязычных горских евреев, на которой выступил с докладом о применении латиницы к фонетике еврейско-татского языка. В своей работы он активно занимался татским языковым строительством. Им были выработаны, например, принципы построения единого татского языка[23]. В 1933 году Б.В. Миллер руководил лингвистической экспедицией, изучавшей в Закавказье говоры курдов Азербайджана, Грузии и Армении[24]. Судя по всему, Б.В. Миллеру было поручено научное поле по исследованию ираноязычных народов Закавказья (и не только – он также занимался и таджикским).

Но здесь необходимо коснуться и еще одного вопроса. В своем отчете в Научно-Исследовательском Институте Народов Востока за 1926-27 академический год (от 15.10.1927) Миллер пишет: «Летом 1928 г. я предполагаю осуществить поездку в персидскую часть Талыша, каковой я не мог совершить в этом (1927 г.) году, так как семейные обстоятельства не позволили мне использовать уже полученную мною заграничную командировку в Персию. Цель этой поездки – собрать лингвистический, а также этнографический материал в этой совершенно почти неизученной европейцами части Персии»[25]. Семейные обстоятельства, по которым он не смог поехать в 1927 году более-менее известны, - болели его близкие родственники: в 1928 году умерли его мать, жена и младший брат. Можно было бы списать на эту ситуацию то, что он не смог поехать в Южный Талыш и в 1928 г. Но в таком случае непонятно, почему он поехал в татскую экспедицию в 1928 году. Непонятно и то, почему он так никогда и не осуществил южноталышскую экспедицию.

Но это – уже тема отдельного исследования. Как, впрочем, темой отдельного исследования является и то, почему вдруг резко в 1936-1938 гг. «талышский бум» был остановлен знаменитым «движением ладони от запястья»: талышская интеллигенция была репрессирована, а талышский народ на более чем полвека отброшен на обочину истории.

Однако, несмотря на это, Б.В. Миллер все же до самой смерти оставался преданным главному делу своей жизни – изучению талышского народа. В 1953 году, будучи серьезно больным, он сумел доработать и издать свою объемную монографию «Талышский язык».

[1] Минаев, И.П., Об изучении Индии в русских университетах, Годичный акт Санкт-Петербургского университета. 8 февраля 1894. СПб, 1894, С. 89.

[2] Подробнее об истории Лазаревского института см.: Ананян, Ж.А. Лазаревский Институт Восточных Языков в первой половине XIX века, Историко-филологический журнал, Ереван, 1998, № 1-2; Базиянц, А.П. Лазаревский институт в истории отечественного востоковедения, М., «Наука», 1973; Базиянц, А.П. Лазаревский институт восточных языков (исторический очерк), М., Издательство восточной литературы, 1959; Базиянц, А.П. Лазаревский институт восточных языков в истории отечественного востоковедения, автореферат докт. дисс., М. 1974; А. Крымский, “Лазаревскiй институть восточныхь языковь Москве”, Энциклопедический словарь, издатели Ф.А. Брокгаузъ, И.А. Ефронъ, С.-Петербургь 1896,c. 247-248

[3]См.: Ананян, Ж.А.. Лазаревский Институт Восточных Языков в первой половине XIX века, Историко-филологический журнал, Ереван, 1998. № 1-2, с. 66; Базиянц, А.П. Лазаревский институт в истории отечественного востоковедения, М., «Наука», 1973, с. 92.

[4] ГАРФ, ф. 9506, оп. 12, ед. хр. № 237, л. 44.

[5] Аттестат о службе Б.В. Миллера в Московской Судебной палате. 26 августа 1900г. АВПРИ, ф. ДЛС и ХД, оп. 749/2, 1903 г., д. 26, л. 5-6.

[6] Аттестат об окончании курса Специальных классов Лазаревского института восточных языков. 28 мая 1903 г. АВПРИ, ф. ДЛС и ХД, оп. 749/2, 1903 г., д. 26, л. 4-4об.

[7] ГБУ «ЦГА Москвы». Центр хранения документов до 1917 г., ф . 213, оп. 2, д. 994, л. 25.

[8] Завадский А.М. Поездка в Талыш летом 1902, Известия Кавказского отдела Русского Географического Общества, Тифлис, 1909,вып. I-IV.

[9] ОПИ ГИМ, ф. 451, ед. 1, л. 2.

[10] Резюме доклада напечатано в протоколе № 81, от 25 XI 1902 г., см. «Труды Вост. Ком.», т. II, вып. 3, М. 1903 г., стр. 224-226.

[11] Миллер, Б.В. Талышский язык, М., Издательство Академии наук СССР, 1953, с. III.

[12]ГАРФ, ф. 9506, оп. 12, ед. хр. № 237, л. 5.

[13]Архив МГУ, ф. 1, оп. 34л, ед. хр. № 5864, л. 15; ГАРФ, ф. 9506, оп. 12, ед. хр. № 237, л. 5.

[14]ГАРФ, ф.7668, оп.1., д. 2870, л. 3; ГА РФ, Ф. 9506, Оп. 12, ед. хр. № 237, л. 5.

[15] Архивная справка Архива Российской Академии наук № 1411/5472/335 от 08.08.2013, л. 4.

[16] Шнирельман В. В поисках самобытности: у истоков советского мультикультурализма, Неприкосновенный запас, 2011. № 4 (78). Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nz/2011/4/sh18.html.

[17] Марр, Н.Я. Талыши, Петроград, 1922, с. 1.

[18]Подробнее см.: Миллер, Б.В. Предварительный отчет о поездке в Талыш летом 1925 г.. Баку. 1926.

[19] Миллер, Б.В. Талышские тексты. Москва, РАНИОН, 1930.

[20] Миллер, Б.В. К вопросу об языке населения Азербайджана до отуречения этой области, Ученые записки Института этнических и национальных культур народов Востока, т. I. – М.: РАНИОН, 1930, с. 199-228.

[21] Миллер, Б.В. Таты, их расселение и говоры, Баку, 1929, с. 3.

[22]Пирейко Л.А.: «Талыш всегда был в моем сердце», Толыш, №5 (10), 2002, с. 5.

[23] АРАН, ф. 677, оп. 6, д. 251, лл. 1-17об.

[24] ГАРФ, ф. 9506, оп. 12, ед. хр. № 237, л. 6.

[25] АРАН, ф.677, оп.1, д.21, л.22.