С какой Украиной имеет дело Россия

Чем ближе 9 мая, тем более чудаковатыми становятся новости, что приходят с западных окраин бывшей Российской империи.

То Львовский городской совет принимает решение об объявлении 8-9 мая в городе Львове Днями скорби по погибшим во Второй мировой войне и жертвам тоталитарных режимов. Хотя даже чисто технически Вторая мировая окончилась вовсе не в мае, а 2 сентября 1945 года, если львовские депутаты хотели соблюсти нормы и приличия, то им следовало бы внимательней в школе изучать историю. То народный депутат Украины Эдуард Леонов (фракция «Свобода») обращает внимание премьера-министра Николая Азарова на запланированный военный парад в Севастополе, в котором также должны принять участие российские военные, беспокоясь о чувствах севастопольцев в таких выражениях: «Местные жители до сих пор чувствуют себя оккупированными советской армией, ведь это не первое подобное мероприятие, во время которого Россия будет пытаться запугать украинцев военным присутствием и продемонстрировать свою силу».

И в этой связи логичным представляется вопрос: с какой же Украиной сегодня Россия имеет дело? Пока что складывается впечатление, что российские политики, когда смотрят на Киев, до сих пор видят там Украинскую Советскую Социалистическую Республику и неразумный украинский реском КПСС, который «запутал» головы советским украинцам. И даже известное вразумление, которое сделал в свое время Леонид Кучма, что "Украина – это не Россия", российские политики, кажется, пропустили мимо ушей. Но между тем второй президент поставил грамотный вопрос: если Украина – это не Россия, то с чем мы имеем дело, с какой Украиной? Ведь «украины» были разными.

Впервые с Украиной Россия столкнулась в начале XVII века, когда подвластные Речи Посполитой козаки – запорожские черкасы под командованием гетмана Сагайдачного вторглись в 1618 году в российские пределы, пытаясь по повелению Варшавы завоевать Москву. Правда, уже спустя два года, в январе 1620 года Сагайдачный отправляет посольство к русскому царю Михаилу Федоровичу Романову с посланием, что все «они хотят ему, великому государю, служить головами своими по-прежнему, как оне служили прежним великим российским государем». Здесь не надо обольщаться. На протяжении Гетманата и Руины запорожские черкасы, олицетворявшие Украину и контролировавшие часть земель по левую сторону Днепра, такие договоры «о вечной дружбе» заключали чуть ли не каждый год попеременно то с Россией, то с Речью Посполитой, то с Крымским ханством, то с Османской империей. Это относится и к гетману Хмельницкому, подписавшему унию с царем Алексеем Михайловичем Романовым. Запомним лишь, что та Украина была лишь незначительным осколком будущей УССР.

Со Второй Украиной, рождавшейся из Малороссии, России встретилась в XIX веке. В составе Империи уже пребывала Новороссия и Крым, чья история на протяжении последних веков связывалась с османами и крымскими татарами. Причудливое соединение козачьего и ордынского нарративов привело к тому, что в российском сознании Украина представала романтическим Южным краем, столь же чудесным и таинственным, каким выглядел Кавказ. Как писал князь Петр Шаликов, совершивший поездку на Украину в начале XIX века, «я хотел представить Малороссию еще одной Аркадией», ибо вокруг существует так много всего отвратительного, недостойного созерцания. Любопытно и замечание издателя «Отечественных записок» Петра Свиньина, который сообщал, что малороссияне «более сходны с роскошными обитателями Азии… но не имеют тех буйных, неукротимых страстей, свойственных поклонникам исламизма».

Третья Украина просуществовала совсем недолго, в начальные годы Октябрьской революции. Великодержавные амбиции правительства Михаила Грушевского, что после распада Российской империи простирало свои взоры до Кубани, Крыма и Курска с Воронежем, быстро остудила оккупация украинских земель Германией и Австро-Венгрией. Но и когда оккупанты вывели свои войска, третья Украина не смогла состояться. Дело не только в большевиках, сумевших предложить украинцам более привлекательную идеологию. Сами строители новой государственности, два диктатора, представлявшие фланги Украины – киевский Симон Петлюра и галичанский Евген Петрушевич – подписавшие в январе 1919 года акт об объединении Украинской Народной Республики с Западноукраинской Народной Республикой, очень быстро пошли разными дорогами. А, по сути, случилось обычное для украинской гетманщины предательство, когда Петлюра «сдал» полякам галичан, надеясь сохранить себя в политике. Эти ошибки «поправили» большевики Сталин и Хрущев, которые не просто собрали Украину по кускам, но и добавили к ней того, что украинским никогда не было.

Сегодня Россия имеет дело с Четвертой Украиной. Иногда кажется, что она вобрала в себя не самые достойные черты предыдущих трех. Возможно, это болезни роста. Одно дело – держать под контролем такую территорию с таким разным историческим бэкграундом и ментальностью в условиях Украинской Советской Социалистической Республики. Другое – в ситуации, когда снова начинает поднимать голову Гетьманщина и идет взаимное отторжение Запада, Востока, Юга и Центра. И здесь перед Москвой встают непростые вопросы выстраивания российско-украинских отношений.

Если Россия воспринимает Украину в старой советской ментальности как УССР, то тогда Москва несет ответственность за сохранение стабильной обстановки на Украине, ее целостности. Что подразумевает определенные политические и экономические решения. И, вместе с тем, большую погруженность в украинские дела. Один пример. Недавно польский Сейм зарегистрировал постановление о признании ОУН-УПА преступными организациями, совершившими геноцид в отношении польского населения Восточных Кресов (современная Западная Украина) в 1939-1947 годах. Но ведь на момент одного из самых кровавых преступлений ОУН-УПА, Волынской резни, мирные польские граждане, которых убивали украинские националисты, почти четыре года как были и советскими гражданами, нашими людьми. Государственной думе РФ следовало бы тогда, как минимум, солидаризоваться с депутатами польского Сейма, а то и принять аналогичное постановление от своего лица.

Либо следует признать, что Четвертая Украина есть нечто особенное, новое. И тогда перед российским политическим, ученым и экспертным сообществом встает задача определения пределов и компетенций этой новой Украины, ее границ, ее идеологических конструктов, чтобы понять, с чем Москва имеет дело, что может поддержать, с чем смириться, чему противостоять. Сложная задача, но вряд ли возможно без нее обойтись, особенно, в условиях, когда подобные решение начинают вырабатывать соседи Украины – Польша, Румыния, Венгрия и Турция. У России ныне не так много времени, чтобы оставить Украину на потом.

Станислав Стремидловский - политолог, главный редактор газеты «Цена вопроса», специально для ИА REX