Манифест 17 октября 1905 года

В 1905 году Российская империя находилась в глубочайшем кризисе. Была позорно проиграна война с Японией, правительство было дискредитировано чередой поражений, в стране продолжалась революция. Из-под контроля уже летом 1905 года начали выходить Вооруженные силы. Прежде всего проблемы для власти начались на Черноморском флоте. «Если вспомнить установленный во флоте порядок прохождения службы, — вспоминал капитан 2-го ранга А.Е. Конкевич, — частые перемены начальников и постоянные перемещения офицеров с одного корабля на другой, пребывание Черноморской эскадры в течение 4-х месячной кампании на бочке на Севастопольском рейде, 8-ми месячную жизнь на берегу, в казармах, не имеющих ничего общего с морем и морским военным делом, отсутствие всякого общения с нижними чинами часто сменяемых ротных командиров, — и картина современного состояния Черноморского флота выступит с реальной наглядностью.»

В апреле 1904 г. командование флотом принял вице-адмирал Г.П. Чухнин. Это был энергичный офицер с большим опытом, который сразу же взялся за дело. Многие матросы и унтер-офицеры флота были тесно связаны с городом, в Матросской слободке проживали семьи этих людей, на городской земле без всякого разрешения строились домики и балаганы, которые вплотную подошли к казармам. Это было нежелательное соседство, и Чухнин приказал снести эти строения. Снос был назначен на 3(15) ноября, и в этот день командующий приказал не давать отпускных билетов матросам, но приказ не был получен вовремя и в результате к протестам женщин, стариков и детей в дело вмешались несколько сотен моряков. Толпа начала бить стекла в окнах офицерских флигелей, волнения закончились только в полночь.

За этими событиями последовал ряд забастовок в Севастополе. В феврале 1905 года в своем приказе по флоту Чухнин отмечал: «За последние годы в командах Черноморского флота, вследствие многих посторонних причин, распространились пагубные учения, чрезвычайно опасные как для сохранения нравственности, так и для общественного благосостояния и порядка, обеспечивающего безопасность.» Причиной приказа были волнения среди моряков Севастополя в ноябре и декабре 1904 г. Адмирал призывал: «Необходимо в нашем частном деле, здесь, в Севастополе, очистить себя от проказы, так глубоко въевшейся в наше тело. Необходимо воскресить в себе дух любви к родине, который так основательно стараются искоренить наши доброжелатели и наши потерявшие Бога и разум соотечественники.»

Решить эту задачу адмиралу не удалось. 14(27) июня 1905 г. на эскадренном броненосце «Князь Потемкин-Таврический», отправленном для проведения учебных стрельб к острову Тендра, началось восстание. Корабль подошел к Одессе. В городе 14(27) июня началась очередная стачка, в рабочих районах стали строить баррикады. По требованию восставших были проведены похороны их убитого руководителя матроса Г.Н. Вакуленчука. Корабль даже обстрелял Одессу, сделав несколько выстрелов по району, где находились административные здания. 15(28) июня город и уезд были переведены на военное положение. 16(29) июня военное положение было введено в Севастополе и уезде.

В это время Чухнин находился в столице, куда его вызвали для доклада. Адмирал немедленно отправился назад, и 20 июня (2 августа) прибыл в Севастополь. Чухнин лично объезжал корабли эскадры, энергичными мерами и призывами он восстановил полный контроль над судами и их командами. Восставший броненосец остался в одиночестве. Черноморский флот в целом остался под контролем командования, хотя броненосец «Георгий Победоносец» на время и присоединился к «Потемкину», но офицеры все же восстановили контроль над командой. 25 июня (7 августа), после 11 дней плавания по Черному морю «Потемкин» сдался властям в румынскому порту Констанца, около 700 матросов были интернированы. Эти события произвели на флот сильнейшее впечатление.

Росла и забастовочная активность. В октябре 1905 года было зарегистрировано 2 628 стачек, бастовало 481 364 чел., в ноябре - 1327 стачек, в которых приняло участие 323 549 чел., в декабре – 2 172 стачки и 418 215 чел. Общее число стачек за 1905 год составило 13 110, в них приняло участие 2 709 695 чел. – они охватили 93,2% предприятий, а число забастовщиков в 1,5 раза превысило количество рабочих – это означает, что большинство рабочих приняли участие в нескольких стачках. В Петербурге и губернии в 1905 году бастовало свыше 600 тыс. чел. 3(16) июля на квартире у присяжного поверенного Г.С. Хрусталева-Носаря было проведено собрание представителей рабочих, в ходе которого обсуждались планы проведения в столице демонстрации, посвященной полугодовой дате событий 9(22) января.

13(26) октября 1905 г. на фоне начавшейся всеобщей забастовки, в Петербурге был создан Совет рабочих депутатов. Возглавивший его Хрусталев-Носарь вспоминал: «Стачечная революция родила Совет». Формально это сделали собравшиеся в здании Технологического института представители рабочих от 40 фабрик и заводов. Совет быстро рос и уже через несколько дней в его составе было 229 депутатов от 96 заводов и фабрик. Во второй половине ноября 1905 г. в Совете было представлено уже 147 фабрик и заводов, 34 мастерские и 16 профсоюзов. Число депутатов выросло до 562.

17(30) октября начали выходить «Известия Совета рабочих депутатов», которые сразу же призвали всех рабочих присоединиться ко всеобщей забастовке. Фактически возник новый орган власти, который начал борьбу с существующим правительством. «Главным орудием Совета была массовая политическая стачка. – Вспоминал Л.Д. Троцкий. – Сила такой стачки состоит в том, что она дезорганизует государственную власть.» Одновременно с этим Совет попытался установить в городе свою власть, вводя явочным порядком 8-часовой рабочий день, организуя рабочие патрули и т.д. И с этими задачами Совет довольно успешно справлялся, у правительства только одна опора. Это понимали и его руководители: «Единственная масса, которой абсолютизм руководил - это армия.»

Николай II колебался между дальнейшими уступками введением военной диктатуры. Австрийский посол в России граф А. Эренталь еще в 16 февраля 1905 г. довольно точно заметил: «Если разумно судить, то должны бы произойти еще большие и более ужасные дела, чем те, свидетелями коих мы были. Наверху нет головы, в правительстве нет людей, а внизу все в узах гипноза. Чисто по-русски сопротивление проявляется во всех кругах в решении: не работать и убивать время глупой болтовней.» Человеком, который в состоянии переломить эту ситуацию, считался Великий князь Николай Николаевич-мл. Вызванный императором в Петербург для принятия должности Главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского Военного округа в октябре 1905 г., он вынужден был добираться до Москвы из своего тульского имения Першино верхом, в сопровождении нескольких гостей и псарей. 100 верст этого пробега пролегали через уезды, охваченные аграрными беспорядками. Из Москвы Великий Князь отправился на паровозе, который вел инженер-путеец – политическая стачка парализовала железные дороги.

15(28) октября 1905 г., т.е. накануне подписания Манифеста 17 октября, и после обсуждения проекта манифеста у императора, на котором Николай Николаевич еще не определился со своим решением, Великий Князь встретился с М.А. Ушаковым – рабочим из «Экспедиции заготовления государственных бумаг», близким к зубатовским организациям. Ушаков должен был высказать «глас народа», что он сделал, убеждая Николая Николаевича-мл. в необходимости введения конституционного строя в России. Князь поначалу волновался и спорил, но вскоре успокоился. Не стал он протестовать и против следующей рекомендации: «…для этого великого дела, самою верно, судьбою назначен начать это дело он сам, и что у него может быть энергичный и сведущий знаток государственного дела, который, я глубоко уверен, с удовольствием во всем ему окажет содействие и все устроит, раз это идет для блага Государя и России, и что с эти человеком, Вы, Ваше Высочество, сделать можете очень много доброго дела. Этот человек есть граф Сергей Юльевич Витте, с которым я просил бы Его Высочеству сойтися ближе и сообща сделать благо и счастье для народа и России и славы Государю Императору. И если вы совместно начнете делать это великое дело, то я свято верю в успех и благополучие.»

Утро 17(30) октября для императора началось молебном в Сводно-Гренадерском батальоне, по окончанию которого Николай посетил «помещения нижних чинов», где «изволил пить за здоровье чинов батальона». После этого он вернулся в Большой дворец Петергофа. Здесь в 17.00 прошло часовое совещание с участием Великого Князя Николая Николаевича, статс-секретаря гр. Витте и министра Двора бар. Фредерикса, по окончанию которого император отправился на прогулку. Характерно, что на этом совещании Николай Николаевич вел себя уже по другому, без колебаний. Он поддерживал проект Витте и заявлял о невозможности введения военной диктатуры «за недостатком войск».

Т.о., происходило именно то, на что надеялся Витте еще летом 1904 г., когда он встал на не совсем типичную для высшего государственного сановника позицию, которую можно назвать «либеральным пораженчеством». Свои мысли он выразил предельно ясно в письме к Куропаткину, написанного во время Ляоянского сражения, 19 августа (1 сентября) 1904 г. Извещая командующего об убийстве министра внутренних дел, он писал: «С господином фон Плеве сделалось то, что должно было сделаться, и страшно то, что нигде это преступление не встретило соболезнования… Но что для Вас должно быть интересно, это то, что оказалось, что господин фон Плеве был душою банды квантунцев, приведших Россию к этой несчастной войне. Это теперь несомненно. Я говорю: несчастной войне, ибо не вижу в ее окончании, как бы война для нас ни была победоносна, никаких благ для России. Без преувеличений можно сказать, что, пожалуй, победоносная война даст еще худшие результаты, нежели средний успех.» Война была проиграна, и Витте теперь мог рассчитывать на неплохие результаты.

Свое понимание благотворной для России политики он изложил 25 марта (7 апреля) 1905 г. в письме к К.П. Победоносцеву: «…главное мое убеждение то, что если правительство само не удовлетворит справедливые требования и желания, то засим оно будет вынуждено подчиниться необдуманным вожделениям. Если бы не было безумнейшей и несчастнейшей войны, то правительство могло продолжать бороться с течением общественных вожделений, да и то преимущественно полицейскими мерами. Но война обнажила сердце власти. Такие жертвы и ужасы даром не проходят, и если правительство не возьмет в свои руки течение мыслей населения и будет только полусодействовать, то мы все погибнем, ибо, в конце концов, восторжествует русская, особливого рода, коммуна. К сожалению, правительство сие не понимает и оказывается импотентным.» В потенциале отказа от самодержавия и уступок общественности Витте не сомневался, взгляды его практически не менялись.

8(21) сентября 1905 г., находясь в Париже на пути в Россию из Америки, он высказался по этому вопросу предельно энергично: «Если мы не одумаемся и не повернем, нас ожидают народная смута и экономическое разорение.» Власти предпочитали более простые и энергичные методы действия. Глава московской полиции, например, в ответ на забастовку потребовал от рабочих приступить к работам не позднее 12(25) сентября, в противном случае угрожал, что паспорта и причитающиеся деньги будут высланы «в подлежащие полицейские или волостные правления, по месту жительства.» Под местом жительства в данном случае понималось для сельских жителей сельское общество или волость, для мещан и ремесленников – город, посад или местечко, к которому они были приписаны. Свобода перемещения, без паспорта, разрешалась только в пределах уезда, на расстоянии не более 50 верст от постоянного места жительства и на срок не более 6 месяцев. Иначе говоря, забастовщикам грозили административной высылкой.

Сочетание неуверенности Николая Николаевича-мл. в войсках, и убежденности Витте в умиротворяющем потенциале уступок на фоне единства противников самодержавия привело к манифесту 17(30) октября 1905 г. «Об усовершенствовании государственного порядка», предоставлявшего законодательную власть Государственной Думе. После подписания документа императором участники совещания возвратились из Петергофа в Петербург на пароходе. По свидетельству сопровождавшего их князя А.Д. Оболенского, автора текста манифеста, Николай Николаевич был весел и доволен. Обратившись к Витте, он сказал: «Сегодня 17 октября и 17 годовщина того дня, когда в Борках была спасена династия(имеется в виду крушение императорского поезда в 1888 г. – А.О.). Думается мне, что и теперь династия спасается от неменьшей опасности сегодня происшедшим историческим актом.»

Витте встретился с представителями русской и иностранной прессы и обратился к ним с призывом о поддержке: «Я обращаюсь к вам, как русский человек, как гражданин, а не как царедворец или министр. Помогите мне успокоить умы. От вас, главное от вас это успокоение зависит. Пока не водворится порядок, никто не в состоянии ничего сделать.» Новый глава правительства сказал: «Безопасность в государстве должна иметь опору в общественном мнении… Помогите мне успокоить умы.» В тот же день министр внутренних дел распорядился о возобновлении издания целого ряда газет. Более того, на приеме делегации «Союза Союзов» 18(31) октября он заявил «Отныне самодержавия в России нет и больше быть не может.» На следующий день, 19 октября (1 ноября) в отставку был отправлен человек, которого считали идеологом сохранения самодержавия – К.П. Победоносцев.

К удивлению и сильнейшему разочарованию Витте, его призыв не привел к поддержке со стороны либерального лагеря, на которую он рассчитывал. Впрочем, то же самое можно сказать и о манифесте. Что касается революционеров, то их активность только возросла. «Конституция была возвещена и обещана; оставалось претворить это обещание в жизнь, — вспоминал один из видных деятелей кадетов. - Но тогда начиналась расплата. Все те свойства Освободительного Движения, которые дали ему победу, оказались вредными, когда было нужно эту победу использовать».