Озеро Хасан. Бои

С 1936 по 1938 гг. на границе с Маньчжурией произошло 231 нарушение, из них 35 — крупных боестолкновений. Увеличилось число судов под японским флагом, занимавшихся ловлей рыбы в территориальных водах СССР. В 1938 году это число достигло 1,5 тыс., а на их прикрытие было выделено 2 дивизиона эскадренных миноносцев, несколько подводных лодок и дозорно-разведывательные шхуны. Сразу же после начала японо-китайской войны резко ухудшившееся положение на границе привело к росту опасений относительно активизации японской разведки. Подозрения вызывала корейская община. Значительное количество корейцев бежало от преследований японцев в Приморье после неудавшегося восстания 1920-1921 гг., завершившегося массовым уничтожением корейского населения на севере страны. Репрессии и миграция продолжались и потом. В 1923 году корейское население Приморской области составило почти 121 тыс. чел., в 1926 г. — уже 170 тыс. чел., при этом только треть из них была советскими гражданами. Большая часть корейцев проживала в деревнях, они составляли до 30% населения области.

После захвата Японией Маньчжурии положение в Корее резко ухудшилось, а экономический кризис причиной постоянного падения уровня жизни её жителей. Зарплата рабочих упала на 50% по сравнению с 1929 годом, а рабочий день вырос на 1-2 часа. Цены на жизненно важные продукты выросли. В 1934 г. север и юг полуострова пострадали от наводнений, в 1935 г. — от засухи. Неурожай, массовый голод и разорение сопровождались террором со стороны японской администрации. В Корее было введено положение «чрезвычайного времени». Оно не смогло остановить миграции населения, спасавшегося от бед на территории СССР. Беженцы выдавали себя за политических эмигрантов. Возникали проблемы идентификации переселенцев, проверить их заявления о принадлежности к левым организациям не представлялось возможности, в том числе и по причине отсутствия в Корее коммунистической партии. Это порождало опасения инфильтрации японской разведки через советские границы.

Вопрос о переселении корейцев с пограничья (корейских деревень особенно много было в Посьетском районе) обсуждался в 1927, 1930 и 1932 годах, но их судьба была решена после начала японо-китайской войны. Очевидно, планы выселения прорабатывались даже до инцидента у Лугоуцяо. 23 апреля 1937 года в «Правде» вышла статья об активизации иностранной шпионско-диверсионной деятельности на Дальнем Востоке. В ней в первую очередь говорилось о белой эмиграции на службе Японии, но упоминались и деклассированные элементы из числа корейцев и китайцев. Статья призывала к бдительности. После этого резко увеличился рост сообщений об актах вредительства и японской агентуре среди корейской общины, что неизбежно привело к активизации органов НКВД. Впрочем, среди осужденных в 1937 году за шпионаж в пользу Японии (45 302) корейцы вовсе не доминировали (1436). Среди осужденных в 1937 году (790 665) корейцы тоже составляли абсолютное меньшинство — те же 1436 чел. 21 августа 1937 года Политбюро ЦК ВКП (б) приняло решение о выселении корейцев из пограничных районов Дальневосточного края в южные районы Казахстана и Узбекистан. К выселению предполагалось приступить немедленно и закончить его к 1 января 1938 года. Выселяемые могли брать с собой имущество, хозяйственный инвентарь, животных, им компенсировалась стоимость оставляемого имущества, органы НКВД должны были обеспечить упрощенный порядок перехода границы для всех желающих покинуть СССР и не чинить таковым препятствий.

9 сентября были отправлены первые эшелоны с переселенцами. Зачистка началась с Посьетского района, первая очередь переселенцев составила 11 807 чел. К 25 октября было отправлено 124 эшелона (36 442 семьи, 171 781 чел.). В конечном итоге в Узбекской ССР было размещено 76 525 чел., в Казахской — 95 526 чел. Одновременно было арестовано и выселено несколько сот немцев, литовцев, поляков, русских репатриантов из Харбина, 11 тыс. китайцев было арестовано и 8 тыс. выслано. Экономика ряда районов края пришла в глубокий упадок. 12 миллионов рублей было выделено из фонда СНК СССР Далькрайкому для расчетов с корейцами на местах, для организации питания переселенцев временно выделялось 50 походных кухонь, на перевозку одной семьи в товарном вагоне выделялось 750 руб., на организацию питания, медицинского обслуживания и т.п. — 250 руб. На обустройство переселенцев на новом месте государство выделило 61 323 тыс. рублей, каждая семья получала около 3 тыс. руб., не считая денег направляемых на строительные работы, медицинское обеспечение и т.п. Например, решением Совнаркома на содержание корейского театра в Казахской ССР в 1938 г. выделялось 250 тыс. рублей. В 1937-1938 годах для переселенцев было построено 9400 только двухквартирных домов, также строились подворные постройки, бани, школы и медицинские учреждения.

Переселенцы формально не были репрессированы и не теряли гражданских прав, но они все же не оставались полноправными гражданами. Им запрещалось покидать районы переселения в течение 5 лет. Юридически они не были «спецпереселенцами» вплоть до 2 июля 1945 г. (когда было принято соответствующее решение наркомом внутренних дел Л.П. Берией), но фактически все же являлись таковыми. Это переселение было относительно мягким по сравнению с теми, которые практиковались и до, и после, но все же это было насильственное переселение, и оно сопровождалось существенными имущественными и моральными, и самое главное — человеческими потерями, которые оставили огромную травму в сознании наших корейских соотечественников. Выселение было проведено накануне масштабной японской провокации на границе.

16 июля 1938 года командующий Корейской армией генерал-лейтенант Котаро Накамура подписал приказ о начале действий в районе озера Хасан. Через три дня войска начали сосредоточение. Участок для провокации был выбран очень удачно. В случае взятия японцами сопок Заозерной и Безымянной, возникала угроза всему Посьетскому району. Озеро и сопки находились в 10 километрах от моря и в 130 километрах от Владивостока по прямой. Перед ними на советской территории лежала труднопроходимая болотистая местность, просматриваемая с сопок вплоть до побережья. Местность на маньчжурской стороне была сухая, в районе действовала железная дорога. Японское командование сосредоточило здесь 19-ю пехотную дивизию, бригаду 20-й пехотной дивизии, кавалерийскую бригаду, 3 отдельных пулеметных батальона, танки, артиллерию, бронепоезда, около 70 самолетов. Японское командование не ставило перед собой задачу дальнейшего вторжения, да и его трудно было бы осуществить, оторвавшись от своих тылов. Речь шла о демонстрации собственной силы и проверке возможностей РККА.

Между тем Блюхер то разрешал усилить пограничников войсками, то снимал их с границы, заявляя, что первыми должны драться пограничники, а не армия. Командир 40-й стрелковой дивизии 24 июля 1938 г. отдал приказ немедленно привести её в полную боевую готовность и начать сосредоточение ряда частей для того, чтобы выдвинуть их к границе. В тот же день Блюхер сообщил в Москву, что, по его мнению, именно наши пограничники нарушают границу и окапываются за ней. 25 июля пришел ответ — если признаков границы, как сообщалось ранее, на высоте нет, то откуда взялись точные данные о том, что именно советские пограничники нарушили ее. При этом командующий фронтом, находясь в Хабаровске, сумел даже точно рассчитать нарушение — окопы, по его мнению, были отрыты на 3 метра от границы, а проволочные заграждения установлены на 7 метров в сторону. Эти калькуляции явно вызвали изумление в Москве, и высшее командование отказалось одобрить предложение Блюхера — арестовать командира погранзаставы.

28 июля пришла шифровка от Ворошилова на имя Блюхера, Штерна, Мехлиса и Фриновского. Нарком сообщал о решении Политбюро ЦК: «Японцы идут на скандал и провокацию не из-за трех-пяти метров территории, а добиваются того, чтобы мы оставили стратегически важную высоту Заозерную. Этого мы не сделаем ни при каких условиях». Ворошилов издал директиву — привести в полную готовность войска дальневосточного фронта Забайкальского Военного округа. 29 июля пограничный наряд из 11 человек на сопке Безымянной атаковала японская рота. Начались бои. Атаки были отбиты, но 31 июля в наступление перешли уже 2 японских полка. Японцы захватили Безымянную и Заозерную и начали их укреплять. Атаковавшие потеряли 34 убитыми и 99 ранеными. Японцы углубились на 4 км. в территорию СССР.

Официальное сообщение ТАСС об конфликте на Дальнем Востоке последовало только 31 июля. «Пограничное боевое столкновение, — гласил первый отчет штаба погранвойск о случившемся, — переросло в крупную операцию, вести которую нужно было другими методами и средствами». 1 августа Ворошилов отдал приказ Блюхеру: «В пределах нашей границы смести и уничтожить интервентов, занявших высоты Заозерная и Безымянная, применив в дело боевую авиацию и артиллерию». Поначалу Блюхер не торопился выполнять его, и уже вечером 1 августа в дело вмешался лично Сталин, приказавший в короткое время решить проблему. В разговоре по телефону он спросил командующего фронтом, почему он руководит боем из Хабаровска: «Скажите, т. Блюхер, честно, есть ли у Вас желание по-настоящему воевать с японцами? Если нет у Вас такого желания, скажите прямо, как полагает коммунисту, а если есть желание — я бы считал, что Вам следовало выехать на место немедля». Ситуация для Блюхера была очень непростой. В его штабе с июня находились замнаркома обороны и начальник Главполитуправления РККА армейский комиссар 1 ранга Л.З. Мехлис и замнаркомвнудел комиссар госбезопасности 3 ранга М.П. Фриновский. С января по ноябрь 1937 года на Дальнем Востоке было арестовано 2527 человек комначсостава. После побега Люшкова развернулась новая волна репрессий.

Сразу же после разговора со Сталиным командующий Дальневосточным фронтом отдал приказ начальнику штаба фронта комкору Г.М. Штерну атаковать японцев силами 40-й дивизии, не дожидаясь подхода остальных частей. Штерн, бывший главный военный советник при республиканском правительстве Испании, имел опыт решения кризисных ситуаций в современной войне под Гвадалахарой. Мехлис и Фриновский вмешивались в управление войсками и сообщали Москве свою версию событий. Между тем первоначальные планы дали сбой. Подошедшая после форсированного марша в 200 км. 40-я стрелковая дивизия оказалась под командованием сразу трех инстанций: фронта, армии, и корпуса. Кроме того, в руководство действиями войск постоянно вмешивался и Ворошилов. Штерн пытался задержать наступление 40-й дивизии, но не смог ничего сделать. Командующий фронтом маршал В.К. Блюхер принял неверное решение об атаке противника в лоб. Приказ немедленно приступить к действиям получила и авиация, но её атаки были неудачными — позиции противника скрывал туман.

40-я дивизия разворачивалась в спешке, без разведки, без завершения сосредоточения, без рекогносцировки местности, без налаживания взаимодействия с артиллерией, без установления надежной связи между отдельными частями, без надежного тылового обеспечения (не было подвезено достаточного количества снарядов). Плохая организация взаимодействия артиллерии, авиации со стрелковыми частями, низкий уровень командования — все это привело к срыву атаки. Неудачное наступление 2 августа было явно результатом поспешных решений и неподготовленных действий. Войска разворачивались на просматриваемой и простреливаемой местности и несли большие потери, до 50% личного состава убитыми и ранеными. Бои показали и крайне низкую подготовку рядового красноармейца. Для поддержки 40-й дивизии была переброшена 2-я механизированная бригада, которая также вступила в бой после 100-км. марша. 3 августа наступление повторилось, и опять неудачно. Командир 40-й стрелковой дивизии — полковник В.К. Базаров, 32-й стрелковой дивизии — полковник Н.Э. Берзарин и 2-й мехбригады — полковник А.П. Панфилов в этих условиях не справились с организацией выдвижения и сосредоточения войск на должном уровне. Подготовка бойцов также не была идеальной. Выяснилось, механики водители имели минимальный опыт вождения танка — около 12 часов. Командование берегло моторесурсы на случай войны, и теперь выходило в бой с плохо подготовленным личным составом. Между тем условия для использования бронетехники были весьма тяжелыми. Марш проходил по территории, покрытой кустарником, озерами, ямами, заболоченной местности.

При движении по техническим причинам 40-я дивизия потеряла 20 (47,6%), а 32-я — 18 (42,8%) танков. Организация и координация действий были крайне низкими. При атаке часть танков застряла в болоте, 8 танков было подбито. Последовавшие атаки бронетехники были неудачными — отдельным танкам удалось прорваться на позиции японцев, но без поддержки отставшей пехоты они не смогли завершиться успехом. Единственным положительным результатом боя 2 августа было то, что после него и японцы не решились продолжать активные действия. До 6 августа стороны ограничились артиллерийской дуэлью. В целом артиллерия действовала достаточно удачно, хотя в организации и её действий присутствовала излишняя политическая активность — было провозглашено начало социалистического соревнования за меткость в стрельбе по противнику. В ходе боев проявилась и явная недостаточность телефонной связи — провода часто перебивало осколками снарядов. Для связи батарей с командованием и наблюдательными пунктами требовалось поддерживать 2-3 вида связи.

Бои были нелегкими и для противника. 3 августа резидент советской разведки в Токио Рихард Зорге сообщил в Москву: «Японский Генштаб заинтересован в войне с СССР не сейчас, а позднее». Уже 4 августа посол Японии в СССР Мамору Сигемицу заявил о желании мирного решения. Литвинов был категоричен — ничего в действиях японских властей не свидетельствовало о серьезности такого решения: «Нельзя же считать мирным разрешением переход советской границы с боем и с применением артиллерии или ночную атаку на пограничную заставу. Называть эти действия мирными можно только иронически. Сам инцидент возник в результате этих действий и без них не было бы никакого инцидента. Не мы начали военные действия».

В тот же день, 4 августа, Ворошилов отдал распоряжение привести в повышенную боевую готовность силы Дальневосточного фронта и ЗабВО: «Провокационные действия японской военщины, очевидно, рассчитаны на наше миролюбие и выдержку. Японцы полагают, что Советский Союз и его Красная Армия без конца будут терпеть наглые провокации их военщины, которая под видом местных, пограничных инцидентов начала захватывать целые куски советской территории». Тем временем в боях наметился перелом. В течение шести дней группы от 26 до 55 самолетов бомбили позиции японцев на спорных высотах и в тылу. Эти действия поначалу были малоуспешными из-за тумана, но 6-7 августа погода улучшилась, и начались более результативные атаки авиации. 6 августа войска Красной армии вновь перешли в наступление. Вновь группы самолетов атаковали японские позиции. В день было совершено более 1 тыс. самолето-вылетов. Гора была покрыта дымом от взрывов бомб.

«Была пущена в дело бомбардировочная авиация, — писал участник боев сразу же после их окончания. — Сначала вылетели легкие бомбардировщики, а вслед за ними, — тяжелые. На сопке вздымались фонтаны земли и огня. Во все стороны разлетались обломки орудий и пулеметов. Разрывы наших бомб производили большой эффект. Звук разрывов был таким сильным, что в окрестности двух десятков километров от поля боев домах дрожали стекла». На Заозерную совершили налет 41 тяжелый бомбардировщик ТБ-3. Каждый нес по 2 тыс. кг. бомб разного калибра. Последние самолеты сбросили шесть ФАБ-100 – эффект был очень сильным. Действия бомбардировочной авиации несколько раз чередовались с обстрелом японских позиций артиллерией. 8 августа было сделано 110 самолетовылетов, часть самолетов использовалось в качестве корректировщиков. Артиллерия противника вынуждена была замолчать.

Обстрелы и бомбежки изменили пейзаж — «…сопка, покрывшись сотнями воронок, из зеленой превратилась в угольно-черную…» В район боев было стянуто 15 тыс. чел., 1014 пулеметов, 237 орудий, 287 танков, 250 самолетов. Мощные удары авиации и обходные движения с флангов заставили противника отступить. Для того, чтобы избежать возможности внезапного удара с моря в тыл советской группировке, были развернуты бригады торпедных катеров и подводных лодок. На море Японский флот обладал абсолютным превосходством. Только на базе в Иокосуке стояло 5 линкоров, 2 авианосца (еще по 1 в резерве), 2 тяжелых крейсера в резерве, 6 легких крейсеров (1 в резерве), 25 эсминцев (4 в резерве), 11 подводных лодок (12 в резерве).

Самым положительным образом на ходе боев сказалось разрешение командования при обходе заходить на территорию противника. До этого войска прижимались к границе, простреливаемые с фланга с территории Маньчжоу-го. В 12:30 7 августа командир погранзаставы известил командование: «На вершине Заозерной развивается красный флаг. Артиллерийская стрельба с обеих сторон продолжается. Продолжают оставаться непотушенные артиллерийские очаги на стороне противника». Попытки японцев перейти в контрнаступление 9 августа были отражены. 10 августа наступило затишье, а ночью 11 августа японцы вновь начали обстрел Заозерной. Советская артиллерия принудила противника к молчанию. 11 августа был получен приказ Наркома обороны о заключении перемирия с Японией с 12:00 местного времени.

«Результаты дальневосточного конфликта, — сообщал в этот день официальную версию произошедшего советским полпредам Литвинов, — можно резюмировать следующим образом. Конфликт был затеян Японией с целью недопущения пребывания наших войск на высоте Заозерной, господствующей над всем районом, и в лучшем случае даже овладения этой высотой. Ни той, ни другой цели японцы не достигли, понеся огромные потери. Заозерная остается в наших руках, и мы не связаны никаким обещанием отвести оттуда войска, чего особенно добивались японцы. Нынешнее расположение войск нас вполне удовлетворяет, почему мы и предложили прекратить военные действия на основе оставления войск с обеих сторон на занимаемых ими позициях». При этом результат боев был далеко не однозначным. Предсказать поведение соседа после пробы сил было невозможно. 14 августа 1938 года К.В. Ворошилов отдал приказ о приведении Дальневосточного фронта и Забайкальского Военного округа в повышенную боевую готовность. В приказе было сказано: «Японцы полагают, что Советский Союз и его Красная Армия без конца будут терпеть наглые провокации их военщины, которая под видом местных пограничных инцидентов начала захватывать целые куски советской территории. Ни одной пяди чужой земли, в том числе и маньчжурской и корейской, мы не хотим, но и своей советской земли никому, японским захватчикам в том числе, никогда не отдадим ни вершка. Для готовности к отражению провокационных нападений японо-маньчжур и для того, чтобы быть готовыми в любой момент нанести мощный удар зарвавшимся наглым японским агрессорам, по всему фронту немедленно привести в полную боевую готовность войска Краснознаменного Дальневосточного фронта и Забайкальского военного округа…»

Японцы были отброшены за пределы спорной территории, но победа выявила значительные упущения в подготовке и командовании Красной амии. Полностью выполнить свои задачи группировка советских войск не смогла. Обладая абсолютным преимуществом в воздухе и огромным в бронетехнике, почти две недели она принуждала врага к отступлению на несколько сотен метров. Часть территорий японцы покинули уже после перемирия. По данным противника, они уничтожили или вывели из строя 96 наших танков, два из которых захватили, уничтожили 28-29 орудий, подбили 3-7 и повредили до 4-5 самолетов, захватили 39 тяжелых и 29 легких пулеметов, два 45-мм. противотанковых орудия. Как заметил один из японских офицеров, это была «победа на 40%» (не ясной при такой формулировке была судьба оставшихся 60%.). Японское командование считало, что под конец боев 32-я и 40-я дивизии практически потеряли боеспособность. Силы Красной Армии оценивались ими от 14 до 30 тыс. чел., японцев у озера Хасан находилось 10 тыс. чел., в бою — от 7 до 7,3 тыс. чел. Результаты проверки боем были оценены как великолепные. По оценкам противника красноармейцы недостаточно смелы для того, чтобы принять рукопашный бой, их командиры не могут организовать ночные атаки, войска неумело пользуются танками. Впрочем, вне зависимости как от этих оценок, так и от военной составляющей операции, Хасан превратился в моральную и политическую победу СССР. Исход боев выглядел, как победа. 29 августа на совещании, в котором приняли участие премьер-министр принц Коноэ, министр иностранных дел ген. Угаки, министр финансов Икеда, Военный министр ген. Итагаки и Военно-морской министр адм. Ионаи, было принято решение предложить Германии заключить военный союз, в первую очередь направленный против СССР. Четко оговоренных обязательств на случай войны против Великобритании и США японская сторона брать на себя не хотела.

По советским данным, потери Дальневосточной армии составили 717 убитых и умерших от ран, 2752 раненых, 59 пропавших без вести. Было подбито 24 и повреждено 56 танков, авиация совершила 1028 самолетовылетов, её боевые потери составили 2 и небоевые — 6 самолетов, еще 29 были повреждены. Героизм пограничников и бойцов РККА был массовым. 17 октября 1938 года в СССР было учреждено две новых награды — медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». При первом награждении, преимущественно участников боев на Хасане, медаль «За отвагу» получили 1326 и «За боевые заслуги» — 1159 человек. Храбрость советских бойцов не вызывала сомнения, как и недостатки системы управления ими в бою. Уровень потерь среди командного состава — до 40% — свидетельствует о том, что командиры вели своих подчиненных в бой, а не посылали в огонь. Впрочем, это не компенсировало недостатков. Пехота, артиллерия, танки — практически все рода войск в начале боев показали крайне низкий уровень подготовки, что и стало причиной высоких потерь. Слабые стороны РККА были очевидны не только противнику.

По итогам боев 31 августа 1938 года было проведено заседание Главного Военного Совета РККА. На Дальнем Востоке было расформировано управление фронта, Блюхер был отстранен от должности командующего. В своем секретном приказе от 4 сентября 1938 г. Нарком обороны №0040 сообщил о результатах совещания, обвинив Блюхера в саботировании решений Москвы в ходе конфликта и в том, что он накануне конфликта успокаивал руководство шапкозакидательскими отчетами. Командовать 1-й Краснознаменной армией был назначен комкор. Г.М. Штерн, 2-й — комкор И.С. Конев. Приказ отмечал значительные недочеты в состоянии Дальневосточного фронта, низкий уровень выучки войск, штабов и начальствующего состава, категорически запрещенное ранее использование красноармейцев «на различного рода работах» — все эти недостатки предполагалось исправить в кратчайшее время. 22 октября 1938 года Блюхер, его брат, его жена и две бывшие жены были арестованы. Маршал погиб во время допросов на Лубянке.

Советскому руководству была понятна разница между пропагандой и реальностью. После заключения перемирия нарком обороны Ворошилов обратился к Штерну с доверительным письмом: «Наши войска в целом японцы официально и между собой расценивают невысоко. Во всю эту самурайскую философию, разумеется, необходимо ввести серьезные коррективы, тем не менее остается правдой одно — мы остались недостаточно мощны, сокрушительны, молниеносны и четки в тактике и особенно в применении соединенных сил и концентрированного удара. Так называемое взаимодействие родов войск у нас не только не получилось, но, как мне кажется, выходило «боком». Мы должны, Георгий Михайлович, со всей беспощадностью открыто признать и промахи в руководстве операцией, и недочеты боевой подготовки войск, и все организационно-технические слабости, которые выявились ярко или наметились в дни прошедших боев».

В оперативную подготовку войск и штабов срочно вносились коррективы. Оставалось неясным, будет ли Япония ждать, пока РККА исправит свои недостатки, а предсказать, как начнет действовать Токио в случае войны в Европе, — было сложно. Даже перемирие было заключено на основе устного соглашения между Сигемицу и Литвиновым. За 1937-1938 годы на советско-маньчжурской границе произошло 6 боевых столкновений, 26 обстрелов советских пограничных нарядов, 22 нарушения границы японскими и маньчжурскими солдатами, 25 нарушений границы самолетами, 20 — судами и 70 прочих, более мелких нарушений. Почти каждое из них могло кончиться масштабным конфликтом. 2 октября 1938 года, вернувшись из Мюнхена в Рим, глава МИД Италии граф Чиано заявил 1-му советнику советского полпредства, что «Япония в эти предшествующие конфликту дни вела себя «прекрасно» и недвусмысленно дала понять о каком-то новом заявлении Токио в Берлине по поводу позиции Японии в случае германо-советской войны». Было ясно, что на Дальнем Востоке предстоят новые столкновения.

6 ноября 1938 г., выступая с докладом к годовщине революции, Молотов уделил особое внимание событиям на Хасане: «Как говорится, среди белого дня японская военщина сделала попытку оторвать кусок советской территории на Дальнем Востоке. За мотивами в таких случаях японские фашисты далеко не ходят. Вопреки очевидным фактам, вопреки международным договорам, они объявили было часть советской территории в районе озера Хасан территорией Маньчжоу-го, иначе говоря, японской территорией, а после этого пустили в ход не только свою «испытанную» в таких делах дипломатию, но и японские войска». Активизация японцев, по мнению председателя СНК, была связана с решением, принятым в Берлине, и не случайно совпала с разделом Чехословакии, предпринятым Германией вместе с Польшей и Венгрией. Главный вывод был прост — впереди большие испытания: «Это не значит, что аппетиты малых и больших хищников Европы удовлетворены. Напротив, их, эти аппетиты, только разожгли еще больше и возбудили усиленную борьбу вокруг новых разделов не только Чехословакии, но и некоторых других европейских стран». 7 ноября в своем приказе, изданном к празднику Октябрьской революции, Ворошилов специально отметил: «События у озера Хасан это только эпизод, «разведка боем» со стороны противника наших сил».