Во фразе из нового видео Пригожина увидели больше, чем обвинения в недостатках снабжения

Фраза, брошенная в новом видео главой «Вагнера» Евгением Пригожиным, куда глубже, чем обвинения в отдельных недостатках снабжения, она прямо-таки как будто из марксистско-ленинской теории империалистических войн, отметил депутат Госдумы Михаил Матвеев (КПРФ).

Так парламентарий отреагировал на видео, где Пригожин показал потери, понесенные ЧВК за один день, и потребовал от Минобороны России предоставить больше снарядов.

Причиной ярости главы "Вагнера" уже традиционно является обвинения в нехватке боеприпасов, Минобороны опровергает такого рода заявления, впрочем, любые заявления, ставящие под сомнение, что всё идёт по плану и особенно, что генералы что-то не так делают, или не делают, отметил Матвеев.

«Между тем фраза, брошенная Пригожиным, куда глубже, чем обвинения в отдельных недостатках снабжения, она прямо-таки как будто из марксистско-ленинской теории империалистических войн, и по мере всё большего разрыва между "картинкой" и реальностью, она может набирать мощь и силу, требуя кардинальных перемен в ходе СВО во всем ее объеме: и на фронте, и в тылу. Входя при этом в кардинальное противоречие с действующим политическим строем и обслуживающей его властью», — рассуждает парламентарий.

По его словам, понять парадоксы поведения руководства России в СВО невозможно без классового подхода, где интересы олигархов- капиталистов разных стран входят в противоречия, пересекаются, совпадают, снова расходятся.

«Представим себе пирамиду, где внизу рабочие, солдаты, волонтёры, чиновники, врачи, артисты, потом генералы, политики, губернаторы, министры и даже президент. Но есть кто-то выше, назовём его Капитал… Он может отменить команду генерала о наступлении или нанесении удара, сказать президенту- это делать не надо, включить газопровод или отключить, прочертить линию, за которую не заходят. И в конечном счёте, решать вопрос войны и мира. Так примерно устроен строй, в котором мы живём», — констатировал Матвеев.

А то, что мы видим сейчас, это просто испанский стыд, резюмировал он.