Мюнхенский раздел Чехословакии. Подготовка

Находясь под постоянным давлением своих союзников, требовавших уступок, власти ЧСР с явным недоверием смотрели на Москву. Французские и британские военные атташе постоянно извещали свои столицы о низком военном потенциале СССР. Британский представитель был особенно убедителен для своей государственной традиции: «Русские сейчас еще больше азиаты, чем во времена Петра». В этом правиле были свои исключения — французский военный атташе в Москве полковник Мандр в начале 1930-х годов исключительно высоко оценивал возможности Красной армии, но уже в 1935-1937 гг. его преемник подполковник Л. Симон придерживался противоположных взглядов. Он крайне критически отзывался о увиденных им больших маневрах, а также считал, что, несмотря на значительный рост технического перевооружения, неразвитость инфраструктуры РККА и низкий уровень культуры управления понижают ценность такого союзника. Последовавшие вслед за этим репрессии также негативно сказались, по мнению Симона, на её боеспособности. Новый атташе полковник О. Паласс в 1938 году был уже менее критичен в этом вопросе.

В высшем военном руководстве Франции наиболее последовательно выступали против сотрудничества с СССР генералы Луи Морин[1], Луи Колсон[2] и Виктор-Анри Швейсгут[3]. Они считали, что Красная армия слишком отсталая и ослабленная после репрессий и не может быть полезной Франции. К этой оценке тяготел и Гамелен. Гораздо более серьезно оценил РККА в 1937 году Гудериан: «Россия обладает сильнейшей в мире армией как в отношении численности, так и в отношении современного вооружения и экипировки. У русских также имеется крупнейшая в мире авиация, и они стремятся довести свой военно-морской флот до того же уровня. Транспортная сеть все еще не отвечает требованиям, но они напряженно работают в этом направлении».

По общему мнению ситуация изменилась вследствие массовых репрессий в армии, которые начались после заседания Военного совета в присутствии членов правительства. Оно состоялось 1-4 июня 1937 года, с докладом о разоблачении заговора среди высшего руководства армии выступил нарком обороны. Среди изменников Ворошилов назвал имена Гамарника, Тухачевского, Примакова, Путны, Фельдмана и др. Выходит, что заговорщиками были 4 командующих военными округами, 2 заместителя наркома обороны, начальник Военной Академии им. М.В. Фрунзе и др. Трудно переоценить то впечатление, которое должен был произвести этот доклад. Армия и флот узнали о его содержании и выводах из особого приказа наркома обороны. Последовала чистка и выявление единомышленников заговорщиков. Подобного рода события никогда не способствуют укреплению боеспособности армии — ведь любой поступок командира мог быть истолкован недоброжелателем как вредительство. В конце 1937 года Ворошилов был вынужден отметить, что командованию все еще не удавалось преодолеть ряд проблем армии: «Недочеты в боевой учебе, хозяйстве, быту войск, неоднократно отмечавшиеся в приказах за прошлые годы, имеют место и до сего времени. Многие из этих недочетов и недоделок стали хроническими». Между тем речь шла об упущениях в боевой подготовке пехоты, кавалерии, танковых войск, авиации и тыла.

В сентябре 1938 года, накануне Мюнхена разведывательное отделение Генерального штаба французской армии дало анализ состояния РККА, который явно свидетельствовал о том, что режим секретности в СССР был весьма успешным. Точной информации о структуре армии и темпах её возможной мобилизации у французов не было — многие вопросы относительно боеспособности советских Вооруженных сил решались достаточно гадательно. Обеспечение техникой и живой силой оценивалось французской разведкой весьма высоко, правда, в обзоре упоминалось, что армию ослабили репрессии. Предполагалось, что первую линию РККА в случае войны составят 6 тыс. танков и 3 тыс. самолетов, при этом отмечалось, что большее количество техники будет представлено легкими танками с броней около 25 мм. и устаревшими самолетами. Следует отметить, что основная часть танкового парка Франции, Италии, Англии и Германии в это время была представлена также легкими машинами.

На 1 января 1938 года удельный вес родов оружия в Вооруженных силах СССР представлял собой следующую картину: стрелковые войска — 41%; конница — 13%; артиллерия — 12%; автобронетанковые войска — 6%; авиация — 14%; ВМФ — 10%; инженерные, химические войска, войска связи и другие виды специальных войск — около 4%. В абсолютных цифрах сухопутные войска Красной армии в начале 1938 года состояли из 27 управлений стрелковых корпусов, 96 стрелковых дивизий (60 кадровых, 2 смешанных и 34 территориальных); 7 управлений кавалерийских корпусов, 32 кавалерийских дивизий, 2 кавалерийских бригад; 4 управлений механизированных корпусов, 25 механизированных, 4 тяжелых и 3 запасных танковых, 2 мотоброневых, 3 моторизованных стрелково-пулеметных бригад и 23 артиллерийских полков резерва главного командования. Советские ВВС (сухопутные и морские) включали в себя 1 авиационную армию особого назначения, 77 авиационных (24 тяжелобомбардировочных, 18 среднебомбардировочных, 1 минно-торпедную, 6 легкобомбардировочных, 10 штурмовых, 14 истребительных и 4 разведывательных) и 6 авиадесантных бригад. В Красной армии насчитывалось 1 582 057 человек (из них 1 232 526 — в сухопутных войсках, 191 702 — в ВВС и 157 829 — в частях вне норм), на вооружении она имела 26 719 орудий и минометов, 18 839 танков и 8607 боевых самолетов (из них 1417 — в составе ВВС ВМФ).

Приток значительного количества современной техники привел к другой проблеме. 4 мая 1935 года, выступая на встрече с окончившими Академию командирами РККА, Сталин сказал: «Теперь все признают, что имеем уже мощную и первоклассную промышленность, мощное и механизированное сельское хозяйство, развертывающийся и идущий в гору транспорт, организованную и прекрасно оснащенную Красную Армию. Это значит, что мы изжили уже в основном период голода в области техники. Но, изжив период голода в области техники, мы вступили в новый период, в период, я бы сказал, голода в области людей, в области кадров, в области работников, умеющих оседлать технику и двинуть ее вперед». В высшей степени характерно, что именно на встрече с военными прозвучали эти слова: «Вот почему старый лозунг — «техника решает все» и являющийся отражением уже пройденного периода, когда у нас был период голода в области техники, — должен быть заменен теперь новым лозунгом, лозунгом о том, что «кадры решают все». В этом теперь главное». Этот лозунг энергично поддержала партийная пресса.

На практике реализация абсолютно верной и своевременной задачи столкнулась с огромными трудностями. Следует признать, что уровень обученности красноармейцев и командиров, а также способность штабов Красной армии руководить крупными операциями действительно были низкими. Проведенные в 1935 году Киевские и в 1936 Белорусские маневры были скорее постановкой, чем реальными учениями. Традиционно в советской историографии, начиная от периода Н.С. Хрущева, этот невысокий уровень объясняется репрессиями середины 1930-х гг. Единственная на настоящий момент научная работа на эту тему — книга А.А. Смирнова — убедительно опровергает этот тезис. Сравнение документов инспекторских проверок и разного уровня штабов РККА показывает, что подготовка предрепрессионной и послерепрессионной армии находилась на одном уровне, и он не был высоким. Основными причинами этого были: быстрый рост численности РККА в 1930-е гг., ограниченные финансовые возможности государства, которые заставляли командование экономить на учениях, низкий уровень культурной и общеобразовательной подготовки личного состава.

На фоне заверений о низкой ценности союза с Москвой Британия прощупывала возможность диалога с гитлеровцами и выясняла цену этого диалога. Разумеется, оплатить его должны были другие. В середине июля 1938 года Берлин посетил Чарльз Стюарт, маркиз Лондондерри. Доверительные встречи с Гитлером, Герингом и Риббентропом были весьма продуктивными. Их результатом было личное послание Гитлера Чемберлену, которое привез в Лондон адъютант рейхсканцлера капитан Фриц Видеман. 18 июля его принял Галифакс. Посланник Гитлера энергично убеждал собеседника, что Германия не имеет планов насильственного решения судетской проблемы. 19 июля британская королевская чета посетила Париж. Сопровождавший их Галифакс на встрече с Даладье и Боннэ обсудил предложения Гитлера — и уже 22 июля Англия потребовала от Праги принять решительные меры для «умиротворения Европы». За этим последовал очередной натиск на ЧСР с требованиями принять карлсбадскую программу Генлейна.

Галифакс настаивал на приглашении в ЧСР миссии из Англии во главе с лордом-президентом Совета Уолтером Ренсименом. Он должен был стать посредником между судетскими немцами и чехословацким правительством. 23 июля Прага согласилась. Ренсимен был доверенным лицом британского премьера, и именно его Чемберлен направил в Чехословакию со специальной миссией. Её целью, по словам Галифакса, было удовлетворение прав немецкого меньшинства на самоуправление без разрушения целостности чехословацкого государства. Франция согласилась с отправкой миссии, правда, Блюм считал, что Ренсимен должен был только давать советы местным политикам и официальным лицам. Сам Ренсимен был не в восторге от данного ему поручения. «Вы сажаете меня в маленькую лодку посреди Атлантики», — сказал он Галифаксу. Тот ответил: «Так оно и есть». Генерал Крейчи был возмущен уступчивостью своего правительства и на встрече в здании советской дипмиссии обещал, что чехи дадут всей Европе пример упорного сопротивления.

В своей статье в «Правде» от 1 августа 1938 года Эрнест Хемингуэй писал: «Фашисты успевают до тех пор, пока они имеют возможность шантажировать страны, которые их боятся. Преступления, совершенные фашизмом, восстановят против них весь мир». Но время этого единства еще не пришло. 3 августа в Прагу парижским поездом прибыл Ренсимен. На Главном вокзале его встречали представители правительства, мэр города, британский посланник. Чуть поодаль стояла делегация судетских немцев. Ренсимен поздоровался со всеми. Он шутил о своей роли — «нечто меньшее, чем диктатор, и большее, чем советник». 4 августа его миссия приступила к работе. Начались поездки по Чехословакии. «Миссия Ренсимена, — отметил 12 августа 1938 года Айронсайд, — это отчаянная попытка прийти к компромиссу — а мы чемпионы мира по компромиссам. Я полагаю, что любое выигранное время — это хорошо, но я не вижу, что мы можем выиграть много времени нашими методами… Немцы против любого компромисса. Я думаю, что немцы начнут действовать, когда захотят». Между тем Чемберлен ждал от своего коллеги быстрых результатов. Виконт Ренсимен оф Доксфорд не был экспертом по Европе, но он несколько раз входил в разные составы правительства Великобритании. Во время путешествия по Судетам для изучения обстановки лорд останавливался только в замках аристократии, которые собирали для него сторонников Генлейна.

Гендерсон в это время заметил, что премьер-министр пошел на значительный риск, отправив Ренсимена в Чехословакию. Польский представитель в Германии докладывал в Варшаву 11 августа: «Посол (британский, т.е. Гендерсон — А.О.) специально отметил тот факт, что миссия Ренсимена воспринимается самым серьезным образом с британской стороны, потому что на кону стоит базовое урегулирование, а не краткосрочное поверхностное решение. Если лорд Ренсимен, несмотря на свое стремление, не сможет добиться соглашения, станет очевидным, что вина за это будет лежать на чешской стороне, и тогда немцы получат право заявить, что ввиду жесткого позиции чехов не остается ничего, кроме как действовать силой. Британский посол дал понять, что в таком случае британское правительство воздержится в будущем от всякой ответственности». Таким образом, в случае срыва переговоров ответственность, вне зависимости от обстоятельств, возлагалась на Прагу со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Ренсимен не был особо активен, из местных дворян предпочитал общение с семьей Светлейших князей Кинских, богатейшего рода (кстати, чешского происхождения). Её глава князь Ульрик-Фердинанд-Адольф-Антуан-Бонаветура-Мария, 10-й князь Кински фон Вишниц унд Теттау был тесно связан с австрийской и венгерской аристократией. Симпатизировал он немцам. Его резиденция в Кульме (совр. Хлумец) находилась под охраной штурмовиков Генлейна. Впрочем, лорд был гостем и графов Зденко, и графов Ульрихов. Члены миссии вели не очень удачные переговоры с Генлейном в Мариенбаде и правительством республики в Праге. Кроме этого все было прекрасно. Собранные представители населения приветствовали посланца Лондона фашистским салютом, а он отвечал им тем же. Что это было — симпатии к нацистам или простая вежливость, а может, и то, и другое одновременно — сейчас уже не важно. Безусловно одно — поведение британской миссии убедило Генлейна в возможности ужесточения своей позиции, что он и начал делать, отвергая одно за другим предложения чехословацкого правительства. Миссия Ренсимена не привела к особым успехам. Он считал возможным предоставление самоуправления ряду немецких регионов Чехословакии, но эти уступки уже запоздали.

17 августа генлейновцы отказались от переговоров с Прагой. 18 августа Ренсимен встретился с Генлейном в резиденции принца Макса Эгона фон Гогенлоэ-Лангенбурга в замке Ротенхаус под Горкау (совр. Червени Градек под Жирковым, Чехия). Богемские аристократы были австрийцами и, значит, немцами в реалиях 1938 года. Лидер Судетонемецкой партии не был настроен идти на уступки. После этого настала очередь погостить у принца де Клери. Чехи критиковали лорда за то, что он попал под влияние Генлейна, но было очевидно — немецкое население Судетенланда в массе своей поддерживало своего лидера, а его требования оставались неизменными. Ренсимен довольно быстро пришел к выводу о том, что предложения немецких партий и правительства невозможно привести под единый знаменатель.

23 августа, после встречи с Вильсоном германский поверенный в делах в Англии Теодор Кордт докладывал в Берлин: «…англичане ясно представляют себе непрочность положения в Чехословакии. Они, несомненно, готовы также сделать всё, от них зависящее, чтобы удовлетворить наши желания, но, конечно, за плату: они хотят избежать военного разрешения вопроса, и, не последнюю роль играет здесь то, что они сами чувствуют, что должны будут бороться за безнадежное в сущности дело. Сэр Гораций говорил о возможности передать фюреру через особого уполномоченного британского правительства предложение о более широком мирном разрешении вопроса. Но одновременно он сказал, что всякие усилия в этом направлении бесполезны, если соответствуют действительности слухи, циркулирующие в Лондоне и на континенте, будто мы уже установили срок вторжения в Чехословакию».

Обстановка была непростой. Лондон не мог предпринять ничего на континенте — во всяком случае, так думали высшие военные. Британское правительство могло успокоить одно — влиятельные чешские военные вовсе не хотели получать помощь от Москвы. В августе 1938 года генерал-инспектор Вооруженных сил ЧСР генерал армии Ян Сыровы в доверительной беседе с британским историком и журналистом Джоном Уилером-Беннетом заявил: «Мы будем воевать с немцами — одни или вместе с вами и французами — но мы не хотим видеть здесь русских. Нам бы уже никогда не удалось вытеснить их отсюда». Тем временем все явственнее стала перспектива немецко-венгерского сотрудничества. 22 августа в Германию приехал Хорти. Он присутствовал при спуске на воду тяжелого крейсера Prinz Eugen, военно-морском параде, посетил базу флота в Гельголанде и т.п.

На переговорах была поднята проблема национальных меньшинств в Чехословакии. Хорти колебался, но его подталкивали к действиям, указывая на безопасность тылов Венгрии, — Риббентроп уверял регента, что Югославия не готова к действиям, а Румыния не выступит одна. Ее колебания постепенно преодолевались. Румынский военный атташе в Будапеште 29 июня дал понять — в случае совместных действий Венгрии и Германии против ЧСР, или в случае использования Германией территории Венгрии с той же целью, Бухарест воздержится от выполнения союзнических обязательств по отношению к Праге. Гитлер к августу был уже категорично настроен на то, чтобы в ближайшее время начать войну с Чехословакией. Накал страстей достиг пика именно в дни визита Хорти. Адмирал не хотел рисковать, он хотел избежать решения, за которым у Будапешта не будет выбора. Именно поэтому глава Германии был категоричнее своего министра иностранных дел в беседах с венгерским визитером: «Но тот, кто хочет принять участие в еде, должен участвовать в приготовлении пищи». После этого Хорти с сыном были приглашены президентом Польши Мосцицским на охоту, где также были проведены переговоры о совместных действиях. Хорти был весьма расположен в пользу польско-венгерского сотрудничества.

Германо-польско-венгерский блок оказал влияние на позицию Бухареста. Направленность дрейфа румынской дипломатии была очевидной, хотя она и пыталась сохранять видимость равноудаленности. 9 июля на очередной запрос французского МИДа последовал ответ: «Никто не может потребовать от Румынии, чтобы она заранее согласилась на пропуск советских войск. Румыния знает, на чьей стороне она будет в случае войны». Летом 1938 года в составе Белорусского и Киевского военных округов были созданы управления шести армейских групп, а управления самих этих округов были реорганизованы в «особые». Тем самым фактически формировалось два скрытых фронтовых управления и в закамуфлированном виде воссоздавались обычные управления армий. Проведение всех этих организационных мер облегчило бы процесс мобилизационного развертывания советских вооруженных сил на западном театре военных действий. 11 августа 1938 года Варшава официально известила Москву, что не допустит прохода советских войск через свою территорию. На восточных границах Польши начались военные учения. Одновременно с концентрацией войск Варшава приступила к эвакуации гражданского населения из приграничной полосы. Схожей с Варшавой позиции придерживалась и Румыния — формально союзник Чехословакии по Малой Антанте.

Следует отметить, что состояние советско-румынских отношений также не очень настраивало на позитив. На границе по Днестру с начала июля по конец августа шли бесконечные инциденты — румынские патрули обстреливали советский берег, рыбаков на реке и в лимане и т.п. 13 августа 1938 года румынское правительство все же сделало уступку — было заявлено, что румыны не будут обращать внимания на советские самолеты в случае, если те будут пролетать над её территорией на высоте в 3 тыс. метров и выше. Для отговорки перед немцами была сделана ссылка на отсутствие у противовоздушной обороны страны артиллерии, достаточно мощной для стрельбы по таким высотам.

21-23 августа в небольшом югославском городе Блед прошло очередное совещание министров иностранных дел Малой Антанты, явно продемонстрировавшее, что конец этого союза уже не за горами. Впервые на совещание союзников были приглашены и представители Венгрии. Петреску-Комнен заявил о том, что в дальнейшем ухудшении советско-румынских отношений виновна советская сторона, хотя его правительство и старается сделать все для их нормализации. В результате Белград и Бухарест вновь признали союзнические обязательства в случае изолированного выступления Венгрии против Чехословакии, но совместное с Германией или Польшей выступление уже не признавалось союзниками Праги как casus foederis. С другой стороны, Бухарест снова уклонился от ясного ответа на вопрос представителей Града о возможном пропуске советских войск через свою территорию.

23 августа 1938 г. союзники Праги по Малой Антанте пошли на подписание соглашения в Бледе с Венгрией. Они признавали пересмотр условий Трианона в отношении ограничения вооружений Венгрии. Будапешт получил равноправие в этом вопросе. Кроме того, венгерско-югославский и венгерско-румынский договоры о национальных меньшинствах признавали их особый статус. Чехословакия оказалась изолированной и в этом вопросе. Немецкий посланник в Румынии генерал Мориц фон Фабер дю Фор, который присутствовал на конференции в качестве наблюдателя, сделал вывод — Малая Антанта перестала быть фактором самостоятельной политики. Министр иностранных дел Италии Чиано, получив информацию из Бледа, был доволен — по его мнению, Чехословакия была блокирована, Малая Антанта разрушалась и это означало развал французской системы союзов.