Приход Владимира Путина к власти ознаменовал конец олигархической вольницы 90-х годов, получившей название Семибанкирщина. Однако прореживая олигархическое пространство внутри России, российские власти невольно побратались с другими странами через феномен «беглых олигархов». Практически все притесняемые Путином олигархи побежали в Европу. Их выбор убежища поясняется просто — быть ближе до своего капитала, спрятанного в европейских оффшорах.
Большинство беглых олигархов осели в столице Великобритании, что, собственно, тоже очень понятно. Во-первых, Великобритания со времен Холодной войны стала прибежищем большей части всех беглецов из социалистических стран: шпионов, перебежчиков, невозвращенцев, диссидентов. Теперь вот она укрывает не только беглых олигархов, но и боевиков, вроде Ахмеда Закаева. Во-вторых, Лондон давно зарекомендовал себя как один из крупнейших финансовых центров в мире, а свои капиталы олигархи, как известно, доверяют надежным банкам и ценным бумагам.
Часть росийских олигархов укрылась в Израиле...
Первым «побежал» Михаил Черный. В самом начале 1990-х годов он имел угольный и алюминиевый бизнес в России (перепродавал алюминий, выплавляемый на российских заводах, и получал огромную прибыль). В 1996 году Черного выдавил с Красноярского алюминиевого завода местный бандит — Анатолий Быков, позже Черный поссорился с родным братом — Львом Черным, покинул Россию и обосновался в Израиле. Кроме России, Черного не пожелала видеть и Болгария, запретившая ему в 2000 году въезд на 10 лет.
Следующим беглым олигархом стал Борис Березовский — яркая фигура российского бизнеса 1990-х годов, создатель известной фирмы «ЛогоВАЗ», владелец телеканала ОРТ, экс-заместитель председателя Совета безопасности РФ и экс- исполнительный секретарь СНГ. В 1999 году на Березовского было заведено уголовное дело не только в России, но и в Швейцарии. С 2003 года Березовский проживает в Великобритании, имея статус политического беженца. Впрочем, беглый олигарх не оставил политической деятельности за пределами родины и даже пытался организовать государственный переворот в России.
В 2000 году покинул Россию известный в 1990-х годах медиа-магнат Владимир Гусинский. Он обосновался в Испании после предъявления ему обвинения в мошенничестве и недолгого ареста в России. Неоднократные попытки росийских властей принудительно вернуть его на родину окончились неудачей.
В 2003 году из России в Израиль убежал еще один олигарх — Леонид Невзлин, бывший первый заместитель председателя правления ООО «ЮКОС-Москва», а также ректор Российского государственного гуманитарного университета. Невзлин был тесно связан с банком «Менатеп», ЮКОСом. Его карьера в России всерьез пошатнулась после заведения дела против Михаила Ходорковского. В Израиль Невзлин приехал по туристической визе и с космической скоростью обрел там израильское гражданство.
Среди последних беглецов можно назвать владелеца «Евросети» Евгения Чичваркина. Этот олигарх обосновался в Лондоне в 2009 году.
Израильский журналист и переводчик Даниэль Штайсслингер полагает, что выдавливали тех олигархов, которые либо были слишком сильно криминализованы, либо могли составить финансовую опору оппозиции и их попыток построить вертикаль власти.
Писатель и политолог из Испании Лев Вершинин считает, что преследование олигархов не было случайным: «Есть закономерность. Были вытеснены либо наиболее яркие из „смотрящих“, назначенные в доельцинскую и раннеельцинскую эпоху, либо наиболее яркие из людей со „сложным“ прошлым (у них отнять сферу интересов в пользу новых желающих было легче)».
Политконсультант Анатолий Вассерман заявляет, что преследовали тех, кто активно действовал в российской политике и не пожелал остановиться после первых намёков на изменение соотношения сил государства и бизнеса, и тех, кто слишком уж заигрался по части уклонения от налогов.
А украинский сценарист Юрий Бликов полагает, смешно было бы считать, выборочное преследование самых богатых людей страны случайностью. «Кто-то кем-то должен управлять: либо власть олигархами, либо олигархи властью. Перечисленные олигархи уверовали в то, что они над властью, над законом, что они и есть реальная власть. То, что ряд из них способствовали приходу к власти определенных высших государственных чиновников, еще больше утверждало их в этой иллюзии. Но в соревновании с государственной машиной они проиграли. Менее амбициозные олигархи сохранили и даже упрочили свое положение в альянсе с властью», — считает Бликов.
По мнению доктора философии Кирилла Панкратова (Массачусетс, США), говорить стоит о двух категориях: «Во-первых, те, кто больше всех вмешивался в политику, покупая или лоббируя своими деньгами важнейшие политические решения. В числе первых — и основных — таких „беженцев“ оказались Гусинский и Березовский. Другая категория — те, у которых есть острые нерешённые вопросы связанные с бизнесом или собственностью в России или которые, в конце концов, проиграли в мутных российских бизнес-конфликтах, и теперь они опасаются за свою жизнь или свободу, или считают что им „ловить“ в России больше нечего».
Журналист из Львова Александр Хохулин заявил, что «за пределами России оказались выбранные для показательной порки».
IT-предприниматель, поэт и переводчик Федор Толстой (Бостон, Массачусетс, США) заявил, что их преследование было отражением борьбы между различными олигархическими группами за передел собственности. По его словам, оно не было отражением каких-либо изменений в олигархической природе социальной системы России. «Вообще, с точки зрения политической теории (скажем Аристотеля, введшего понятие „олигархия“), неправильно говорить, что в России произошо „ослабление олигархов“, ибо те, кто им пришел на смену — тоже олигархи. Произошло ослабление олигархов, чье влияние базировалось на контроле над собственностью, полученной в результате приватизации, за счет усиления олигархов, чье влияние базируется на контроле над должностями в госструктурах (особенно силовых) и связях в этих госструктурах. Вообще сформировалась структура „олигархических семей“, классическая для олигархии как строя — то есть похожа на то, что мы можем читать у греческих и римских авторов или Макиавелли и его современников: один член рода контролирует власть, другой — занимается накоплением собственности», — уточнил Толстой.
Киевский журналист Алексей Семинихин считает, что «случайными» такие события никак не могут быть, и тут была однозначная и четкая закономерность: «Все олигархи, позиционировавшие себя в качестве, во-первых, „независимых игроков“, во-вторых, „врагов государственного строя“, были выведены из игры раз и навсегда. Полагаю, что практически всем было предложено покинуть Россию в добровольном порядке. И это был совершенно правильный и оправданный шаг. Единственный, кто не согласился с этим предложением, был Ходорковский, за что и получил тюремный срок. При этом — урок, который преподали Ходорковскому, стал наиболее наглядным примером для всех остальных олигархических групп: власть совершенно не против существования олигархов, власть абсолютно не возражает против их обогащения, но власть не потерпит ни малейшего намека на инакомыслие — и уж тем более не допустит, чтобы олигарх проводил самостоятельную политику. Указанные правила позволили России стабилизировать ситуацию, и послужили неплохим цементом в качестве укрепления политической и экономической составляющей».
Он полагает, что для Януковича московский урок обращения с олигархами должен стать «дорожной картой», которая позволит ему решить вопрос с экономикой, стабилизировать общественно-политическую жизнь в стране, ну и получить неограниченную власть.
Политолог из Израиля Давид Эйдельман также видит в олигархическом побеге закономерность: «При всей своей волюнтаристской вертикальности Кремль имеет четкие „понятийные“ правила игры в отношении „равноудаленной“ олигархии. Путин — наследник эпохи большой приватизации, закончившейся боярской смутой олигархов, которые сами себя ограничили в политической власти. Он выдвинут правящим слоем крупных собственников, заинтересованных защитить результаты приватизации, сохранить и приумножить состояния, легализовать капиталы. Путин „смотрящий“, обеспечивающий баланс сил между различными группами влияния соблюдением общих правил. Олигархи, ставшие жертвой системы, либо мешали становлению этого баланса, либо нарушали правила игры, достигнутые в результате соглашения власти и крупного капитала. Они вели себя не „по понятиям“, нарушая ими же подтвержденные договоренности с властью. Несомненно, как сказал известный писатель Дэвид Хоффман, который написал книгу об олигархах, Ходорковский — не Сахаров. И люди, которые пытаются превратить Ходорковского в либеральные мощи, а Березовского позиционировать как Герцена — порой выглядят откровенно смешно».
В продолжение темы предлагаем ответы экспертов на вопросы о феномене беглых олигархов.
Считаете ли вы, что «беглые олигархи» могут угрожать интересам и имиджу России?
Даниэль Штайсслингер:
Интересам — вряд ли. На Западе у них нет никакого влияния. Имиджу — незначительно, главным образом, в эмигрантских СМИ.
Лев Вершинин:
Если прикажут те, кто терпит их на Западе, могут. Но излишне тратиться сами не станут.
Анатолий Вассерман:
Некоторые очень многое для этого делают. В частности, Березовский, Гусинский, Невзлин продолжают ту же политическую борьбу, которую вели в России. При этом они без труда нашли себе союзников, чьим интересам также соответствует негативный имидж России. Но многие другие — например, Черный и Чигиринский — предпочли спокойную жизнь рантье, и Россия может, ссылаясь на их пример, доказывать, что дело не в злонамеренности её властей.
Юрий Бликов:
Безусловно. Чисто психологически, столь амбициозные люди никогда не смогут простить свое поражение. А если учитывать, что этот болезненный удар сопровождался значительными потерями активов, огромным сокращением источников быстрого, прямо скажем, чудовищного обогащения — можно с высокой долей вероятности предположить, что эти люди испытывают устойчивую ненависть к существующему режиму и вывернутся на изнанку, лишь бы вернуться к кормушке или, на худой конец, отомстить. Принимая в расчет огромные возможности, которые предоставляют миллиардные состояния, этих олигархов в отставке, не стоит недооценивать их опасность.
Кирилл Панкратов:
До определённой степени да. Но этот потенциал уже в основном ими израсходован. У многих из них уже поистратились деньги, да и антироссийским силам, которые использовали или опирались на них ранее, они уже изрядно поднадоели. Есть и такие, кто, судя по подаваемым им сигналам, не прочь вернуться с «покаянием».
Александр Хохулин:
Могут. Вопрос в масштабах этих угроз. Не думаю, что их стоит переоценивать.
Федор Толстой:
Нет. Имиджу России вредит наличие в ней действующих олигархов (в том числе олигархов от власти), а не наличие за ее границами беглых.
Алексей Семинихин:
Беглые олигархи не могут угрожать имиджу России. Почему? Ну, хотя бы из тех простых соображений, что понятие «имиджа» совершенно не применимо к стране, которая позиционирует себя в качестве активного политического игрока (то есть супердержавы). Соответственно — тандему Путин-Медведев совершенно безразлично, что о них думает какая-то Грузия, какая-то Украина, или республика Буркина-Фасо.
Очевидно, что главное не то, что о тебе думает кто-то (поскольку общественное мнение — продукт пиара и может меняться в ту или иную сторону, в зависимости от направленности информационной кампании), а то, насколько с этим государством считаются. Ну а то, что с Россией считаются — факт, не требующий дополнительного обоснования.
Давид Эйдельман:
Да. Березовский, Гусинский, Невзлин — доказали, что могут эффективно мешать России за её пределами.
Угрожают ли «беглые олигархи» правопорядку тех стран, где они находятся?
Даниэль Штайсслингер:
Я думаю, что нет. Над ними висит угроза выдачи в Россию (в частности, над Невзлиным), так что раскачиваться на люстре по новому месту жительства было бы глупым.
Лев Вершинин:
Нет. Но у разных стран разные понятия о правопорядке. В некоторых, как в Израиле, традиционные элиты рассматривают как угрозу правоворядку, в первую очередь, попытку чужаков протиснуться в их сплоченный кружок.
Анатолий Вассерман:
Вряд ли. Это для них самих слишком рискованно.
Юрий Бликов:
Да, если дать им такую возможность, если спецслужбы позволят им вести деятельность на территории России. Нужно четко понимать, что только возможность реванша и компенсации потерь с лихвой, могут удовлетворить этих людей.
Кирилл Панкратов:
Это, конечно, дело тех стран где они проживают. За некоторыми из них тянутся весьма недвусмысленные преступные связи. Есть и странные происшествия — например, роль Березовского в смерти Литвиненко вызывает не меньше вопросов и подозрений, чем роль российских спецслужб. Но в целом это навряд ли проблема первостепенной важности для какой-либо из стран, где обосновались беглые олигархи.
Александр Хохулин:
Когда говорят пушки — музы молчат. Когда включается политика — право нервно курит в сторонке. Увы.
Федор Толстой:
Нет. Они спокойно управляют теми капиталами, которые сохранили от разграбления новыми олигархами, в рамках западной правовой системы.
Алексей Семинихин:
Беглые олигархи в слабой мере могут представлять угрозу правопорядку той страны, в которой находятся. Ведь та страна, давшая политическое убежище человеку, обладающего некими материальными, политическими и прочими ресурсами, человеку, который позиционирует себя в качестве «врага России» — однозначно находится под прямым контролем спецслужб.
Березовский, которого обвиняют в связях с чеченскими террористами, оказался бы за решеткой вместе со своими подопечными. Но пока он согласовывает свою работу с МИ-6 — он будет жив, здоров и весел. Аналогично и Гусинский, который одновременно сотрудничает с Моссадом и Генеральным комиссариатом информации (Испания) — будет спать спокойно. Остальные — аналогичным же образом и порядком.
Давид Эйдельман:
Поскольку олигархи и в Африке олигархи, простится со своими привычками и понятиями им трудно, то и образ действий в новой стране — вырисовывается по привычным для них лекалам. В 2006-2008 годах в Израиле, например, Аркадия Гайдамака воспринимали как стихийное бедствие, которое представляет угрозу для политической стабильности страны.
Почему действия российских правоохранительных органов в попытке добиться экстрадиции «беглых олигархов» оказались такими неэффективными?
Даниэль Штайсслингер:
Я не знаком с подоплёкой этих переговоров, не попадающей в СМИ. Возможно, от России требуют чего-то взамен, а она не соглашается. Скажем, в обмен на Невзлина — изменение позиции в отношении Сирии и Ирана. Но это — не более, чем гипотеза.
Лев Вершинин:
Полагаю, потому, что реальные доказательства они предъявлять не хотят, а филькины грамоты шиты белыми нитками.
Анатолий Вассерман:
Потому, что бегут обычно в страны, заведомо не склонные содействовать российским правоохранительным органам.
Юрий Бликов:
Начнем с того, что укрываются экс-олигархи там, где уверены, что их не выдадут, в странах — геополитических противниках России. В политике очень четко действует принцип: «Враг моего врага — мой друг. Хотя бы на время». Кроме того, экстрадировав владельца активов такого размера, принимающая сторона более чем рискует, что эти активы очень быстро покинут ее территорию, перестанут «греть»" ее экономику.
Кирилл Панкратов:
Создаётся впечатление, что российской власти не слишком-то и хотелось получить их обратно. Здесь есть несколько причин. Суд над ними в России вызвал бы очередной приступ истерики со стороны либеральной оппозиции власти, с чем ей, власти, не слишком хочется связываться. Во-вторых, на подобных судах всплыло бы немало неблаговидных фактов и подробностей о лицах, которые и сейчас занимают важные позиции в российской власти и бизнесе.
Ещё одна причина — из-за общей антироссийской направленности СМИ и «либеральной интеллигенции» в большинстве западных стран любая выдача «крупной добычи» российским властям вызывала бы очень шумную критику и обвинения в «потворстве путинскому режиму», «продажи крови за нефть» и т.д., чего политическим элитам Запада вовсе не хотелось бы...
Федор Толстой:
Потому, что с точки зрения западной правовой системы эти люди не являются преступниками. Их виновность невозможно доказать в свободном судебном заседании. Сначала России необходимо создать правовое общество, где соблюдение закона является нормой — тогда тех, кто его не соблюдает, легко будет привлечь к ответственности даже вне страны.
Когда же практика такова, что любой участник экономической деятельности без труда может быть объявлен преступником, то не следует ожидать, что весь мир признает такую ситуацию нормальной.
Алексей Семинихин:
Потому что правоохранительным органам России они попросту не нужны. Что с ними делать? Все что можно у них отобрать — и так отобрали, все, что можно было перераспределить — перераспределили. Крови же никто не жаждет, и всех устраивает текущее положение вещей. Единственным исключением из этого стал Ходорковский, и то, потому что гордыня погубила — он забыл простую истину, что с государством шутки плохи. Вот и шьет рукавицы.
Давид Эйдельман:
Прежде всего, это объясняется коррумпированностью российских правоохранительных органов. Пока правая рука добивается экстрадиции, левая договаривается с беглым олигархом, который по определению человек не бедный.
Почему некоторые «беглые олигархи» добились относительного успеха в странах, где они живут, а другие являются париями, несмотря на большие состояния?
Даниэль Штайсслингер:
Не все они обладают деловыми качествами, соответствующими размеру капитала. Опыт приватизации в РСФСР 90-х неприменим в условиях свободной экономики. А в некоторых странах, особенно, небольших, вроде Израиля, их сознательно задвигают, опасаясь, что они с их деньгами вытеснят сложившуюся местную элиту.
Лев Вершинин:
Кто изначально был связан с «определенными кругами», то ими и введен в высшее общество, кто не имел таких контактов, остается парвеню и хамом с улицы.
Анатолий Вассерман:
Потому что уклонение от налогов и превращение политического давления в источник доходов довольно затруднительны в странах, где с местными специалистами по этой части научились бороться ещё век-другой назад. Так что на новой почве успешны те, кто и на родине уделял достаточно внимания нормальным способам хозяйствования.
Юрий Бликов:
Это опять же результат того, насколько интегрированы активы в экономику укрывающих государств, а так же насколько активно экс-олигархи интегрированы в политическую борьбу, на стороне «новой родины».
Алексей Семинихин:
Все зависело от того, что беглый олигарх смог предложить той стране, которая его приютила. Деньги — это, разумеется, хорошо. Но для того, чтобы с тобой общались на высоком уровне — надо иметь нечто большее. Например, информацию, или фактор постоянного влияния.
Давид Эйдельман:
Я могу судить на примере Израиля. Дело в том, что у российских толстосумов весьма специфичное представление о том, какими путями исправляют репутацию. Гайдамак просто имиджево сгорел, в течение двух лет сменив маску загадочного «Монте-Кристо» на репутацию человека, который хамоват и не отвечает за свои слова. Почти все усилия поправить репутацию Михаила Черного приводили к еще большему ее чернению. Впрочем, в бизнесе за пределами России не достиг сколько-нибудь значимого успеха ни один из олигархов.
Владимир Гусинский в интервью израильской газете «Гаарец» сказал, что хотел бы вернуться в Россию. Как вы считаете, может ли в ближайшее время сложиться ситуация, при которой возвращение олигархов станет возможным?
Даниэль Штайсслингер:
Трудно сказать. Может, каким-то раскаявшимся олигархам и выпишут амнистию. Как выписали её, скажем, белоэмигрантам Алексею Толстому или генералу Слащёву.
Лев Вершинин:
Гусинский? Почему бы и нет. Личных политамбиций он не имеет. Он и вылетел-то потому, что сделал неправильные ставки. Чуть-чуть подождать надо, пока Лужкова доедят (на всякий случай) и, пожалуй, сможет вернуться. Хотя, не пойму, зачем ему это нужно.
Анатолий Вассерман:
Таких ситуаций может быть много. Например, тот же Гусинский может пообещать невмешательство в деятельность российских СМИ. Или, скажем, либералы вновь обретут всю полноту власти, как при Ельцине. Впрочем, последний вариант заведомо ненадолго: рецидива «лихих 1990-х» Россия, скорее всего, не выдержит.
Юрий Бликов:
Если говорить конкретно о г-не Гусинском, то ему никто не мешает вернуться в Россию и сейчас, в отличие от того же одиозного Березовского, над ним не висят судебные приговоры. Говоря о желании вернуться, олигархи умалчивают, на каких условиях они бы хотели вернуться. Вряд ли они согласятся существовать в России, в качестве рядовых, пусть даже богатых, граждан.
Кирилл Панкратов:
Массовое возвращение — нет. Возвращение отдельных лиц, с мягкой формой покаяния и неформальными гарантиями безопасности — да, такое вполне возможно.
Александр Хохулин:
Летят перелётные птицы? Возвращение олигархов — не сезонная миграция пеночек с перепелками, рассмотрят конкретное «персональное дело», поторгуются — можно и вернуть.
Федор Толстой:
Не думаю. «Кому они нужны!». Новые олигархи крепко сидят на местах, а если их сметут какие-то силы, то и они делиться влиянием со старыми олигархами не захотят.
Алексей Семинихин:
Да никто и ничто не мешает ему вернуться в Россию. Тот же Березовский, насколько мне не изменяет память, неоднократно бывал в России, встречался там с людьми облеченными властью, и совершенно не переживал относительно своего ареста. Главное при этом — соблюдать меры приличия. Если приехал — то инкогнито. Но если «идти на рожон», и распиарить это в прессе, то подобное не останется незамеченным.
Давид Эйдельман:
Это возможно. Весь вопрос в предоставлении гарантий.
Вассерман Анатолий
Вершинин Лев
Комментарии читателей (0):