Критики раннего советского опыта часто и подолгу говорят о пресловутой «мировой революции», инкриминируя большевикам якобы отсутствие собственного проекта и ожидание помощи от «более развитых» европейских стран. Как правило, общая канва рассуждений такая: «Одержимая борьбой за мировую власть, Компартия ломала Россию об колено, силой встраивая ее в проект Коминтерна». В пример приводится соответствующий пункт первой Конституции СССР 1924 года с упоминанием «Мировой Социалистической Советской Республики».
Здесь все очень непросто. И следует понимать ряд вещей. Исторический перелом Первой мировой войны, на котором пути российских большевиков окончательно разошлись как с западной социал-демократией, так и с меньшевистским крылом собственной партии, сохранявшей формальное единство до мая 1917 года, распространился и на понимание «мировой революции». Напомним, что Карл Маркс, отмечая порой разные уровни развития капиталистических стран, все равно исходил из его примерной равномерности, обусловленной доминированием относительно свободной конкуренции. Процесс монополизации только начинался и овладел ведущими странами уже после Маркса. У В.И. Ленина в работе «Империализм как высшая стадия капитализма» (1916 г.) содержится подробный анализ этого процесса. Из него следует, что империализм как капитализм монополий полностью сформировался лишь к началу XX века, оформив это свое «явление народу» тремя войнами - американо-испанской (1898 г.), англо-бурской (1899-1902 гг.) и русско-японской (1904-1905 гг.).
Вот основные итоги истории монополий: 1) 1860 и 1870 годы – высшая, предельная ступень развития свободной конкуренции. Монополии лишь едва заметные зародыши. 2) После кризиса 1873 г. широкая полоса развития картелей, но они еще исключение. Они еще не прочны. Они еще преходящее явление. 3) Подъем конца XIX века и кризис 1900-1903 гг.: картели становятся одной из основ всей хозяйственной жизни. Капитализм превратился в империализм (Полн. Собр. Соч. Т. 27. С. 317).
БУДЬТЕ В КУРСЕ
Ранее на ИА REX: Сто лет СССР: Великий Октябрь опрокинул первый глобалистский проект
Другой, внешней опорой становления империализма выступил колониализм. В пятом признаке империализма Ленин говорит о «разделе мира между союзами капиталистов», в шестом – о «борьбе между государствами за его передел». Равнодействующей именно этих процессов, по Каутскому, и выступил «ультраимпериализм» как, повторим, перенос практики картелей на международные отношения и консолидация самым сильным национальным империализмом более слабых. Уже Маркс, правда, только на примере Англии, упоминал о «рабочей аристократии» - верхушке рабочего класса, вступающей в классовый альянс с буржуазией за счет совместной эксплуатации колоний. При Энгельсе эта тенденция в Европе стала повсеместной. Соответствующим образом, в «реформистском» ключе, на Западе эволюционировала и концепция «мировой революции». Она, конечно, еще не дошла до сформулированных только в начале XXI века идей «глобальной демократической революции», но от коммунизма уже сильно сдвинулась в направлении «либерально-социалистического» или «леволиберального» консенсуса, который и был заложен в основу «ультраимпериализма». Модель понятна: коллективный Запад, объединенный центральным началом, подчиняет остальной мир колониальной эксплуатации. Иначе говоря, «мировую» пролетарскую революцию Маркса западная социал-демократия, приняв империализм, трансформировала в свою буржуазную противоположность. И именно отсюда идеи «мирного вырастания социализма в капитализме», достигаемого без изменения структуры собственности на средства производства. Так что «мировая революция» большевиков – это русский ответ на оппортунистическое предательство европейских «бывших» марксистов, ибо, как верно писал Николай Бердяев, если вытравить из марксизма революционную душу, он превращается в «учение о том, как всем стать буржуа».
«Мировая революция» в условиях неравномерности империалистического развития – суть обоснование победы революции в отдельно взятой стране, и именно этими идеями Ленин в 1916-1917 годах ответил на националистическую концепцию классовой измены, сформулированной Каутским. Тем, что Каутский своим «ультраимпериализмом» попросту «съел» классический марксизм на Западе, как раз и объясняется резкое снижение интереса к теме «мировой революции», которой по-настоящему занимались только Карл Либкнехт и Роза Люксембург в Германии и Ленин с Троцким в России. Даже статистически это чрезвычайно мало, чтобы считать эту концепцию не просто «состоявшейся», но даже укорененной в умах более, чем абстрактным набором лозунгов. Тем более, что хотя это и малоизвестно, между российскими вождями существовали практически непреодолимые разногласия. Ленин считал движущей силой мировой революции русский пролетариат, а Троцкий – европейский; авангардом Ленин видел в каждой конкретной стране ее собственный пролетариат, а Троцкий – Красную армию, которую называл «армией Коминтерна». Это – кардинальные противоречия, «от ножа», они исключают единство действий, оставляя поле лишь для ожесточенного спора, что и происходило. Для Троцкого Россия была «охапкой хвороста» в костер вселенского пожара; Ленин же лозунг мировой революции использовал в качестве пугала, удерживающего западные элиты от военного нападения на нашу страну. И удержав, снял с повестки дня саму тему «мировой революции» ввиду ее «теоретической недостаточности», то есть с формулировкой, отсекавшей Троцкого от этой темы, на которой они спекулировал.
Маркером полного разрыва с оппортунизмом стало ленинское предложение 1915 года переименовать РСДРП (б) в «коммунистическую партию», что, как мы знаем, было проделано только после Великого Октября, в марте 1918 года на VII чрезвычайном съезде. Но были и теоретические выводы. Упомянутые нами вскользь, они нуждаются в детализации. Автор этих строк убежден, что именно осознание Лениным превращения европейской социал-демократии в совместных с буржуазией колонизаторов, положивших глаз на Россию, привело его к созданию трех прорывных теорий. На Западе они считались ересью, а у нас обеспечили революционный триумф, который вывел страну из пут внешнего управления, в которых она оказалась после Февраля. Это теория империализма и «слабого звена» (1916 г.) – Ленин определил таким «звеном» Россию, четко дав понять, что наша страна не станет частью «ультраимпериалистического», глобалистского проекта. Это теория социалистической революции в отдельно взятой стране (1916 г.), в рамках которой «мирное вырастания социализма в капитализме» было опровергнуто диалектикой объективного и субъективного факторов (гениальный методологический подход, применимый, строго говоря, к любым, не только революционным, политическим процессам). И это теория государства диктатуры пролетариата (март 1917 г.), поставившая под сомнение постулат об отмирании государства. Важно, что Ленин оговорил все эти нововведения скорее тактическими, чем стратегическими интересами победы революции и социалистического строительство. И тем самым деликатно обошел внутрипартийные круги, для которых расстаться с «мировой революцией» было невозможно. Именно поэтому данная тема, находившаяся с этими новаторскими теориями в кричащем противоречии, существовала в партийном и советском дискурсе параллельно с ними, пока И.В. Сталин не снял ее окончательно, вычеркнув соответствующее положение из конституции 1936 года.
На этом Ленин не остановился и в одной из последних работ – «О нашей революции» (январь 1923 г.) – заговорил о «своеобразии» русской революции и еще большем своеобразии будущих восточных революций. По сути именно Ленин, предвосхитив китайскую революцию, вывел три этапа развития марксизма. Первый, который рассматривался им как по сути завершенный, – европейский этап, «закольцованный» оппортунистическим перерождением социал-демократии. Второй этап - русский, он же советский, двинувшийся при Сталине к строительству социализма в отдельно взятой стране. Третий этап, на базе ленинских идей о национальном (цивилизационном) «своеобразии», соответствует уже китайской революции и в теоретическом плане оформлен «новой демократией» Мао Цзэдуна (соответствующая работа 1940 г.). В ней утверждается, что буржуазно-демократический этап в зависимых странах невозможен, ибо этого не допустит метрополия, и не нужен, ибо они уже встроены в империализм метрополии. Революции в таких странах развиваются в форме народной войны под руководством компартии, которая возглавляет единый фронт, объединяющий все патриотические силы, в том числе национальную, некомпрадорскую буржуазию. На этом и основан феномен социализма с китайской спецификой; просто нужно понимать, что и советский социализм тоже не был универсальной моделью, а представлял собой сплав марксизма-ленинизма с русским цивилизационным опытом. Просто в Китае, как уже отмечалось, Ленина лучше поняли, чем в позднем Советском Союзе. Кстати, и И.В. Сталин в знаменитой речи на XIX съезде ВКП(б)-КПСС призвал коммунистические и рабочие партии к борьбе за демократию и национальное освобождение, предложив коммунистам поднять знамя борьбы за эти ценности, брошенное в грязь глобалистской буржуазией.
Нужно подчеркнуть, что все этапы ленинского теоретического и практического творчества сопровождались ожесточенной борьбой не только с меньшевизмом, но и с троцкизмом, который после отделения меньшевиков очень похоже, что был внедрен в партию в определенных целях, в расчете на перехват руководства. Соединяя большевистскую революционную риторику с меньшевистской соглашательской практикой, Троцкий неизменно вставлял Ленину палки в колеса, навязывая жесткие дискуссии, где только можно – от Брестского мира до роли профсоюзов и вопросов и «бюрократизации». По отдельности каждый из этих вопросов выглядел актуальным; в сумме все они производили впечатление попытки «сплавить» партию по реформистскому пути в чьих-то определенных интересах. И мерой подлинного разрыва Ленина с Троцким, о котором Сталин в 1924 году подробно рассказал в лекции «Троцкизм или ленинизм», стало то, что если из ленинизма, помимо Октября и СССР, выросло цивилизационное «своеобразие» китайской революции, то троцкизм – один из источников современного неоконсерватизма. Именно отсюда родом и упомянутая «глобальная демократическая революция», провозглашенная Джорджем Бушем-младшим в 2003 году, положенная в основу «арабской весны» и «цветных революций» как инструментов разрушения национальной государственности. Как в 1962 году заявил в Москве членам хрущевского Президиума ЦК КПСС Дэвид Рокфеллер, «знаю же я, что такое диктатура пролетариата; должны и вы знать, что такое диктатура буржуазии!». Глобальная диктатура буржуазии как раз и устанавливается с помощью неоконсерватизма; логичный финал антикоммунистической трансформации троцкизма.
(Продолжение следует)
Павленко Владимир
Комментарии читателей (0):