Global Times: Компартия Китая учится на ошибках СССР

2021 год является символическим как для китайцев, так и для граждан России. Ровно сто лет назад была создана Коммунистическая партия Китая (КПК). Сегодня КПК по-прежнему возглавляет, ведет за собой Китай и сама продолжает расти стремительными темпами. И тридцать лет назад под руководством Коммунистической партии распался Советский Союз. Что определило столь разные судьбы двух коммунистических партий? И почему КПК через столетие стала еще сильнее? В чем причины того, что Запад не в состоянии понять политику КПК? Политолог Владимир Павленко — обозреватель российского ИА REGNUM, научный сотрудник московской независимой общественной научной организации «Академия геополитических проблем» — обсудил эти вопросы с корреспондентом Global Times (GT) Ся Вэньсинем.

Global Times: В последние годы западный дискурс, касающийся Компартии Китая, всегда избегает обсуждения положительного влияния КПК на социальный прогресс в стране и мировое экономическое развитие. Почему Запад не может объективно относиться к КПК?

Владимир Павленко: Социальный прогресс в Китае, как и его влияние на мировое развитие, волнуют Вашингтон.

Во-первых, и это главное: население США составляет 5% от мирового, но при этом американцы потребляют слишком много ресурсов, в том числе около 17% мировой энергии. Американская элита очень хорошо понимает, что прогресс незападного мира, прежде всего Китая, а также Индии, стран с наиболее многочисленным населением, поставит западную цивилизацию перед выбором: «ужаться» и сократить собственное потребление или приступить к политике сдерживания этих стран (особенно Китая), а также сталкивания их между собой. Если Китай с США ведет конкуренцию, то США против Китая ведут «гибридную» — экономическую, информационную и т. д. войну.

Во-вторых, если говорить о ресурсах, то отставной вице-адмирал Артур Цебровски открыто сформулировал принципы глобализации для незападных стран, потребовав от них признания западных ценностей и передачу своих природных ресурсов под контроль западных монополий. И сегодня Запад проводит в отношении незападного мира неоколониальную политику «стыдливо», озираясь на идеи демократии и прав человека.

Это может быть доказано на примере ультиматумов, с которыми приехала в Пекин делегация американских переговорщиков в мае 2018 года, в канун введения Дональдом Трампом тарифных санкций против Китая. Привезли два главных условия. Первое: чтобы Китай сократил положительное сальдо торгового баланса с США на 100 млрд долларов. И второе: чтобы Китай прекратил государственную поддержку своих высокотехнологичных отраслей. США также захотели, чтобы Китай открыл свой рынок услуг и сельскохозяйственный сектор для доступа американских конкурентов. Другими словами, Вашингтон потребовал передачи передовой части китайских промышленных технологий и средств производства в американские руки. Это и есть пример современного неоколониализма.

В-третьих, международные проекты, которые сегодня реализует Китай, прежде всего «Пояс и путь», Запад рассматривает как угрозу своему влиянию в развивающемся мире. Например, Вашингтон вместе с Парижем и Лондоном всегда рассматривали своей вотчиной Африку. Сегодня их позиции пошатнулись, и не случайно Джо Байден, как только пришел к власти, одним из первых своих дел провозгласил новый проект, направленный против «Пояса и пути». Запад очень боится, что шаг за шагом утратит глобальное влияние. И тогда он возвратится в пределы своего географического обитания — Западную и Центральную Европу и Северную Америку. Для Запада это будет цивилизационная катастрофа, которую он в нынешнем виде не переживет. Поэтому признать китайский вклад в мировое развитие для него — смерти подобно.

В глазах Запада Китай под руководством КПК бросает ему вызов, поэтому КПК в этой логике — противник Запада. Кроме того, США — крупнейшее буржуазное государство, а марксизм, знамя которого сохранил Китай и которым руководствуется КПК, — для Америки угроза мировому господству капитала. Поэтому ни о каком объективном отношении со стороны Вашингтона к КПК говорить не приходится.

Ранее на ИА REX: Попытки Запада внести раскол в отношения России и Китая обречены на провал

Global Times: Китайская политика реформ и открытости очень восприимчива к опыту западных обществ и систем. Она использует их достоинства и активно способствует развитию Китая. Как Вы думаете, могут ли в западных обществах в какой-то момент серьезно пересмотреть отношение к китайской политической системе?

Владимир Павленко: На мой взгляд, Запад очень серьезно относится к возможностям политической системы Китая, ибо видит в ней своего оппонента и противника. Как в свое время Советский Союз, так и Китай сегодня предлагает миру новый тип международных отношений, построенных не на силе, а на справедливости. Стержень китайского социализма — благосостояние для всех, а не для избранных. В Вашингтоне, например, очень серьезно относятся к преодолению в Китае бедности. Но там этому достижению не только не рады, а напротив, рассматривают его с точки зрения масштабов китайского потенциала, консолидации общества и его способности выдержать противостояние с США. Американцев подобные достижения Китая пугают.

Запад и США очень хорошо понимают, что совмещение Китаем рыночной экономики со стратегическим планированием предоставляет китайской стороне объективные преимущества и повышает экономическую эффективность. Социализм сильнее капитализма именно широкой поддержкой масс, для которых эта власть — своя, а не чужая.

И раз нельзя воспользоваться китайской моделью, которая доказывает свою эффективность, значит, нужно эту модель дискредитировать, а лучше — разрушить. Другого выхода у Запада нет, и именно это обстоятельство объясняет как остроту борьбы США против Китая, так и отрицание китайской политической системы. В рамках такой системы, которая существует в Китае, придет конец власти олигархов, и поэтому олигархи сделают все, чтобы сохранить свою систему, которая долгие годы обеспечивала им мировое господство.

Политика реформ и открытости помогла Китаю совершить настоящий прорыв. Как социализм с китайской спецификой стал инструментом соединения передовой идеологии с национальной традицией, так и курс реформ и открытости тоже проводится с опорой на китайскую традицию. Западный опыт заимствовался, но только в вопросах технологий, организации, торговли и т. д. В том, что касается социального устройства, западный опыт в Китае в ходе реформ использовался в интересах большинства, а не меньшинства, как на самом Западе. И систему ценностей Китай сохранил свою собственную; она соединяет социализм с национальной традицией.

Global Times: Многим развивающимся странам нелегко одновременно добиться устойчивого экономического развития и устойчивой социальной стабильности. Но Китаю это удалось под руководством КПК. Что отличает КПК от политических партий в других развивающихся странах?

Владимир Павленко: Важнейшее слагаемое китайского успеха — системное подавление системной коррупции, выросшей до опасных масштабов. Это резко подняло, а в ряде случаев попросту восстановило авторитет партии в широких народных массах. Но, кроме этого, существуют и другие факторы. Прежде всего, КПК отстояла китайский суверенитет и право проведения суверенной экономической политики, несмотря на тесную экспортно-импортную взаимосвязь Китая с экономикой США и интеграцией в мировые экономические институты и процессы. Большинство развивающихся стран сегодня слабы для того, чтобы отстоять суверенитет и воспользоваться его плодами.

Во-вторых, очень важно, что политику реформ и открытости в Китае запускало еще самое первое революционное поколение, для которого идеалы революции были делом всей их жизни. Если проводить параллели с реформами в СССР, то уверяю, если бы их возглавил не А. Н. Косыгин, а И. В. Сталин, успех был бы гарантирован. У старых революционеров совсем другой уровень авторитета, к ним намного выше общественное доверие. И им позволено гораздо больше, чем новым лидерам. Не случайно, скажем, коммунист с «дореволюционным стажем» (до Октябрьской революции 1917 г.) в советской Компартии мог не занимать никаких руководящих постов, но любой более молодой руководитель к его мнению обязательно прислушивался.

В-третьих, централизованная система, выстроенная на сильном партийном лидерстве, обеспечивает целеустремленность и последовательность реформ. Есть цели и задачи, есть спрос и ответственность за их выполнение. В этом смысле гигантским преимуществом Китая перед другими странами является социалистический уклад экономики, которая гораздо лучше адаптирована к решению прорывных задач, чем экономика капитализма.

В-четвертых, у вас обеспечена необходимая гибкость управления. В докладе Си Цзиньпина XIX съезду КПК меня поразила одна очень простая мысль: «Частный сектор лучше перераспределяет ресурсы». В этом вся суть экономической политики. План — это стратегия, рынок — тактика, его функция прежде всего в быстром и эффективном перераспределении ресурсов на направлениях прорыва.

В Китае доказали, что план и рынок неразделимы, просто у каждого из них своей уровень ответственности и свои задачи. Здесь кроется ответ и на ту часть вопроса, которая касается отличий КПК от других партий в развивающихся странах. Передать часть управленческих функций на места можно только при наличии единого центра, который сможет быстро заметить и исправить местные ошибки и перегибы. Без надежного центра местная самостоятельность вырождается в регионализм и сепаратизм. И разрывает страну. В Китае такой центр есть, и это — КПК.

Читайте также: Совместные действия с Китаем – ключ к постсоветской интеграции?

Global Times: США всегда в одностороннем порядке продвигают «общечеловеческие ценности» и решительно навязывают западную политическую систему другим странам. Китай под руководством КПК выступает за сообщество единой судьбы и против замены одной цивилизации на другую. Считаете ли Вы, что взгляд Китая должен заслуживать большего внимания?

Владимир Павленко: «Общечеловеческие» или «универсальные» ценности на самом деле это ценности даже не западной цивилизации, которая изначально была христианской. Это — продукт извращения христианских ценностей в их транзите к протестантизму и далее — к масонству. В процессе этого транзита идеалы подменяются интересами, и вводится известная практика «двойных стандартов». Получается, что так называемые «общечеловеческие» ценности не отражают интересы западных народов. Напротив, в их основе интересы западных элит, которые базируются на этих извращенных, порой оккультных вещах. Для внедрения этих ценностей используется принцип постепенности: реальность меняется не резко, сразу, чтобы люди не восстали, а шаг за шагом, понемножку, чтобы люди привыкали и адаптировались к малым изменениям, которые если суммировать — то получаются большие изменения.

То, что предлагает Китай — сообщество в масштабах всей планеты — этот проект никогда не получит поддержки Запада. Запад никогда не согласится с равноправием цивилизаций, так как такое равноправие завершает его лидерство, а точнее господство. Стремление к господству — смысл англосаксонской традиции, которая движет историей и политикой Запада. То историческое сближение, которое сейчас происходит между Россией и Китаем, — это первый шаг к утверждению глобальной альтернативы западной системе «ценностей», а на самом деле интересов.

Советский Союз потому вызывал такую ненависть у Запада, что он предлагал глобальную альтернативу Западу, новый, альтернативный взгляд на мир, его прошлое, настоящее и будущее. Единственный способ потеснить Запад с его позиций — это объединить усилия в такой альтернативе. Одно дело, когда вы приходите к управдому и просите у него квартиру побольше и получше. Даже если он вам ее даст — то обставит условиями в свою пользу. Совсем другое дело — когда вы уходите от управдома и рядом с его домом начинаете возводить собственный. Строительство собственного дома — это и есть сообщество единой судьбы, и это наша общая цель.

Global Times: Китайский проект «Один пояс, один путь» является одним из воплощений идеи «сообщества общего будущего для человечества». В чем сходство между «Поясом и путем» и российской проектной идеей «Большой Евразии»? Возможно ли, что эти две стратегии будут сотрудничать друг с другом и способствовать формированию сообщества единой судьбы человечества?

Владимир Павленко: Хэлфорд Маккиндер, британский геополитик, в начале XX века разделил мир на морские и сухопутные страны. Большую Евразию, наш континент, он назвал «мировым островом» или «Хартлендом». И сделал вывод, что кто им владеет — тот хозяин мира. С тех пор экспансия внутрь «Хартленда», а как минимум две его трети — это территории России и Китая, стала стержнем западной геополитики.

Следующий штрих в эту западную картину мира внес Николас Спайкмен, который уточнил, что между центром «Хартленда» и его окраинами пролегает пояс «лимитрофов», пограничных пространств, которые являются фронтами борьбы между Морем и Сушей. Он назвал этот пояс «Римлендом».

Наконец, Збигнев Бжезинский, американский дипломат и политолог польского происхождения, в своей книге «Великая шахматная доска: господство Америки и его геостратегические императивы», предложил, чтобы американская геополитика сосредоточилась на избежании возвышения в Евразии сил, способных бросить вызов американскому господству, будь это одна страна или союз ряда стран.

Когда лидеры России и Китая Владимир Путин и Си Цзиньпин договорились о сопряжении проектов Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и «Пояса и пути», сразу стало понятно, что наши страны таким образом формируют проект, альтернативный Западу. И главная цель этого проекта (не обязательно говорить о ней вслух, но важно ее понимать) — разжать «кольцо анаконды», состоящее из враждебных государств, окружающих Россию.

Используя эту стратегию, Запад окружает и евразийский «Хартленд» с помощью лимитрофных государств «Римленда». Смысл проекта «Большой Евразии», объединяющего проекты ЕАЭС и «Пояса и пути», — это Евразия для евразийцев и в интересах евразийцев. Наш великий континент не может и не должен стать колонией и источником ресурсов для так называемого «золотого миллиарда». В русском языке термин «золотой миллиард» означает благополучное население Запада. И каждый шаг по пути сближения наших двух стран и народов укрепляет и нас, и народы Евразии в том, что сообщество единой судьбы евразийских народов может стать реальностью.