И речь идет не об Основном законе современного суверенного государства Украина. На него украинский президент и его предшественники «забили» уже давно: судя по тому, как Зеленский конституционных судей, аки тараканов, мокрыми тряпками гоняет. Речь идет о другом символе, историческом. Том, который ставит Украину в гордую позицию пионера европейского конституционного процесса, «впереди планеты всей».
Во время своего краткого визита в Польшу украинский президент присоединился к совместной декларации по случаю 230-й годовщины принятия польской «Конституции 3 мая». Пять президентов стран Центральной Европы — Анджей Дуда (Польша), Керсти Кальюлайд (Эстония), Гитанас Науседа (Литва), Эгилс Левитс (Латвия) и Владимир Зеленский (Украина) — провозгласили, что «принятие в 1791 году этого важного акта, который регулировал правовую систему Речи Посполитой, имело историческое значение, поскольку это был первый на нашем континенте и второй в мире современный вступивший в силу Основной закон государства».
Первое, что приходит в голову по прочтении этого фрагмента: «Ой! А как же Филипп Орлик? С его «Договоры и постановлен? правъ и волностей войсковыхъ»? В переводе на латынь «Pacta et Constitutiones legum libertatumque Exercitus Zaporoviensis». Ведь она была подписана за 81 год до польской «Конституции 3 мая». А в нынешнем украинском историографическом официозе «Конституция Филиппа Орлика 1710 года — первая в мире, которая регламентировала права вассала и его подчиненных. Впоследствии подобные документы приняли в США (1787), Франции и Польше (1791)» (взято с сайта «Україна — це ми!»).
Ну, современная украинская официальная история — это тема отдельной комедии. И следует признать, что в данном случае Владимир Александрович Зеленский абсолютно прав. Потому что Конституция Орлика никакого отношения к конституционному процессу в современном понимании не имеет. И никакой новации даже для XVIII века она собой не представляла. Это реплика с традиционного польского «Pacta conventa», договора между шляхтой Польского королевства и кандидатом на польский престол. В первый раз она была подписана в далеком 1573 году, когда на трон проталкивали герцога Анжуйского Генриха, будущего короля Франции Генриха III.
БУДЬТЕ В КУРСЕ
- 09.05.21 Блинкен не даёт Варшаве разыграть Украину
- 06.05.21 Украина. Ползучая реабилитация фашизма
- 06.05.21 Украина впервые становится нужнее Польше, чем Польша Украине
- 04.05.21 Почему Путин поздравил Польшу с Конституцией 3 мая
И даже «дикая» Россия была знакома с этой практикой. «Как прежние цари после царя Ивана Васильевича (IV, Грозного — М.С.) обираны на царство, и на них были иманы писма, что им быть не жестким и непалчивым, без суда и без вины никого не казнити ни за что и мыслити о всяких делах з бояры и з думными людми сопча, а без ведомости их тайно и явно никаких дел не делати» (Григорий Котошихин, «О России в царствование Алексея Михайловича»). И применялась эта практика около полувека, до середины семнадцатого столетия.
Так что, подписав варшавскую Декларацию, Зеленский поставил под сомнение конституционное значение одного из государственнообразующих документов украинской истории. И правильно сделал, поскольку трудно в качестве такового рассматривать акт, которым то, что сейчас называют «украинским государством XVIII века», отдавалось под протекторат шведского короля: «Просить у королевского величества шведского такого трактата, чтобы его величество и его наследники, светлейшие короли шведские, титуловались постоянными протекторами Украины и оставались такими на самом деле» («Конституция Орлика», статья 2). Господа, «суверенитет» не предполагает никакого внешнего «протектората»!
Но, будучи прав с точки зрения истории, Зеленский поставил себя в довольно глупое положение двойного стандарта. Для «внутреннего использования» орликовские «Договоры и постановлен?» — это конституционная истина, не допускающая не то что сомнения, но и даже обдумывания. Но когда речь идет о внешних оценках на межгосударственном уровне — то о ней государственный лидер предпочитает помалкивать. Ну, как тут не вспомнить старую мудрость о крестике и стрингах?
Все это очень напоминает столь осмеиваемую и проклинаемую украинскими патриотами дипломатию Русского Царства XVII века. Тогда московские дипломаты использовали царскую титулатуру в зависимости от обстоятельств. Упомянутый Григорий Котошихин, шведский шпион в московском Посольском приказе (сбежал в Швецию в 1664 году), убийца (казнен в Стокгольме в 1667 году) и большая умница, в своей книге с откровенной иронией заметил, что в грамотах, адресованных в христианскую Европу, большой царский титул воспроизводился полностью с перечислением восточных земель, «Иверское, Карталинской, Грузинское государствы» и т.д. В грамотах же в «бусурманские государства», и в первую очередь к персидскому шаху, «восточные» титлы не указывались. Почему? Да просто страшно было: «как бы он писался теми титлами всеми… и на него б за то все бусурманские государства подняли войну». По сути такой подход ничем не отличается от использования исторического факта «Конституции Орлика» в современной украинской практике: здесь читаем, здесь — селедку заворачиваем.
Но, да Бог с ним, с подходом. Зря Зеленский вообще прикоснулся к теме польской «Конституции 3 мая». Потому что дипломатия состоит из символов, полутонов и намеков, а Конституция 1791 года — очень печальный символ в польской истории. И может быть воспринята как намек в истории украинской.
Ее инициатор, король Станислав Август (1764−1795), вызывает искреннюю симпатию своими поступками. Красавец (любовник еще молодой Екатерины, в скором будущем «Великой»), дипломат, меценат и просто добрый человек — он даже выступал в защиту заговорщиков, похитивших и пытавшихся убить его в 1771 году. А одному из горе-заговорщиков, Яну Кузме, приговоренному к изгнанию, Станислав из своих средств высылал в Италию ежегодную пенсию в 400 дукатов. Почти 1,4 килограмма золота…
Король Станислав пытался спасти свою страну, которая в конце XVIII века была «больным человеком Европы, как Турция в конце XIX или СССР в конце XX века. Именно ради этого им и была предложена «Конституция 3 мая 1791 года», призванная излечить те болезни, которые губили еще недавно могущественную Речь Посполиту. В первую очередь отменить злополучное право liberum veto, позволявшее каждому из депутатов, участвующих в прениях Сейма, нарушать его и отменять принятые по ним постановления. А еще Конституция изменяла государственное устройство на наследственную монархию, значительно ограничивала дворянскую демократию (Demokracja szlachecka), отнимала у дворян без земли (т.н. «голоты») право голоса и принятия решений по вопросам государства, вводила частичное уравнивание личных прав бюргеров и шляхты и даже ставила крестьян под защиту государства, смягчая злоупотребления крепостным правом.
Королю суждены были благие порывы, но свершить оказалось ничего не дано. Конституция вызвала противодействие шляхты (Тарговицкую конфедерацию), и король был вынужден в итоге публично примкнуть к лагерю своих политических противников. С внутренними противниками Станислав, может быть, и справился бы, но над гнездом польского Белого Орла уже давно кружили три имперских Орла Черных — Пруссия, Россия и Австрия. Которые еще в 1771 году изрядно расклевали Польшу во время ее первого раздела.
В итоге Фридрих Прусский предал польского короля, подруга юности Екатерина Российская поддержала тарговицких мятежников, и ее генералы (Вильегорский, Каховский, Меллин и Ферзен) разгромили войска Станислава. В январе 1793 года Пруссия и Россия подписали конвенцию о Втором разделе Речи Посполитой, которая была утверждена на созванном тарговичанами Гродненском сейме 1793 года. И на этом же сейме, спустя 19 месяцев после своего принятия, «Конституция 3 мая» прекратила свое существование, и все ее акты были отменены. И вряд ли можно ошибиться в утверждении, что именно «Конституция 3 мая» и послужила поводом Второго раздела Польши.
Еще через три года, после восстания Тадеуша Костюшко, остатки польских земель были разделены между Берлином, Веной и Петербургом, а отрекшийся от короны Станислав Понятовский закончил свои дни пусть и в роскошном, в Мраморном дворце Санкт-Петербурга, но все же в плену (февраль 1798 года).
История трагична, и нынешней Украине, существующей в состоянии внутреннего и внешнего кризиса, не стоило бы ее вспоминать. Даже ради президентского удовольствия что-нибудь «подписать в Европе». Ассоциации больно нехорошие…
Комментарии читателей (0):