В чём подлинный смысл партийной самокритики VIII съезда ТПК?

Мир обсуждает сенсационную новость. На открывшемся в Пхеньяне очередном, VIII съезде правящей в КНДР Трудовой партии Кореи (ТПК) ее председатель и руководитель Государственного совета Ким Чен Ын открыто признал, что решения, принятые пять лет назад на предыдущем, VII партсъезде, остались невыполненными. Партийно-государственный лидер подверг итоги прошедшей пятилетки жесткой критике. Вот лишь некоторые выдержки из выступлений Кима — вступительного, при открытии съезда, и с докладом-отчетом ЦК ТПК седьмого созыва (2016−2021 гг.) о проделанной работе:

• «Стратегия должна была быть реализована в прошлом году, но она сильно не соответствовала поставленным целям почти во всех секторах (народного хозяйства — В.П.)», а трудности, с которыми сталкивается страна, являются «беспрецедентными», «худшими из когда-либо существовавших»;
• «Не допустить повторения (этих — В.П.) болезненных уроков» удастся только в том случае, если продвигать и расширять победы и успехи, которых мы достигли за счет пота и крови»; главным рецептом признано сохранение курса опоры на собственные силы («чучхе»), целью которого является достижение страной самодостаточности.

При этом аналитики и эксперты различных институтов, центров и прочих think tanks гадают на кофейной гуще, что именно побудило Кима сменить привычную для северокорейских лидеров «триумфальную» риторику. И поскольку достоверной информацией ввиду закрытости КНДР они не владеют, то все сводится к обсуждению не сути вопроса, а различных привходящих обстоятельств. Наиболее популярная версия, которую тиражирует южнокорейский Институт национальной стратегии (ИНС) в Сеуле, выглядит таким образом, будто Ким Чен Ын пытается создать себе образ «человечного» лидера, а не «полубогов», которыми воспринимались его предшественники — дед Ким Ир Сен и отец Ким Чен Ир. Вторая мысль экспертов ИНС, вслух не проговариваемая, но легко угадываемая и «подкупающая своей новизной», заключается в том, что объявить о недостатках удобнее всего на фоне успехов, которые в отчетном докладе констатированы на двух основных фронтах — борьбы с коронавирусом и укрепления обороноспособности. Первым из этих достижений является официально декларируемое отсутствие в КНДР случаев заражения коронавирусной инфекцией внутри страны. То есть Север Корейского полуострова эпидемия вообще не затронула, что особенно рельефно выглядит на фоне периодических вспышек заболевания на Юге, распространителем которого, помнится, в свое время оказался даже один военнослужащий из дислоцированного в Южной Корее воинского контингента США. Второе достижение, хорошо известное всем и даже ставшее предметом переговоров между Пхеньяном и Вашингтоном на высшем уровне, — последовательное создание в КНДР ядерного и термоядерного оружия, а сейчас — и стратегических средств его доставки через океан, в континентальную часть США. В канун и в первые дни Нового года западными СМИ живо обсуждаются перспективы проведения первого полноценного испытания Северной Кореей межконтинентальной баллистической ракеты собственного производства, причем в обсуждение темы вступил даже Пентагон.

Внешне все это действительно выглядит как внешние причины внутренних противоречий, ибо в отчетном докладе Ким Чен Ын связал фактический провал предыдущей пятилетки с эпидемией, бушующей в мире и существенно осложнившей перспективы глобальной экономики, а КНДР пусть в нее и не встроена, но все равно существует не в вакууме. Другим фактором переживаемых неудач, которые иностранные наблюдатели пытаются преподнести общественности как провоцирующие «внутреннюю напряженность», является режим санкций, введенных с подачи США против ключевых экспортных секторов северокорейской экономики — угольного, текстильного, частично продовольственного, а именно — производства морепродуктов. Третий фактор — ряд пережитых страной катастрофических наводнений. Однако так это выглядит только внешне. С одной стороны, представители недружественного к официальному Пхеньяну экспертного сообщества в связи с этим любят спекулировать на «системном» характере проблем КНДР, которые будто бы нельзя объяснить отдельными факторами, а только лишь общей «неэффективностью» модели хозяйствования, с привычным «либеральным» намеком на «фундаментальные» недостатки социализма. В подтверждение этого вывода ссылаются на данные различных учреждений, организаций и агентств ООН, указывающих на «хроническую нехватку» в КНДР энергетической обеспеченности, а также продовольствия. Однако при этом никто не пытается объяснить, почему такая же модель в условиях соседнего Китая не просто показывает жизнеспособность, а опережает весь мир по темпам роста, сохраняя сам рост даже в условиях пандемии, опрокинувшей остальные развитые экономики в фазу падения. С другой стороны, противореча кое в чем самим себе, те же самые эксперты пытаются утверждать, что КНДР попросту «не тянет» бремя военных расходов на создание ракетно-ядерного щита, и именно поэтому-де Ким в свое время согласился сесть за стол переговоров с Вашингтоном. Делаются предположения, что стремление сохранить и ядерную мощь, и приемлемый экономический рост «непременно» заставят северокорейское руководство торговаться в обмен на снижение напряженности в отношениях с США за отмену или смягчение санкций.

С этим трудно согласиться хотя бы потому, что здесь не нужно гадать: официальная позиция Пхеньяна, которая заключается в том, что условием пресловутой денуклеаризации Севера, который не является участником ДНЯО — Договора о нераспространении ядерного оружия, КНДР выдвигает гарантии безопасности с американской стороны. Но США давать такие гарантии не хотят, и понятно почему: во-первых, переговоры они вели ради переговоров, чтобы «доказать» мировому сообществу «добрую волю» и готовность договариваться, извлекая из этого политические дивиденды, на что Пхеньян в свое время и указал, подчеркнув, что не собирается играть в американские внутриполитические игры. В том числе предвыборные. Во-вторых, США, и не только в случае с КНДР, но и в других эпизодах, связанных с собственным односторонним отказом от договорных обязательств в стратегической сфере, пытаются сохранить себе свободу рук и потому попросту избегают любых конкретных обязательств.

Кстати, в этих «аналитических» рассуждениях, в том числе касающихся перспектив проходящего VIII съезда ТПК, эксперты уже успели в очередной раз сесть в лужу. Перед партийным форумом, когда в конце декабря стали известны конкретные сроки его проведения, они принялись утверждать, что съезд сформулирует-де «новый» внешнеполитический курс КНДР в отношениях с США и Югом Корейского полуострова. Что на деле? Доклад Ким Чен Ына был полностью посвящен внутренней политике, а международная проблематика была обойдена. Теперь, спасая «честь мундира», эксперты срочно — уже с сегодняшнего утра — выдвигают новую версию. Оказывается, внешняя проблематика не прозвучала не потому, что ошиблись эксперты, а ввиду того, что руководство КНДР «берет паузу» до инаугурации Джозефа Байдена и ждет его первых шагов, хотя уже сейчас ясно, и эксперты это признают, что никаких послаблений санкций от нового хозяина Белого дома не ожидается; более того, в отличие от Дональда Трампа, который пошел на прямой диалог с Кимом, чтобы «ущучить» демократов, о чем прямо заявил Бараку Обаме, Байден и встречаться с лидером КНДР не захочет. И в Пхеньяне хорошо это понимают и заранее передали американскую тематику во внешней политике под кураторство младшей сестры Ким Чен Ына — Ким Ё Чжон. То есть резко снизили уровень не только диалога, но и контактов. К тому же если было бы нужно дождаться приведения к президентской присяге Байдена, то что мешало назначить открытие съезда, скажем, на 30 января?

Так почему же на съезде такому откровенному критическому разбору подверглось положение дел в экономике? На самом деле? Не следует искать черную кошку в темной комнате, ибо ее там нет. Очень многое объясняет следующий фрагмент из отчетного доклада Ким Чен Ына, где он указывает на существование до сих пор не только за пределами, но и внутри страны «всяких вызовов, препятствующих усилиям и продвижению КНДР, борющейся за непрерывное достижение новых побед в строительстве социализма». Не исключено, что это — главная мысль доклада, и понятно, что если под внешними недружественными силами подразумевается коллективный Запад во главе с США, то какое содержание вкладывается в пассаж о том, что такие силы существуют «внутри страны»?

КНДР — социалистическое государство, политическая стилистика в котором, вслед за КНР, сформировалась и укоренилась под сильным влиянием советской сталинской традиции. Проблемы же, с которыми столкнулось социалистическое строительство в нашей стране и в народном Китае, до определенного момента решались похожими способами. Это прежде всего переформатирование правящей партии с переходом к упорядоченной модели партийного руководства. Легализация принятых решений осуществлялась наведением порядка в регулярности партийных съездов. И в СССР, начиная с 1952 года, когда после тринадцатилетнего перерыва состоялся XIX съезд КПСС, и в Китае, где на IX съезд КПК в 1969 году, на завершающем этапе Культурной революции, собралась, по сути, уже другая по составу партия, нежели в 1956—1958 годах, на двух сессиях VIII съезда. С этих отправных точек и в СССР, и в КНР съезды проводились по четкой схеме каждые пять лет. Это было общим местом, несмотря на расходящиеся направления, по которым двинулись КПСС и КПК. Проблема бюрократизации и засилья чиновной коррупции, поразившая обе страны, в них решалась по-разному. В Советском Союзе партийная номенклатура, переродившись, сдала социализм вместе с единой страной. В Китае внутри КПК долгое время шла борьба, промежуточный итог которой был подведен в 2012 году на XVIII съезде, когда началась беспрецедентная борьба с коррупцией, очистившая партию от перерожденцев и вернувшая ей авторитет в народе.

Теперь КНДР. Предыдущий, VII съезд был первым после перерыва в 36 лет (!), чрезвычайно длительного даже по меркам, привычным для социалистических стран. Очень похоже, что, двигаясь тем же маршрутом, что СССР и КНР, Северная Корея подошла к той же самой развилке, перед которой вместе оказались, но по-разному ее прошли КПСС и КПК. И тезис Ким Чен Ына насчет наличия в стране, а значит и в партии, где сосредоточено 100% руководящих кадров и которая сама по себе является источником таких кадров, «сил, препятствующих продвижению страны по пути социалистического строительства», в этой связи очень показателен. С одной стороны, он повторяет соответствующие предупреждения И. В. Сталина и Си Цзиньпина, а с другой, ориентирует партию на борьбу с этими силами. То есть на политическую кампанию по их подавлению в целях преодоления сопротивления курсу центра. Об этом же говорит и другой тезис доклада — о необходимости дальнейшей консолидации партии в борьбе за самодостаточность страны. С большой вероятностью следует, на наш взгляд, ожидать, что главный итог VIII съезда ТПК, как и XVIII съезда КПК, помимо утверждения планов на новую пятилетку, будет заключаться в выработке определенных критериев лояльности этой линии партийных кадров и, следовательно, в освобождении от тех, которые этим критериям не будут соответствовать. Ким Чен Ыну, как молодому лидеру, чей приход к руководству партией и страной в свое время далеко не всеми в северокорейской элите был воспринят однозначно, потребовалось длительное время лавирования с целью укрепления своей власти. И только сейчас этот «переходный» период, по всей видимости, можно считать завершенным, поэтому консолидация партийных рядов и встала в актуальную повестку дня.

Не будем предвосхищать, в какой именно форме эта консолидация будет происходить. Здесь не нужно гадать: жизнь все равно окажется богаче любых аналитических измышлений и схем. Она все покажет. Но вот в том, что, оказавшись на той самой советско-китайской исторической «развилке», ТПК во главе с Ким Чен Ыном выбирает маршрут КПК, а не КПСС, сомневаться не приходится. Именно это, скорее всего, и является главным выводом из событий в Пхеньяне, которые так шумно и так, мягко говоря, не вполне профессионально, без учета «родственного» опыта, как будто «с чистого листа», обсуждаются экспертным сообществом. КНДР вступает в новый этап своей истории, именно поэтому внешние вопросы, которые раньше предъявлялись северокорейской общественности в первую очередь, отходят на второй план под влиянием внутренних. Это очень большая и важная трансформация, истинные итоги и последствия которой мы все узнаем значительно позже. Но узнаем обязательно, поэтому пока не будем торопить события.