«Национализация» законов против «холопов» внешнего влияния

Госдума в третьем чтении приняла поправки в федеральный закон «О безопасности» (от 28 декабря 2010 г. №390-ФЗ). Как сообщает сайт нижней палаты, вносится положение о том, что «решения межгосударственных органов, принятые на основании положений международных договоров Российской Федерации в их истолковании, противоречащем Конституции РФ, не подлежат исполнению в России». Отметим, что данные изменения приняты в соответствии с дополнением этим положением статьи 79-й российской Конституции, осуществленном по итогам голосования 1 июля 2020 года. Соответствующие изменения будут в ближайшее время внесены и в законодательные и подзаконные нормативно-правовые акты, которые выстраиваются на основе закона «О безопасности».

Характерно: не успели СМИ сообщить об этом, без преувеличения, знаковом событии, как вокруг него сразу же развернулась дискуссия диаметрально противоположных оценок. Сторонники произведенных изменений не только их поддерживают, но и предлагают пойти дальше, признав не подлежащими исполнению международные решения и документы, которые противоречат не только Основному Закону, но российскому законодательству в целом. Если коротко, то внешние обязательства не могут быть выше внутренних правил, ибо в этом случае создаются предпосылки для внешнего контроля и даже вмешательства во внутренние дела. Их оппоненты, круг которых в основном ограничивается либеральными кругами, связанными с поздней советской интеллигенцией и доминировавшими в ней диссидентскими настроениями, с пеной у рта отстаивают безоговорочный приоритет международных норм над внутренними. Спекулируя при этом на перспективах «трудностей» во взаимоотношениях российских граждан с ЕСПЧ. С их точки зрения, выше прав человека ничего нет, и в этом вопросе стандарты-де задает именно Запад — в лице правительств стран НАТО и соответствующих НКО. И недопустимо ставить под сомнение так называемые «европейские ценности», связанные с этой темой потому, что Россия является участником международных и европейских организаций — ОБСЕ, Совета Европы и т.д. И обязуется эти «ценности» разделять и проводить во внутренней политике.

С либералами и «творческими» «инженерами их душ» все ясно. Еще с советских времен. Труднее понять, когда с этих же позиций выступают некоторые коммунисты, пытающиеся отыскать в европейских структурах, априори враждебных нашей стране, защиту от «произвола властей». Никто не говорит, что произвола не бывает — очень даже бывает; пример очередного приступа запретительного коронабесия предельно нагляден. Но апеллировать к внешним силам в поисках внутренней справедливости — весьма сомнительное занятие. Кому-то оно может показаться эффективным, но в своей основе — это «перестроечный» стандарт. Посмотрите на нынешние США, в которых даже не замечают, как ровным счетом по горбачевской модели нивелируется сверхдержавный статус. Ничто не унижает его больше, чем споры о том, кто сильнее вмешался во внутренние американские дела, включая выборы — Россия или Китай. И ничто не опускает страну, причем любую, ниже, чем отсутствие права регулировать вопросы собственной внутренней жизни без оглядки на окрики извне.

Кстати, а что такое «европейские ценности»? Если от словесной пурги перевести разговор в плоскость конкретики документов, то основополагающих, связанных с формированием гуманитарной платформы ЕС, их два: Парижская хартия для новой Европы (21 ноября 1990 г.) и Хартия ЕС об основных правах (7 декабря 2000 г.). Первая обязывала всех участников поддерживать дружественные отношения с США и Канадой, увязав это условие с подтверждением приверженности принципам Заключительного акта СБСЕ в Хельсинки (1975 г.). Вторая хартия — об основных правах ЕС — открыто провозгласила движение к «демократическому глобализму будущего». Иначе говоря, суть «европейских ценностей» в политике заключается в глобализации по американским стандартам. Поэтому о правах человека спор идет на словах. На деле же имеется в виду установление глобального американского господства под видом этих прав, упакованных в американские же представления о демократии, которые на самом Западе честные ученые давно уже называют либо «тоталитарной демократией» (У. Энгдаль), либо «постдемократией» (К. Крауч).

В сущности, в основе этой дискуссии вокруг роли и места прав человека, ведущейся в нашей стране с «перестроечных» времен, находится вопрос о первичности национальных или международных интересов. Для одних международное право — инструмент защиты своих суверенитетов, для других — способ унификации стран и народов и распространения на них единых стандартов, которые лукаво провозглашаются «общечеловеческими». Суверенитет и национальные интересы в этих представлениях — атавизм и препятствие на пути к «всеобщему» объединению. Так что вопрос много шире, чем обыкновенная правоприменительная практика, и он явно наделен определенным смыслом — философским, идеологическим и политическим. Об этом и поговорим. Только прежде напомним, с каким эффектом во время недавних китайско-европейских переговоров лидеры ЕС попытались обвинить КНР в нарушениях прав человека. Что им ответил Си Цзиньпин? А то, что этот вопрос не имеет как «универсального» решения, так и пределов совершенства. И упирается в особенности цивилизационной традиции. И поскольку у каждого она своя, то и концепций прав человека столько, сколько суверенных стран. Почему?

В английском языке, на котором писалось международное право, в отличие от русского, нет единого толкования феномена свободы. Он обозначается двумя терминами — freedom и liberty, значения которых диаметрально противоположны друг другу. Freedom — свобода, основанная на балансе прав и обязанностей, личности и общества. То есть на сознательности. Если нет обязанностей — откуда права? Можно сказать, что свобода-freedom сформировалась в рамках религиозной традиции и базируется на десяти заповедях Нагорной проповеди Спасителя. То есть это система сознательных самоограничений, заложенная в сознание и выраженная в нормах и правилах общежития. Если рассматривать свободу-freedom в светской традиции, то ее содержание исчерпывающе раскрывается марксистским определением свободы как «осознанной необходимости». Построенное на этом общество может быть как религиозным, так и светским; главное, что это общество «моральных принципов», в котором «что такое хорошо, и что такое плохо» определяется общественной моралью и нравственностью. Когда рухнул СССР — давайте вспомним, это важно, вдруг выяснилось, что абсолютное большинство норм, принятых в так называемых «правовых государствах», в нашем законодательстве отсутствовали. Несколько десятилетий у законодателей ушли на заполнение этих «белых пятен», но конца и края этому процессу не видно и сейчас.

Но ведь в СССР эти нормы — работали. И советское общество жило, функционировало и успешно развивалось и без этой законотворческой детализации, совершенно в ней не нуждаясь. А вот постсоветскому обществу такая детализация потребовалась. Почему? Потому, что вместе с «осознанной необходимостью» свободы-freedom, в нем стали стремительно атрофироваться внутренние «тормоза». Ибо изменились ценности, а с ними и критерии того, «что такое хорошо, и что такое плохо». Очень часто — до прямой противоположности: все «плохое» было провозглашено «хорошим». И это невдомек поборникам «правового» режима, стремящимся компенсировать утрату внутренних ограничений регуляцией донельзя всего извне. Не получится, ибо жизнь богаче любых схем. И полное банкротство этой модели, которое пытаются предотвратить с помощью представлений о правах без обязанностей, станет отправной точкой возврата к общественному устройству, основанному на моральных принципах.

Итак, бывшее общество свободы-freedom, лишившись морально-нравственного стержня традиций, обычаев и норм поведения, превратилось в общество другой свободы — liberty, разрушительной свободы от всяких ограничений. «Солдаты! Я освобождаю вас от химеры, именуемой совестью» — знакомые слова? Именно это с нами произошло, и когда исчезли внутренние «тормоза», нам, чтобы упорядочить жизнь, принялись навязывать внешние. Иначе был риск, что «тормоза» вообще откажут, спровоцировав войну всех против всех. Разумеется, в реальной жизни в чистом виде не существует ни «общества моральных принципов», ни «правового общества». Но если разделить их, как говорится, для чистоты эксперимента, то ясно, что это две противоположных, противостоящих друг другу модели. Нравственно здоровое общество охраняет себя само; угроза общественного осуждения и отторжения — лучший мотив вести себя прилично. Но когда и там, где мораль и нравственность растворяются в не ограниченных ими интересах, возникает необходимость в мотивации с помощью закона. Для созидательной, упорядочивающей свободы-freedom ключевое слово — «должен», для анархически-разрушительной свободы-liberty — «хочу». И это «хочу» приходится ограничивать во избежание общественного коллапса. Это не «тоталитарное наследие», это инстинкт общественного самосохранения. В пространстве, времени и Истории.

А что на международном уровне? На международном уровне противоречие между двумя свободами изначально заложили в Устав ООН, куда через запятую, в одной и той же главе и статье, занесли два, взаимоисключающих принципа — территориальной целостности и самоопределения, поставив freedom первого позади liberty второго. Для чего это сделали? Двух мнений быть не может: поскольку создание «международной организации безопасности» — это рефлексия западных союзников СССР по Антигитлеровской коалиции на крах проекта Лиги Наций, которая, в свою очередь, задумывалась как «мировое правительство», постольку США и Великобритания с этой идеей всю войну носились как с писаной торбой. Рассчитывая, разумеется, захватив с помощью таких «двойных стандартов» в этой организации «командные высоты», исправить и довернуть проект мировой централизации до логического завершения под собственным контролем. Именно поэтому СССР относился к этим планам без энтузиазма, уступая западным союзникам вынужденно, чтобы не быть обвиненным в срыве «объединения человечества» и не оказаться в изоляции. Поэтому советским руководством была взята на вооружение тактика отстаивания в рамках ООН своего суверенитета и недопущения передачи его целиком или по частям на наднациональный уровень. Отсюда и право вето, и провал наиболее далеко идущих элементов плана, вроде «мирового генштаба» под видом Военно-Штабного комитета, обладающего полномочиями принуждения к «правильному» поведению любой страны мира, и «мировые» надзорные и правоохранительные органы, и многое другое. Понимая, что унификация мировых правил неизбежно поставит нашу страну в полуколониальную зависимость от чужой воли, как в случае с «планом Баруха» — предпринятой в 1946 году попыткой сохранения с помощью ООН безраздельной ядерной монополии США, Советский Союз «офлажковал» от посягательств территорию своего суверенитета и национальных интересов. И благодаря этому — выжил. Советское руководство уже тогда хорошо понимало то, о чем западные интеллектуалы проговорились только после разрушения СССР. Что глобализация — это никакое не «всечеловеческое единение», а глобалистская фаза развития вышедшей в апогей своего могущества западной цивилизации, которая осуществляется только в ее интересах и, следовательно, против интересов остальных. И выбор состоит в том, подчиниться ли этому господству или навязав ему борьбу, дождаться упадка Запада, чтобы восстановить глобальный баланс.

Перебрасывая мостик к правозащитной тематике, отметим, что принцип искусственного размывания границ «двух свобод» с постепенной трансформацией freedom в liberty с самого начала был заложен в основу этой концепции, что и побудило СССР в 1948 году отказаться от подписания Всеобщей декларации прав человека. Не из-за склонности к «тирании», которой Черчилль в Фултонской речи оправдывал опущенный Западом «железный занавес», а ради сохранения суверенитета и права на самостоятельное развитие. Проследим эту коллизию правозащитного вопроса на конкретных документах. И благодаря этому, очень скоро поймем, что именно, какая конъюнктура лежит в основе «правозащиты» на западный манер. И от чего избавляют нас летняя конституционная поправка и нынешняя коррекция закона «О безопасности».

Когда в 1995 году, под программу НАТО «Партнерство ради мира» (ПРМ) и предстоящее расширение альянса, было выпущено некое «исследование», подготовленное корпорацией RAND, выяснилось, что под видом прав человека в нем на самом деле продвигались права меньшинств. И критерием (не)отбора в ПРМ и (не)пропуска в НАТО признавалось (не)соответствие требованиям в этой сфере, сформулированным ОБСЕ. Как так получилось, и почему НАТО заплясала под эту дудку?

Ответ простой: НАТО под ту «дудку» плясала с самого начала. Ибо НАТО — всего лишь силовой «приводной ремень» кукловодов, которым принадлежит «дудка», оказывающаяся при ближайшем рассмотрении старше самой НАТО. Во Всеобщей декларации прав человека соблюдение прав и свобод уже было увязано с определенным, унифицированным, социальным и международным (!) порядком (Ст. 28). Что бы это был такой за «порядок»? Еще в 1947 году, то есть, за год до принятия Декларации, в Комиссии ООН по правам человека (КПЧ) была создана «Подкомиссия по предупреждению дискриминации и защите меньшинств». Несмотря на ее переименование в 1999 году в «Подкомиссию по поощрению и защите прав человека», в ней по-прежнему функционирует «Рабочая группа по меньшинствам». Кроме того, в документах «Подкомиссии» содержится апелляция к «Декларации о правах лиц, принадлежащих к национальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам» (1992 г.). В КПЧ имеется институт специального докладчика по институциональным и косвенным формам дискриминации, а также расизма, расовой дискриминации, ксенофобии и нетерпимости.

Итак, несмотря на все проблемные места Всеобщей декларации, а их немало, упор в ней все-таки делался на индивидуальных, а не коллективных правах. На правах человека, а не меньшинств. И даже само слово «терпимость» — синоним современной «толерантности», применяемое, прежде всего, к меньшинствам, в этом документе употреблено только один раз, в Ст. 26, П. 2, и относится оно не ко «всему в целом», а лишь к проблемам образования. Иначе говоря, создав для отвода глаз «рамочную» Всеобщую декларацию, кукловоды параллельно под ее прикрытием запустили процесс расширения прав меньшинств. Сначала — этнических и религиозных, но в уме имелось нечто другое. А мы спрашиваем: откуда выросла тотально поразившая весь Запад и распространяемая на весь мир злокачественная опухоль ЛГБТ? И такой ли «конспирологией» является периодически прорывающаяся в СМИ информация о соответствующих оккультных обрядах, в которых участвуют «сливки» западных элит? В целом же понятно, что это управляемый процесс с целью подменить общее частным. А традиционное — нетрадиционным, выдав последнее за «новую нормальность» — знакомый термин, не правда ли?

Тот же самый тренд — от прав человека к правам меньшинств — наблюдается и в документах ОБСЕ. Начиная с 2004 года, мандат существующего в его структуре БДИПЧ — Бюро по демократическим институтам и правам человека — был распространен на противодействие, опять же, расизму и ксенофобии. О защите прав меньшинств в этой организации говорилось и ранее, например, в П. 33 заключительного документа Копенгагенской встречи ОБСЕ (1990 г.).

Еще раз: Концепцию «прав человека», не имеющую ничего общего с подлинными его правами, нужно поднять на недосягаемую высоту, сделать знаменем западной идеологии и западного доминирования, навязать их всем остальным и явочным порядком подменить правами меньшинств. Чтобы получить возможность под видом прав человека протаскивать именно их, решая тем самым в «подопытных» странах сразу две подрывные задачи — внешнего гуманитарного контроля и внутреннего размывания и разрушения устоев морали и нравственности. И, разумеется, религиозной традиции — какая ж традиция согласится с сексуальной распущенностью и вакханалией!

Однако при этом выделение прав меньшинств не только не афишируется, но и делается все для того, чтобы смешать их в общественном сознании с правами человека. Приоритетом же внутри самой темы меньшинств делают то, что на языке христианских ценностей однозначно именуется «содомией», являя собой собирательную сущность крайнего грехопадения. Для этого к процессу «подтягивается» авторитет институтов ООН. В «Декларации принципов толерантности», утвержденной Генеральной конференцией ЮНЕСКО (1995 г.), указывается, что «нетерпимость может принимать форму маргинализации наименее защищенных групп, их исключения из общественной и политической жизни…». Далее в этом документе говорится о необходимости «уважения самобытности, культуры и ценностей» таких групп. Иначе говоря, понятие «нетерпимость» не только распространяется на права меньшинств, но и приобретает социальное, а также ценностное, то есть цивилизационное измерение, отделяемое от национально-этнического, религиозного и языкового.

О каких же именно социальных группах, исповедующих собственные, отличные от окружающих соотечественников, ценности, тогда идет речь?

Всеобщая декларация — официальный документ ООН, провозглашая равенство в вопросах пола, указывает на недопустимость каких-либо ограничений на вступление в брак достигших совершеннолетия мужчин и женщин (Ст. 16). То есть, речь идет только о гетеросексуальных браках, и ни о каких иных. А вот выдержки из «Хартии Земли» — международного документа 1992 года, провозглашенного проектом «глобальной конституции», продвижение которого было поручено на Западе Михаилу Горбачеву, который являлся ее сопредседателем. Принципы «Хартии Земли» требовали искоренять дискриминацию во всех вышеупомянутых ее проявлениях, дополняя этот перечень недопустимостью ограничений по признаку сексуальной ориентации (Ст. 12). Еще конкретнее этот вопрос поставил «Гуманистический манифест» (2000 г.), где это положение дополнительно раскрывается и детализируется с позиций трансгуманизма. Плюс добавляется предложение отмены жесткого морально-нравственного и церковного запрета на связи и браки между родственниками (то есть, говоря языком христианской традиции, на инцест).

Таким образом, принципиальным отличием официальных документов ООН в сфере прав человека от существующих в этой же сфере самодеятельных «общественных инициатив», вроде «Гуманистического манифеста» или Инициативы «Хартии Земли», является вопрос об отстаивании ими прав не человека, а меньшинств. И не просто меньшинств, а именно сексуальных.

Подчеркнем еще раз: вся эта международная «правозащитная» система предусмотрительно выстроена таким образом, чтобы вперед были выставлены именно права человека, под ширмой которых протаскивается культ меньшинств, прежде всего нетрадиционных, не только сексуальных, но и контркультурных. Затем, опять-таки, с помощью «правозащитной» темы эта подмена понятий возводится в ранг «общепринятой новой нормальности». И на этом основании начинаются притеснения несогласных стран и народов, которые ставятся перед выбором — эту «(а)нормальность» принять или навлечь на себя огонь уничтожающей критики, «освященной» авторитетом ООН и других международных институтов. Но чтобы это получилось, необходим последний «штрих»: развернуть масштабную пропагандистскую кампанию, с помощью которой заставить все страны подписаться под соответствующими обязательствами, а тех, кто отказывается — шельмовать, подвергать обструкции, загонять в изоляцию до тех пор, пока не устанут и не согласятся. Одновременно культивировать у них внутри маленькие и тщедушные, но наглые и горластые группы диссидентов, которым поручается расшатывание общественных устоев, а после получения вожделенной подписи под упомянутыми международными обязательствами — внутренний контроль над их неукоснительным исполнением. Каждый «сомнительный» случай объявляется нарушением правил «новой нормальности». Наружу, внешним кураторам, тут же составляется донос, а внутри поднимается шумная кампания. «Отмечаемый» кое-кем сегодня пресловутый «день памяти жертв политических репрессий» — звено именно в этой цепи. Ибо говоря о жертвах, не раскрывают существа вопроса, а спекулируют на «жареном». Больнее всего для «пятой колонны», это очевидно, что Великую Отечественную войну Советская Родина встретила без превентивно разгромленного предательского лобби, о существовании и масштабах которого свидетельствовала даже вражеская разведка; кому интересно, перечитайте мемуары шефа СД Шелленберга. Ту их часть, что касается пресловутого «дела Тухачевского». Нет у нынешней «пятой колонны» худшего врага, чем память о временах, когда элиту заставляли служить народу, суверенитет и национальные интересы соблюдались свято, а тех, кто на них покушался, ждала суровая ответственность.

Напрасный труд — нет, их не вразумишь:Чем либеральней — тем они пошлее.Цивилизация для них — фетиш,Но недоступна им ее идея.Как перед ней ни гнитесь, господа,Вам не сникать признанья от Европы.В ее глазах вы будете всегдаНе слуги просвещенья, а холопы.

В этих строчках выдающегося отечественного поэта, политического мыслителя и дипломата Федора Ивановича Тютчева, как в капле воды, отражена вся убогость души, все проституционные комплексы прозападного лизоблюдства той части «творческих», что считают слово «русский» не существительным, а прилагательным к «европейцу». И весь, тщательно внушаемый «творческими» комплекс национальной неполноценности, с помощью которого они хотят заставить нас каяться. Не только за репрессии, но за всю историю, за сам факт существования суверенной и самостоятельной России как субъекта Истории, независимого от Запада и исторически ему противостоящего.

Принятие поправок в закон «О безопасности», совершающее первый серьезный шаг по пути освобождения страны от внешней гуманитарной зависимости именно в канун 30 октября, — тоже своего рода месседж «временщикам», оккупировавшим в постсоветские времена наше национальное и общественное сознание. Долгожданные поправки открывают дорогу утверждению национальной независимости и суверенитета в гуманитарной сфере, решающей в борьбе за умы и сердца людей, особенно в условиях ведущейся против нас информационной войны. Восстановительная работа свободы-freedom по их очистке от либерального морока свободы-liberty не будет ни простой, ни быстрой: всему свое время. Но в большом пути главное, совершив над собой усилие, сделать первый шаг.