Архитектура «Северного потока-2»: Uniper

Мы уже успели привыкнуть называть компанию Uniper «немецкой», хотя официально она таковой перестала быть летом 2018 года. Даже самый беглый взгляд на эту компанию показывает, что мы снова оказываемся в таком привычном для Европы мире слияний и поглощений.

Сотрудничество с Россией Uniper начала в 1970 году, хотя дата ее официального создания — 1 января 2016 года, и едва ли не первым контрактом, подписанным этим юридическим лицом через полгода после его появления, стало соглашение с Газпромом от 2 апреля 2017 года о финансировании проекта «Северный поток — 2»: Uniper обязалась инвестировать в реализацию проекта 950 млн евро. Очень своеобразный стартап, и в том, как он стал возможен, мы и попробуем разобраться. «Биография» у Uniper складывается бурно — тут и участие в таком звонком проекте, как СП-2, и смена владельцев, и всё это успело произойти за пару лет с момента создания компании.

«Рургаз», ФРГ, Австрия, СССР, ПНР, ЧССР, ГДР — такие вот были времена

Основателем компании Uniper был крупнейший в Германии энергетический концерн E. ON SE — тот самый, который в 2003 году выкупил контрольный пакет акций Ruhrgas, или, в русской транскрипции, «Рургаз». Те, кто постарше, наверняка помнят, что в 1970 году именно «Рургаз» стал первой западногерманской компанией, подписавшей контракт с СССР на поставки природного газа в ФРГ.

Опередить с началом сотрудничества с Советским Союзом «Рургаз» смогла только австрийская компания OMV, и то, что нашими первыми клиентами стали Австрия и ФРГ, между прочим, во многом определило нынешнюю ситуацию вокруг так называемого «украинского транзита». Если открыть карту Европы, то обнаруживается некая странность — магистральные газопроводы из СССР в ФРГ и в Австрию были бы более короткими, если бы их вели через Польскую Народную Республику, а не через Чехословацкую Советскую Социалистическую Республику (для тех, кто успел забыть реалии тех лет, названия стран даны полностью).

Тем не менее были выбраны именно такие, более протяженные и более затратные при строительстве маршруты, которые мы сейчас и видим на схеме газотранспортной системы Украины. Причина заключалась в политических реалиях того времени — более короткие маршруты газопроводов проходили бы через территорию Германской Демократической Республики, с которой не хотели контактировать ни ФРГ, ни Австрия. Но разве кому-нибудь тогда, в начале 70-х годов прошлого века, могло прийти в голову, что маршруты, пролегающие через Украинскую ССР, станут «головной болью» для России и европейских государств?

Европейская энергетическая компания Uniper

В 2017-м году владельцы E.ON. приняли решение о том, что компания сосредоточится на безуглеродной энергетике — в условиях Германии, которая приняла закон о поэтапном сворачивании атомной энергетики, речь идет, разумеется, о солнечных и ветровых электростанциях. Всю коммерческую деятельность, связанную с традиционным производством энергии (гидроэнергетика, природный газ, уголь), поставками, хранением и распределением природного газа, было решено передать новой структуре — компании Uniper.

Именно Uniper и были переданы все соответствующие активы E. ON — угольные, мазутные и газовые электростанции, магистральные и распределительные газовые сети и подземные хранилища газа (ПХГ). По состоянию на апрель 2018 года в собственности и под управлением у Uniper Energy Storage GmbH — 10 ПХГ в Германии, в Австрии и в старой доброй Англии, общий активный объем всего этого хозяйства в настоящее время достиг 8,2 млрд кубометров.

И, конечно, нельзя не сказать несколько слов о привычных медийных штампах: «Uniper — немецкая энергетическая газовая компания». Да, безусловно, основа бизнеса этой компании сосредоточена в Германии, но есть множество нюансов. Из 11 тепловых электростанций Uniper в Германии пять работают на каменном и буром угле, а в трех гидроэнергетических группах в разных регионах Германии сосредоточены более сотни малых ГЭС общей мощностью почти в 2,5 ГВт. Г

азовые электростанции Uniper — это, скорее, Англия, где из семи ТЭЦ только одна работает на угле, но прилагательное «газовая» становится совсем уж бледным, когда мы смотрим на владения Uniper в Швеции. В Швеции Uniper принадлежат АЭС Oskarshamn и 76 ГЭС общей установленной мощностью 1 600 МВ, а также электростанция «Карлсхам» мощностью 662 МВт, работающая на мазуте — это к словам о бескомпромиссной борьбе Швеции за экологию. Волей-неволей придется сделать лирическое отступление и вспомнить про такое государство, как Литва, политики которой по праву числятся самыми активными противниками реализации проекта «Северного потока — 2».

В настоящее время 26% электроэнергии, используемой этой республикой, поступают по морскому кабелю из Швеции, с ее АЭС и ГЭС — с того самого вверенного Uniper имущества. Любые крики против СП-2 — это попытка нарушить экономические интересы компании, от которой зависит энергетическая обеспеченность и безопасность той самой Литвы. Комментировать не будем, но к странностям политического истеблишмента Литвы еще придется вернуться.

«Немецкая» компания Uniper — это газовые и угольные электростанции в Голландии, Франции, Венгрии и дочернее предприятие «Юнипро» в России, в составе которого пять ГРЭС: Березовская в Красноярском крае, Шатурская в Подмосковье, Смоленская, крупнейшая тепловая станция страны Сургутская-2 с ее невероятными 5657,1 МВт мощности и Яйвинская в Пермском крае.

Таким образом, из имеющихся у Unipro 40 ГВт генерирующих мощностей 11,2 ГВт — российские. Стоит отметить, что «Юнипро», выкупив бывшую ОГК-4, успешно справилась с программой строительства дополнительных генерирующих мощностей — инвестировав около двух миллиардов евро, немецкая компания увеличила установленную мощность на 2 400 МВт.

Таким образом, немецкая компания Uniper напрямую заинтересована в том, чтобы экономика России развивалась успешно, чтобы она не пострадала от всевозможных санкций. И это не некая политическая декларация, тут снова «только бизнес, ничего личного»: чем лучше будут идти дела у России, тем быстрее немецкие партнеры смогут окупить свои инвестиции в нашу энергетику. Никаких конспирологических теорий, только практика — одной из ведущих европейских энергетических компаний Европы просто «по деньгам» выгодно успешное развитие России.

Потому, возвращаясь к СП-2, разумно задать вопрос: при каких обстоятельствах Uniper могла бы в нём не участвовать? С 2009 года Uniper была совладельцем компании «Севернефтегазпром», которая разрабатывает в Ямало-Ненецком национальном округе уникальное Южно-Русское нефтегазовое месторождение, извлекаемые запасы которого составляют около 1 трлн кубометров газа и которое является ресурсным источником для магистрального газопровода «Северный поток».

При этом, насколько можно судить по официальному сайту компании Nord Stream AG, акции «Северного потока» в актив Uniper переданы не были: 15,5% акций компании принадлежат PEG Infrastructur AG (дочернее предприятие со стопроцентным участием E. ON Beteiligungen, никакой дополнительной информации по этому поводу нет), в совете директоров Nord Stream AG — два представителя E. ON, представителей Uniper нет.

Нельзя исключать, что это связано с тем, что сразу после создания Uniper более половины ее акций стали котироваться на биржах, E. ON оставил в своей собственности только 46,65% акционерного капитала. Вполне возможно, что остальные акционеры Nord Stream AG не намерены видеть акции своей компании на биржевых торгах.

Райнер Зеле — гражданин Германии во главе австрийского концерна

2015 год, в течение которого E. ON окончательно формировал стратегию своего развития, которая и привела к созданию Uniper как отдельной структуры, был богат и на другие события. Одним из них, имеющим прямое отношение к судьбе проекта «Северного потока — 2», стало необычное кадровое решение в двух европейских энергетических компаниях.

Новым руководителем австрийской компании OMV был назначен Райнер Зеле, который с октября 2009 года был председателем правления немецкой компании Wintershall. При этом Зеле не поменял своего гражданства, он и сейчас остается президентом Российско-германской внешнеторговой палаты — общественной организации, которая представляет интересы немецких компаний в России и оказывает поддержку российским компаниям в связи с их сотрудничеством с немецкими компаниями и действует как в России, так и в Германии.

Несколько слов о газораспределительной системе Европы

«Рокировка» Райнера Зеле может показаться рядовым событием только в том случае, если не отслеживать его карьеру в Wintershall и постараться забыть, что именно эта компания стала первой после 1991 года, которая пошла на сотрудничество с Газпромом. Последовательно друг за другом были созданы три совместных предприятия Wintershall и Газпрома. WINGAS к 2012 году обеспечивала 20% поставок газа в Германию и, кроме того, работала в Бельгии, Дании, Франции, Великобритании, Австрии, Голландии и Чехии.

WIEE поставляла и поставляет природный газ в юго-восточную часть Европы, в частности, в Румынию и в Болгарию. WIEH обслуживает потребности крупных корпоративных потребителей газа преимущественно в Германии. В 2013 году три эти компании аккуратно, педантично реструктурировали свой бизнес под все требования Третьего энергопакета ЕС, после чего без единой претензии со стороны Еврокомисии перешли в стопроцентную собственность Газпрома.

9 апреля 2010 года под руководством швейцарской компании Nord Stream AG было начато строительство магистрального газопровода «Северный поток», 28 августа 2011 этот МГП был подключен к европейской газотранспортной системе — его состыковали с газопроводом OPAL. Доля Wintershall в Nord Stream AG — 15,5%, а вот с МГП OPAL всё немного интереснее. Заранее приносим извинения за дальнейшее обилие названий самых разных компаний, но именно так выстроен крупный европейский бизнес.

Проектировала и строила МГП OPAL немецкая компания OPAL NEL Transport GmbH, владельцем которой является компания WINGAS, а эксплуатирует этот МГП компания OPAL Gastransport GmbH&Co KG, которая принадлежит компании WIGA Transport Beteiligungs GmbH& KG (далее — просто WIGA), 50,02% акций которой, в свою очередь, принадлежат Wintershall, а все остальные — Газпрому.

Если коротко, то Газпрому принадлежит контрольный пакет Nord Stream AG, акционером которого является и Wintershall, а Wintershall-у принадлежит контрольный пакет в компании, владеющей сухопутным продолжением «Северного потока». Кроме МГП OPAL, у первого СП есть второе сухопутное продолжение — МГП NEL, а сухопутным продолжением СП-2 будет МГП EUGAL.

NEL управляется компанией NEL Transport GmbH, EUGAL будет строить и затем им управлять компания Gascade Transport GmbH (в составе консорциума немецких компаний, но с контрольным пакетом акций), обе эти компании принадлежат все той же WIGA. Руководство такой компанией, как WIGA — дело непростое, в немецком законодательстве много сложностей, но мы уверены, что управляющий директор WIGA Анна Эриамкина, выпускница МГИМО, сможет продолжить успешную работу своего предшественника на этом посту, Геннадия Рындина.

Мы рассказали сейчас только о части европейских компаний, которые контролируются Газпромом и Wintershall совместно или же те собственность над которыми полностью перешла Газпрому при содействии со стороны Wintershall — их больше, но об этом в следующий раз. Сейчас отметим только, что вся эта замысловатая инфраструктура была выстроена именно в те годы, когда руководителем Wintershall был Райнер Зеле.

К 2015 году Газпром и пять европейских компаний согласовали маршрут «Северного потока — 2», а Wiga через свою «дочку» Gascade Transport GmbH сумела определить маршрут EUROGAL, который пройдет через территорию Германии до границы с Чехией. Удивительно, что множество публикаций, посвященных сухопутному продолжению СП-2, не дают никакой информации, что и как будет происходить после того, как российский газ доберется до границы Чехии. Полагаем, что надо исправить эту ситуацию.

«В 2017 году чешская компания Net4Gas выразила намерение инвестировать в новый инфраструктурный проект Capasity4Gas, который соединит систему Net4Gas с EUGAL» — так звучит официальное сообщение по поводу планов Чехии. На карте этой страны реализация этого проекта будет выглядеть простенько — Net4Gas за счет прокладки дополнительных ниток увеличит мощность газопровода Gazelle, который был построен для соединения двух немецких МГП — OPAL и MEGAL-S, последний из которых имеет ответвление, ведущее в Австрию, по направлению к хабу «Баумгартен».

Самое, пожалуй, удивительное в этой «газопроводной географии и истории» — то, что в составе акционеров Net4Gas нет ни Газпрома, ни Wintershall, ни их многочисленных «дочек» и «внучек». Можно ли предположить, что Чехия откажется от нового проекта — ведь она входит в Вышеградскую группу стран, которая является противником проекта СП-2?

Теоретически — можно, а вот на практике мы видим, что Чехия не стала подписывать письмо Вышеградской группы в адрес руководства ЕС и ЕК, в котором звучал призыв прекратить строительство СП-2. Почему? Да по простой причине — в случае реализации нового проекта Net4Gas общий объем транзита российского газа через территорию Чехии достигнет 90 млрд кубометров, а это, простите, около 1 млрд евро в год.

Так что всё традиционно: «Ничего личного, только бизнес». Чехия — это ведь не Болгария, лишать бюджет государства таких поступлений в угоду политическим интересам не приучена. Годовое потребление газа в Чехии составляет около 6 млрд кубометров, при нынешних ценах прибыль от транзита газа полностью покрывает расходы на его приобретение для собственных нужд. При таком раскладе, грубо говоря, какая, к черту, Вышеградская группа с ее политическими играми?

Южная часть газотранспортной системы Германии

Не исключено, что для того, чтобы российский газ из СП-2 добрался до «Баумгартена», придется нарастить мощность и МГП MEGAL-S, поскольку в настоящее время он обеспечивает прокачку только 22 млрд кубометров газа в год. Газопровод Megal-S находится в оперативном управлении Open Grid Europe (OGE), и это еще одна компания, не имеющая никаких связей ни с Газпромом, ни с его партнерами по проекту СП-2, хотя до 2012 ситуация выглядела иначе.

До этого времени OGE носила изначальное название — E. ON Gastransport, но E. ON GmbH была вынуждена выполнить требования Третьего энергопакета и отпустить свое дочернее предприятие в самостоятельное плавание. В настоящее время OGE принадлежит Европейскому инфраструктурному фонду Masquaie4 Infinity Investments и Корпорации управления инвестициями Британской Колумбии Meag Munich Ergo Asset Management. Досадное упущение, с которым теперь придется каким-то образом разбираться, чтобы окончательно решить стратегическую задачу — газ из СП-2 должен добраться до «Баумгартена».

Мы не склонны становиться сторонниками конспирологических действий, мы просто видим цепочку событий, которые формально никак не связаны друг с другом, но эта цепочка выглядит удивительно последовательной. Рейнар Зеле на посту руководителя Wintershall за счет взаимного обмена активами помогает обеспечить интересы этой копании в России и одновременно — интересы Газпрома в Европе.

В обмен на перечисленные выше передачи пакетов акций российскому концерну Wintershall получила 25% акций в компании «Севернефтегазпром» и, следовательно, такую же долю в Южно-Русском месторождении, которое является ресурсным источником для первого «Северного потока», 15,5% акций которого принадлежат опять же Wintershall. Кроме того, Wintershall на паритетной основе с Газпромом владеет компанией «Ачимгаз», которая осваивает ачимовские отложения Уренгойского месторождения, общие ресурсы которых оценивают в 1 триллион кубометров газа и 400 млн тонн газового конденсата.

Если коротко, то результаты обмена активами дали Газпрому возможность в той или иной мере контролировать европейские газовые магистрали, тем самым обеспечив надежность, долгосрочность экспортных поставок российского газа в Европу. Wintershall получила возможность участвовать в добыче газа — именно этого этой компании не хватало для того, чтобы и дальше надежно обеспечивать «голубым топливом» своих европейских потребителей.

Еврокомиссия стремится унифицировать газовый рынок Европы

Казалось бы, что полученный результат был хорош для обоих участников — на двоих у Газпрома и Wntershell были и ресурсные источники, и транспортные возможности, на этом можно было бы и остановиться. Но этого было бы достаточно, если бы одновременно с этими процессами не происходили бы и другие процессы, которыми дирижировала Европейская комиссия. Третий энергопакет, введенный по ее настоянию, привел не только к необходимости дробления вертикально интегрированных европейских энергетических компаний.

ЕК решила, что необходимо приложить максимум усилий для того, чтобы европейский газовый рынок был максимально интегрирован. Этот процесс обеспечивают не только новые и новые интерконнекторы, связывающие между собой подземные хранилища газа (ПХГ) и обеспечивающие возможность прокачки газа в обоих направлениях на уже существующих магистралях — это, так скажем, технологическая составляющая процесса. Это важная работа, имеющая большое значение для увеличения энергетической безопасности ЕС, но не единственная.

Вторую условно можно назвать торговой — ЕК приняла решение о том, что торговля газом должна осуществляться на региональных биржах, которые и начала создавать на базе имеющихся вокруг крупных ПХГ хабов. Цель очевидна — допустить к торговле газом как можно большее количество игроков, тем самым превратив газ в классический биржевой товар, увеличить значение спотовой и «бумажной» торговли, чтобы цена на газ перестала зависеть от цены на нефть. И в ЕС в начале 10-х годов началось новое негласное соревнование — какая из региональных бирж сможет получить доминирующее влияние, где именно будут формироваться единые для Европы цены природного газа.

У Wintershall, Uniper и Газпрома, как мы видим, ПХГ на территории ЕС имеются, но ни одно из них не является хабом. Отсутствие возможности участвовать в процессе ценообразования — это своего рода пробоина в конструкции, которую так тщательно выстраивали Газпром и Wintershall, недостающее звено. Стратегия E. ON секретной не была — компания желала окончательно и бесповоротно выйти из бизнеса, связанного с ископаемыми видами топлива.

Превратив Uniper в публичную компанию, контрольный пакет акций которой был отправлен на фондовые биржи, E. ON объективно ослабляла позиции Uniper в негласном триумвирате с Газпромом и Wintershall, поэтому именно двум последним пришлось решать вопросы с получением хотя бы косвенного контроля над любой из европейских газовых торговых площадок. Триумвирату нужен был новый участник — компания с доступом к оперативному управлению европейским газовым хабом.

Региональные газовые биржи Евросоюза

Наиболее развитыми по меркам ЕК биржевыми торговыми площадками к 2015 году стали британская NBP, за ней в табеле о рангах идет голландская TTF, следом итальянская PSV, на четвертом месте закрепился CEGH, Central Europe Gas Hub. Подробнее о ситуации с европейскими газовыми биржами мы надеемся рассказать подробнее, но не в этой статье.

CEGH — не очень знакомая нам аббревиатура, а вот в европейских СМИ она в последнее время встречается куда чаще, чем длинное слово «Баумгартен». CEGH функционирует на базе именно этого хаба, который находится в оперативном управлении австрийской компании OMV. Появление OMV в российско-немецком триумвирате, превращение его в квартет было совершенно логичным и, в общем-то, неизбежным. Оставалось найти то, что могло бы привлечь OMV к строительству максимально надежной для участников схемы торговли природным газом.

Австрийской компании, как и немецким, не хватает собственных месторождений газа — газопроводы у нее есть, хаб имеется, а вот с добычей газа, причем добычей такой, которая обеспечила бы поступление газа именно на европейский рынок, получается не очень. Да, OMV осуществляет разведку и добычу нефти и газа в более чем 20 странах мира от Новой Зеландии на юге до Норвегии на севере, но ежегодная добыча углеводородов колеблется вокруг 100 млн баррелей в год в нефтяном эквиваленте.

В 2006—2010 годах OMV вела добычу в России — ей принадлежали доли в ряде компаний, имевших лицензии на разведку и добычу в Саратовской области и в Коми, но затем, как сказано на сайте компании, «она избавилась от российских активов». Безусловно, именно так и было, а активное участие OMV в проекте газопровода Nabucco, который был жестко направлен против интересов Газпрома, тут вовсе не при чём.

Газпром, Wintershall и Uniper искали возможность тесного сотрудничества с торговой площадкой, OMV нуждалась в крупных газовых месторождениях, транспортные связи которых позволяли бы осуществлять поставки на «Баумгартен». Оставалось только совместить взаимные возможности к общей выгоде, что и стало происходить, причем весьма стремительно. Летом 2015 года руководителем OMV стал Райнер Зеле, в апреле 2017 года OMV подписала соглашение об участии в финансировании строительства «Северного потока — 2», в декабре 2017 года OMV закрыла сделку по приобретению у Uniper 24,99% акций «Севернефтегазпрома» за 1,719 млрд евро. Сделка увеличила объемы добычи газа OMV на 30%. Еще раз: в 20 странах мира OMV имеет 70% своей добычи, на одном месторождении в России — 30%.

Финский акцент «Северного потока-2»

Мы несколько ушли в сторону от изучения ситуации вокруг Uniper, но что поделать — иначе объяснить, по какой такой причине эта компания продала свою долю в Южно-Русском месторождении австрийской OMV, не получилось бы. Как видите, отнюдь не потому, что Uniper вдруг внезапно потребовались деньги — всё было несколько сложнее и значительно логичнее.

Синхронно с процессом вхождения OMV в российско-германскую европейскую газовую архитектуру шел и еще один — E. ON последовательно продолжала реализовывать свою стратегию, направленную на сосредоточение на ВИЭ-энергетике. Строительство солнечных и ветровых электростанций, научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы над системами хранения электроэнергии — объективно дело хлопотное и весьма дорогостоящее.

Нет ничего удивительного в том, что руководители E. ON вели поиск покупателей на оставшиеся в их распоряжении 46,65% акций компании Uniper. 8 января 2018 года E. ON объявила о принятом решении — покупателем ее пакета акций в Uniper станет государственная финская компания Fortum, (правительству Финляндии принадлежит 50,55% акций). Объявление это не было некоей рекламной компанией — для того, чтобы сделка была реализована, предстояло получить согласие антимонопольных органов ЕС и государств, в которых Uniper и Fortum присутствовали одновременно.

Мы только просим еще раз обратить внимание на даты: 1 декабря 2017 года OMV завершила сделку по покупке у Uniper 24,99% акций в Южно-Русском месторождении, и только после этого, 8 января 2018 года, E. ON объявила о предстоящей сделке с финнами. Сначала — присоединение к российско-германскому триумвирату совладельца и управляющего газовой биржи CEGH, и только потом — продажа оставшихся активов сторонней на тот момент компании. Впрочем, врожденная любовь немцев к строгому порядку известна давно.

Fortum и «Фортум»

Покупка финской компанией компании немецкой — вроде бы сугубо европейская сделка, но она серьезно затрагивала самые разные интересы России. Если после реформирования РАО ЕЭС Uniper стала владельцем бывшей ОГК-4, то Fortum выкупила контрольный пакет бывшей ТГК-4, Тюменской региональной генерирующей компании и 29,5% в ТГК-1. В структуре российской компании «Фортум» восемь тепловых электростанций — пять в Тюменской и три в Челябинской областях.

Как и немецкая компания, финская тоже инвестировала в наращивание мощности около двух миллиардов евро, построив восемь новых газовых энергоблоков. Суммарная мощность генерирующих объектов «Фортум» на 1 сентября 2018 года составила 4 915 МВт по электрической энергии и 10 229 МВт по тепловой. Поэтому вопрос о сделке по покупке «Юнипро» рассматривали правительственная комиссия по иностранным инвестициям и ФАС, федеральная антимонопольная служба.

Fortum позиционирует себя как компанию, во главу угла ставящую развитие безуглеродной энергетики, но слова — словами, а дела — делами. Да, конечно, «Фортум» не преминул приобрести в Оренбургской области и в Башкирии в 2017 году три солнечные электростанции общей мощностью 35 МВт, летом 2018-го запустил в эксплуатацию ветровую электростанцию в Ульяновской области мощностью тоже в 35 МВт, но на фоне шести тепловых электростанций на газе и на угле это смотрится блекло.

Зато за время работы в Тюмени и Челябинске Fortum нарастил деловые связи с Газпромом, который поставляет топливо на российско-финские электростанции. Впрочем, связи с Газпромом для Fortum наиболее важны не на Урале и не в Сибири — напомним, что ТГК-1 — это северо-западный регион России, а контрольный пакет компании принадлежит «Газпром энергохолдингу». Предлагаем выбросить на свалку истории привычные штампы про дружеские отношения Финляндии и России — в наше циничное время они неуместны.

На территории Финляндии нет геологических условий для обустройства хотя бы одного ПХГ, нет собственных месторождений газа, весь газ в Финляндию с советских времен поступает только и исключительно по системе газопроводов «Северное измерение». То, что ФАС и правительство России позволили государственной финской компании получить контроль над 7% совокупной генерации энергии в нашей стране — это восстановление паритета, поскольку снабжение Финляндии газом зависит от государственной компании России.

К тому же Fortum — это не только генерация энергии в России, это еще и 6,6% долевого участия в компании Fennovoima, которая является заказчиком строительства АЭС «Ханхикиви» на базе реактора ВВЭР-1200. Реализация проекта «Ханхикиви» сейчас замерла на этапе его согласования с государственным финским атомным регулятором, «адвокат» в лице финского государственного энергетического концерна Fortrum лишним быть не может.

Клаус Шефер нервничал недолго

Но если Россия и Газпром совершенно спокойно и благосклонно отнеслись к покупке финской компании Uniper, реакция Клауса Шефера на сам факт переговоров Fortum и E. ON сначала была едва ли не панической. Искренне поверив в рекламный слоган Fortum «На пути к чистому миру», Шефер был уверен, что вмешательство финнов в российско-германско-австрийские дела способно разрушить всю распланированную большую игру.

В сентябре 2017, когда E. ON официально сообщила, что переговоры с Fortum находятся на финальной стадии, Шефер заговорил о попытке враждебного поглощения, занял круговую оборону, в какой-то момент Uniper даже размещала в финских газетах платные объявления, которые убеждали акционеров Fortum, что покупать немецкую компанию не стоит сразу по нескольким причинам. Бизнес-модель Fortum, как и правительства Финляндии — экологически чистая энергетика, а основные активы Uniper — газовые, угольные, мазутные электростанции. Fortum, по мнению Шефера той поры, намеревалась раздробить немецкую компанию, распродать или закрыть все тепловые электростанции, лишить Германию рабочих мест и так далее.

Успокоить Шефера смог только Пекка Лундмарк, глава Fortum, сделав специальное заявление 20 октября 2017 года: «Fortum — коммерческий игрок и не принимает участия в политической дискуссии вокруг «Северного потока — 2». Как будущий акционер Uniper, мы с абсолютным уважением относимся ко всем обязательствам и обязательно поддержим Uniper в этом проекте.

Мы инвестируем в Uniper дополнительные средства и ожидаем, что Uniper сможет выполнить взятые на себя обязательства по СП-2 самостоятельно, без привлечения кредитов». Лундмарк полностью выполнил все свои обещания: Клаус Шефер продолжает занимать свой пост, спокойно реализуя все ранее задуманные планы Uniper.

Как обычно, «детский» вопрос: а Fortum-то зачем всё это потребовалось? Во-первых, 16 ГВт электрогенерирующих мощностей в России лишними финнам точно не кажутся — электростанции и прибыль генерируют совершенно исправно. Во-вторых, участие в СП-2 — это существенная помощь проекту и Газпрому, от которого зависит газовое снабжение Финляндии.

Третий момент совершенно очевиден, если перечитать список шведских владений Uniper и вспомнить об исторически сложившихся отношениях Финляндии и Швеции. Шведы частенько чувствуют себя «старшим братом», щелчок по носу получился весьма ощутимым — теперь от Fortum зависит режим работы 76 ГЭС и двух АЭС на территории Швеции. Мелочью такое назвать язык не поворачивается, финны сделали очень удачное и явно окупаемое вложение.

Еврокомиссия — это не Европарламент

15 июня 2018 года выдала свой вердикт по сделке E. ON — Fortum и Еврокомиссия: «Причин, препятствующих покупке Fortum немецкой компании Uniper, нет. Слияние не противоречит европейскому законодательству о защите конкуренции». Скупое на слова, это одобрение сделки дорого стоит. ЕК была прекрасно осведомлена о планах Uniper по СП-2, знала она и о том, что Fortum гарантировал инвестиции в строительство этого газопровода. Так что можно уверенно зафиксировать: 15 июня 2018 года ЕК отказалась от борьбы с реализацией проекта СП-2.

Все слова, которые продолжают звучать против этого проекта, звучат из уст европейских политиков — людей, которые за свои слова никакой ответственности не несут. 26 июня 2018 года очередное официальное заявление сделала компания E. ON: «Сегодня E. ON SE успешно завершила продажу своей доли в Uniper в 46,65% в пользу Fortum Corporation. Сумма сделки составила 3,8 млрд евро». Формально штаб-квартира Uniper переместилась из немецкого Касселя в финский Эссо, реально для проекта СП-2 ничего не изменилось — Uniper выполняет все свои финансовые обязательства по ранее согласованному графику.

Энергетика объединяет

Внимательно присмотревшись к событиям в реальном секторе экономики Европы вообще и Германии в частности, мы увидели часть общей картины. Пока политики выясняют отношения, ведут дебаты, теша свое самолюбие, энергетические компании нескольких стран в буквальном смысле слова сшивают в единое целое материк Евразия.

Природный газ, добываемый совместно на месторождениях, расположенных в Новом Уренгое и на Ямале, будет поступать через совместно возводимый магистральный газопровод на территорию ЕС, совместные сухопутные газовые магистрали будут доставлять этот энергетический ресурс в самый центр Европы — к CEGH, Central Europe Gas Hub.

Общими усилиями всех участников проекта CEGH должен стать крупнейшей газовой торговой площадкой Евросоюза, то есть тем местом, где будет формироваться единая цена для европейского рынка. Это не некий сугубо российский проект, мы видим, что в его реализации самым активным образом участвуют Германия, Австрия, а теперь и Финляндия, мы видим, как экономические интересы Чехии стали выше политической игры Вышеградской четверки.

Европейские компании заинтересованы в стабильности поставок природного газа, Россия — в том, чтобы всевозможные дискриминационные меры со стороны атлантических политиков не имели возможность перерасти в нечто, напоминающее международные санкции против Ирана. Энергетические компании Европы не видят в этом проекте своей зависимости от России — в том гипотетическом случае, если «агрессивная Россия» прекратит поставки газа, мгновенно обесценятся вложения Газпрома в европейские распределительные сети и в ПХГ. Обмен активами приводит к зависимости обоюдной, но именно это и обеспечивает стабильность и надежность развития всем странам, участвующим в реализации не только проекта СП-2, но и описанного «большого газового проекта».

Мы частично познакомились с тремя из пяти европейских участников проекта «Северный поток — 2», но это еще не всё — будет уместно посмотреть на то, что скрывается под привычными идиомами «немецкая энергетическая компания Wintershall» и «австрийская компания OMV». Этот анализ поможет лучше понять значение не только проекта СП-2, но и то, какое значение для Европы и России имеет еще один магистральный газопровод — Турецкий поток. Нам кажется, что это позволит посмотреть на многие события, происходящие на политической арене, несколько под другим углом.