Главная проблема пенсионной реформы: что скажет Владимир Путин?

В России взаимно наложились два параллельно протекающих процесса - структурная перестройка экономики и ухудшение внешнеполитического климата в виде санкций. Сама структурная перестройка требует денег, а санкции отрезали экономику от важного финансового источника, поддерживавшего уровень потребления. Угроза коллапса бюджета никогда не проговаривалась вслух по соображениям политической целесообразности - дабы не сеять панику по поводу значения внешних санкций и не запугивать народ криками провокаторов, что всё пропало.

Именно в силу замалчивания угрозы бюджетного кризиса и важности этой темы для стратегии России на ближайшие 6 лет такой неожиданной оказалась тема пенсионной реформы в её конфискационном виде (ибо количество денег не выросло, а уменьшилось, и надо установить новый порядок, когда всем будет хуже, чем было прежде). Это стало поводом для огромного количества превратных оценок, ложных трактовок и неверных прогнозов. И самое удивительное, что эти ложные прогнозы и ошибочные трактовки исходят от привычного пула уважаемых экспертов.

Я далёк от попытки упрекнуть экспертов в сознательном вводе масс в заблуждение - они действительно так думают. Но тем удивительнее, что они думают так, оставаясь при этом экспертами.

Есть два основных пункта, которые приняты у экспертов за аксиомы, являясь при этом на самом деле недоказанными теоремами. Это:

1. Идея о том, что в бюджете после роста цен на нефть имеется профицит и никакой бюджетный кризис нам не грозит, а, следовательно, все причины пенсионной реформы - это одурение чиновников от безнаказанности и намерение продолжать казнокрадство. Имеет место всплеск наглости вперемешку с чёрствостью. Это первая ложная аксиома экспертного пула.

2. Идея о том, что пройдена некая черта невозврата, отделяющая власть от народа, и теперь осенью неминуемы серьёзные забастовки, рост протестного движения, а все иллюзии населения относительно общественного договора между народом и властью безвозвратно утрачены по вине власти, из этого договора вышедшей. Это вторая ложная аксиома экспертного пула.

Повторяю – оба тезиса, поданные как аксиомы, на самом деле являются теоремами, доказательства которых так и не были представлены. Все аргументы исходят из не рациональных, а из иррациональных предпосылок. Эксперты так видят. Они транслируют своё субъективное восприятие ситуации. Полных цифровых выкладок не предоставляли ни разработчики реформы, ни их оппоненты. Судить рационально мы не можем, и нам приходится верить на слово тем, кто более эмоционален в оценках. Так можно работать с электоратом, но так нельзя работать с профессионалами, кем и должны являться эксперты.

Из всего сказанного бесспорным является лишь то, что пенсионная реформа в её нынешнем виде, несомненно, является социальным злом. Очень болезненным ударом по благосостоянию широких масс населения, и без того последние годы постоянно терявших уровень благосостояния. Всё остальное является не только спорным и неочевидным, но и ложным.

Утверждать, что кто-то защищает пенсионную реформу в её правительственном варианте - это такое же глупое дело, как уверять, что найдутся те, кто считает, что лучше быть бедным и больным, чем богатым и здоровым. Поскольку таких не найдётся, то все попытки обвинить кого-то в защите очевидно плохого действия, несостоятельны и лживы. Никто не считает, что отнять у людей, и без того бедных, ещё больше денег - затея хорошая, прогрессивная и несущая радость. Даже те чиновники, которые по долгу службы вынуждены так говорить, демонстрируют не глупость, а неумение оправдывать плохие управленческие решения. Они сами в это не верят, потому их слова не встречают доверия у общества. Все всё понимают, и никто не собирается на чёрное говорить, что это белое. Во всяком случае, не собирается это делать искренне. Все утверждения в защиту пенсионной реформы являются лживыми высказываниями. Потому что настоящая правда так и не прозвучала.

Всякий конфликт – это несовпадение ключевых интересов разных сторон этого конфликта. Любой конфликт в начальной стадии несёт в себе конструктивное начало, являясь поводом построить более совершенную систему настройки групповых интересов. И если на начальной стадии такой настройки не происходит и конфликт не решается, то он переходит в стадию деструктивную. Ту, за которой возникают новые волны эскалации, и в результате система не только не обретает новые свойства, но и утрачивает старые. Если раньше хоть разговаривали, то сейчас обзываются и готовы начать кидаться тарелками. В этом и состоит деструктивность конфликта.

Особенность любого конфликта в том, что аргументы каждой его стороны являются серьёзными и обоснованными. У каждой стороны своя правда, и это нужно признать и понять. И только нежелание другой стороны услышать опасения и мотивы оппонента и с должной серьёзностью к ним отнестись, делает невозможным достижение договоренности.

Однако договориться необходимо ради предотвращения деструктивной фазы конфликта, от которой с очевидностью проиграют все его стороны - а их может быть больше двух. Именно этот мотив удерживает за столом переговоров даже в том случае, когда партнёр крайне неприятен, и история отношений с ним очень негативна. Как бы ни раздражал партнёр - это партнёр, хотя бы потенциальный, с которым нам нужно договариваться. Просто потому, что война - намного более худшая альтернатива.

Но чтобы договориться, надо попытаться сначала понять противника. И не только понять, но и дать ему понять, что его понимают. Это намного облегчает переговорный процесс, потому что создаёт атмосферу доверия, без которой никакие переговоры не состоятся, и стороны продолжат воспринимать друг друга как противников. Понять другую сторону - это значит признать за ней право на обеспокоенность. Но вовсе не значит полностью принять его точку зрения, согласиться со всеми его аргументами - потому что у вас свои аргументы. Подчёркиваю: понять - вовсе не значит принять, согласиться. Понять - это всего только понять, услышать. Принять во внимание. И всё.

Таким образом, требуется партнёрская модель переговоров, в которых сторонами выступают власть и общество. Партнёрская модель опасна тем, что уязвима для манипуляций, но она немедленно выводит манипулятора на чистую воду. В этом случае переговоры прерываются, и это является неудачей манипулятора, выдававшего себя за партнёра. Манипуляция удаётся лишь тогда, когда её не раскрыли. Власть применила к обществу манипуляцию, которая была раскрыта и вызвала такую волну негодования, что общество вышло из переговоров и перешло к ультиматумам - делу заведомо тупиковому по отношению к власти.

Именно раскрытая манипуляция вызвала такой высокий уровень обиды, хотя властью на первый план в аргументах выставлены именно экономические аспекты. Но обиделись не на них. Обиделись за попытку проманипулировать. Прикрыться футболом, не сообщая о намерениях заранее. Правительство утратило доверие, народ насторожился. Разговаривать невозможно уже ни о чём. И сейчас главной задачей власти является не убедить общество в своих аргументах, а вернуть его за стол переговоров. Успокоить его, показав свои партнёрские намерения.

Ничего подобного в обсуждении пенсионной реформы не происходит. Власть не только не возвращает общество за стол переговоров, а и аргументы свои толком не предъявляет. То есть продолжает манипуляцию, уже раскрытую. Чем ещё более ухудшает свои перспективы в диалоге с обществом по важнейшему для всех вопросу.

Я не знаю, какие там ушлые политтехнологи консультируют лиц, принимающих внутриполитические решения, но они явно по своим компетенциям на 10 голов уступают переговорщикам внешнеполитического блока. Там так грубо не действуют - потому и результаты совершенно иные. Собственно, мы видим, что наши тонкие и искусные дипломаты намного превосходят циничных и нагловатых политтехнологов внутриполитического блога по всем параметрам. Внешнеполитический блок намного квалифицированнее внутриполитического. Хотя бы потому, что дипломаты, если и применяют манипуляции, то их раскрытие не приводит к таким оглушительным провалам в политике, как у наших внутренних политтехнологов.

Пенсионная реформа в России, опять протекающая в виде шока без терапии, во-первых, вызвана тяжелейшими структурными перекосами в области прихода и расхода бюджетных средств. Во-вторых, глубокой демографической ямой. Да, от роста цен на нефть сейчас возник небольшой бюджетный профицит, но это если не видеть расходных нужд. В России большая часть регионов - дотационная, плюс намного возросли расходы на оборону, плюс необходимо использовать внутренние источники инвестиций для выхода из сырьевой ловушки. Если на бюджет повесить ещё и растущие с каждым годом пенсионные нагрузки, он не выдержит.

Цены на нефть могут в любой момент опять упасть, тогда упадут и доходы. Поскольку внешние инвестиции под санкциями, а внутренний частный капитал недостаточен, то главным источником инвестиций будет государство - так всегда бывало в истории, и сейчас нет никакого иного источника, кроме государства. Наша модель государственно-монополистического капитализма будет использована для концентрации капиталов на основных направлениях экономического прорыва. Вложения пойдут через подконтрольные государству госкорпорации. Как это было с Крымским мостом. Для этих целей нашли 25 триллионов на 6 лет и не хватает ещё 8-ми.

Как видим, при таких цифрах все доходы от нынешнего скачка цен на нефть недостаточны. И даже отказ всех олигархов от зарплаты тут не поможет. Речь о совсем иных цифрах. Дыра в бюджете колоссальна, она продолжает с каждым месяцем расширяться, и не принимать срочных мер жёсткой экономии нельзя, это надо делать срочно и ещё вчера, а объявить об этом политически страшно. Потому что непременно журналистские и оппозиционные спекулянты на этой теме прекрасно наживутся.

Затяжка с реформами - это затягивание мучений масс. Торопливость с реформами - это шоковая реакция без анестезии, когда возможна смерть от болевого шока. Разворот недовольства против министров - это репрессии против врачей, которым предстоит делать вам неотложную операцию. Рвать зуб или удалять аппендицит. Можно и не делать. Можно делать и по частям. Что лучше? Вот вы оказались на месте президента, неважно, кто он по фамилии, ваша у него теперь фамилия - что вы станете делать в таком случае? Была такая рубрика в советской газете: "Если бы я был директором". Как бы стали действовать вы, если бы были президентом? Вот вам карты в руки - играйте. Делайте свой ход. Но помните о том, что ответственность за ошибку - смерть. Реальная, а не игровая.

Понять власть необходимо для того, чтобы помочь не только ей, но, прежде всего, себе. Для этого надо знать всю правду и взвесить все альтернативы с открытыми глазами. Знаменитый белорусский эксперт по переговорам Александр Кондратович разработал уникальную школу переговоров, основанную на научных методах построения переговорных стратегий. Одним из его изобретений является принцип "Золотого квадрата переговоров". Это требование всегда изучать 4 основных вопроса: интересы сторон, риски сторон, рамки возможного для сторон и варианты решений сторон.

Кондратович учит: пока мы в интересах, рисках, рамках и возможностях - мы в переговорах. Это и есть суть любых переговоров. Когда мы вышли за круг этих тем - мы вышли из процесса переговоров, о чём бы мы ни говорили. И задачей переговорщика является затянуть партнёра обратно, вернуть его к обсуждению круга этих вопросов - то есть переговорную ситуацию превратить в переговорный процесс. Единственную альтернативу перерастания конфликта в деструктивную фазу.

Ничего подобного мы сейчас не наблюдаем. Никто всерьёз не обсуждает ни интересы сторон, ни риски, ни рамки, ни варианты. То есть между властью и обществом нет состояния переговоров. И это запредельно чревато. Каждый день затяжки всё больше сжигает потенциал доверия. Люди не хотят, чтобы их изучали, как лягушек в эксперименте. Людям не нравится ожидание, потому что затягивается фаза неопределённости - самая травматичная для психологии манипуляция.

Если эта фаза затянется для определения границ возможного компромисса, то даже если потом президент выступит с компромиссными решением, никто уже не будет доволен этим решением. Как говорят американцы, из-за переговорного стола никто не уходит удовлетворённым. Потому что всем приходится чем-то поступиться, без этого невозможен компромисс и договор. Но если не договариваться, то тогда переговоры из партнёрской или манипулятивной модели переходят в силовую. Собственно, это уже и не переговоры, это обмен ультиматумами. То, что начинается сейчас. А мы с 90-х годов знаем, что обычно за этим следует.

Но за всякой перестройкой вовсе не обязательно начинается перестрелка. Можно до этого не допускать. Не обязательно опять наступать на те же грабли. Нужен конструктивный переговорный процесс между обществом и властью. Но нет посредника, нет медиатора этого процесса. И потому нет каналов для таких переговоров. Ни профсоюзы, ни думские партии, ни тем более несистемная оппозиция для этого не годятся - они являются стороной конфликта, а не посредником. Им надо не проблему решать, а власть оттяпать.

Навальный вон сейчас против пенсионной реформы, а всего недавно был двумя руками за неё. Или КПРФ, которая сначала выставляет Грудинина в президенты, а потом начинает его топить, не умея при этом выяснить его настоящее финансовое положение и вынужденная врать по ходу выборов. Как верить таким "посредникам"? В этом огромный риск. Эксперты в данном случае так же не являются этими посредниками. Они ошибаются в двух своих главных исходных тезисах.

1. Бюджетная проблема существует, и именно она является причиной решения по пенсионной реформе. Но не существует ни понимания мотивов власти и общества, то есть, нет учёта всех их интересов, а не только самых узких, типа жажды денег, ни рисков решений или воздержания от решений, или от полумер, решениями на деле не являющимися, ни рамок возможных зон, выход за которые делает бессмысленными переговоры и угрожает развалом социальных институтов общества, в рамках которых осуществляются согласования конфликтующих интересов, ни вариантов альтернативных решений.

Пул медийных экспертов ничего этого не обсуждает, а тиражирует оценочные клише, носящие эмоциональный, а потому субъективный характер. Это превращает экспертов в политиков, то есть в сторону конфликта, тогда как эксперт - это равноудалённое от сторон конфликта лицо. И в силу этой равноудаленности способное быть объективным арбитром.

2. Будут предприняты многие попытки раскачать протестную активность масс, но не будет никакого роста реальной протестной активности. Ни к осени, ни к зиме, ни к следующей весне. Ни к чему, более жестокому и страшному, чем стояние с плакатами, люди не будут готовы и не перейдут к этому. Прежде всего, потому, что никогда бунты не случаются из-за понижения уровня жизни. Недовольства и бурчание будут, бунты - нет. Мы проходили намного более сильное падение при Ельцине, когда люди числились на работе и им годами не платили зарплату - и никаких бунтов не было. Не будет и сейчас, прежде всего потому, что при всей конфликтности и тяжести экономической ситуации нет ничего и близко похожего на тяготы 90-х.

Пенсионная реформа размазана по годам, касается не всех слоёв общества, и потому единства тут по этому вопросу не будет. Молодёжи и среднего возраста это не касается. Предпенсионный возраст разбит на подгруппы по годам, и в целом пенсионеры – народ не буйный. Бунты случаются не из-за невыплаты зарплат, а из-за невозможности найти работу в принципе. Ничего похожего даже на горизонте не наблюдается. Все проблемы по рынку труда трудно, но в принципе решаемы. Это нахождение соотношения "дотации по пособиям - экономия от реформы". Это соотношение и есть те самые рамки для реформы. Тут поиск критерия оптимальности. Но бунтом тут не пахнет. Так что на выборах это ещё может сказаться, а вот майданов точно не будет.

Риск пенсионной реформы не в бунте, а в последовательном разрушении и без того скудных навыков и традиций согласования общественных интересов. Результатом этого будет падение доверия в обществе ко всем действующим институтам. Это называется кризисом государственного управления, то есть угроза государственности более сильная, чем угроза бунта. Потому что зачинщиков бунта можно и пересажать, а зачинщиков падения доверия посадить не получится. И значит, процесс гниения в обществе продолжится.

Все вышеназванные причины непригодности экспертного пула для роли посредников между властью и обществом делают единственным посредником президента Владимира Путина. Его роль арбитра во внутриполитических спорах опять востребована, и вмешательство состоится в определённый момент, наиболее подходящий для этого вмешательства. То есть тогда, когда возникнет глухой переговорный тупик между властью и обществом. Но тут всё опасно: и отсутствие других каналов для переговоров между властью и обществом, и репутационный ущерб, и потеря времени, от которой эскалация конфликта сделает работу посредника очень тяжёлой, и откладывание давно назревшего решения.

Вся совокупность проблем говорит нам о том, что в обществе нет адекватных механизмов согласования интересов, когда они вступают в конфликт. Сами по себе конфликты интересов вещь не только нормальная, но и необходимая - без противоречий нет развития. Но наша беда в отсутствии социальных институтов, через которые такие согласования происходят.

Когда единственный в стране посредник - это президент, то ситуация становится очень опасной. И опасность не только в том, что если вывести из переговоров президента, то не станет никакого посредника и война станет неизбежной. Опасность, прежде всего, в том, что слабость социальных институтов общества существенно снижает уровень социального доверия между всеми членами общества. А отсутствие доверия влечёт за собой отсутствие тех традиций, той культуры, которые и могут стать единственной причиной нормального экономического роста.

Без доверия не бывает экономики, не бывает политики, без доверия бывает только война. Но война убивает рост, а не способствует ему. Для роста экономики нужна связка: "Социальные институты согласования - доверие - экономический рост". Это называется "цивилизация". Успешным становится лишь то общество, которое умеет договариваться. Как учат психологи, конфликтность - это худшее качество для выживания. Это признак асоциальности. Когда вместо умения договариваться, дорогу прокладывают кулаками и лбом, а вместо поиска деверей входят, ломая стены, об экономическом росте придётся забыть.

Беда нашей власти в том, что она во всех вопросах считает себя компетентнее всех. Она не чувствует нужды в советах специалистов по переговорам. Им консультантов не надо, они сами умнее всех консультантов. Такие клиенты из начальства с комплексом всезнайства - общая беда всех посредников и консультантов. Так мыслят все чиновники. Они уже не раз ставили мир на порог катастрофы по этой причине. И только вмешательство профессиональных переговорщиков в последний момент позволяло спасти ситуацию.

Чиновники в силу сложившейся психологии считают, что их учить - только портить, что они лучше всех знают свой народ, и потому работают с обществом как политтехнологи-манипуляторы там, где нужны совершенно другие навыки - навыки переговорщика. Представляете, что было бы, если на переговоры с террористом, захватившим заложников, прислали бы не переговорщика, а политтехнолога? Мы пришли к той ситуации, когда вмешательство профессионалов просто необходимо. Чем скорее, тем лучше.

Народ для власти - не сторона переговоров, а объект управления. А объектом рулят, а не ведут с ним переговоры. Так видят переговорную ситуацию чиновники. Они уверены, что сколько с народом ни разговаривай, согласия на реформу он не даст, а потому надо действовать быстро, жёстко и решительно. Заявить по максимуму, потом что-то уступить, но сохранить главное - отъём денег у населения одним сравнительно честным способом, как учил Остап Бендер. Сначала народ поскулит, потом привыкнет. Им надо как-то срочно объяснить, что на этот раз всё не так.

Суть нынешнего конфликта правительства и общества в несовпадении ценностей. Правительству нужно количество, народу - качество. Для правительства в этой ситуации главное - деньги, для общества - справедливость. Для первых главное «что», для вторых - «как». Любое соглашение возникает лишь тогда, когда каждая сторона считает его справедливым. Без этого никакие договоры не возможны. Народ может и принял бы предложение ужаться в деньгах, если бы посчитал это справедливым. Если бы увидел честную попытку поговорить с ним на равных, а не развести его, как глупого ребёнка, которого отвлекают куклой от отъёма лишней конфеты. Общение на равных, с уважением и доверием - вот главный критерий справедливости для народа.

Когда народ понимает справедливость лишений, он и блокаду Ленинграда выдержит, и карточки на продукты примет. Но власть живёт в мире ценности денег, а не справедливости. Для власти справедливость и есть деньги, для народа справедливость больше, чем деньги. Для власти справедливо всё, что даёт бюджету деньги, для народа несправедливо всё, что деньги у него отнимает. Власть уверена, что народу переплачивают. Народ уверен, что ему недоплачивают. Договориться без арбитра в лице посредника не ниже президента тут невозможно.

И то, и другое относится к сфере несовпадающих ценностей, а переговорщик знает, что ценности относятся к самым жёстким рёбрам конструкции переговоров. Ценностные конфликты неразрешимы. Ценности не ломают, это бесполезно, их ОБХОДЯТ. Но, видимо, чиновники ходили на какие-то другие курсы по менеджменту, чем переговорщики. Исполнительная власть даже не понимает всю трагедию несовпадение ценностей между ней и её народом. Это очень странно, потому что все годы экономических реформ именно о требовании справедливости громче всех кричат все нелиберальные силы в России. Как можно умудриться за все эти годы этого не услышать?

Тут мы как общество впервые встали перед серьёзной проблемой - у нас нет институтов разруливания кризисных ситуаций, кроме института президента, не всегда для такой роли оптимального. Нет кадров для такого разруливания, кроме президента, не всегда для такой работы необходимого. И это делает общество крайне уязвимым, а перспективы реализации майских указов очень зависимыми от уровня общественного доверия.

Нужен корпус посредников, умеющих создавать такое доверие. Такие специалисты в стране есть, лучшие их силы сконцентрированы в Москве, так что даже далеко ходить не нужно. Но их не считают нужным позвать. Остаётся только набраться политической воли и поручить им сделать свою работу. Им тоже требуется доверие. Как мы видим, эта категория вообще становится главной в поиске средств для решения всех наших проблем.

Как известно, главы крупных корпораций почти никогда не ведут сами переговоры о сделках на миллиарды долларов. Страх ответственности сковывает их так, что риск ошибки становится неизбежным. В таких случаях приглашают сторонних переговорщиков. В чужих сделках они чувствуют себя намного свободнее и увереннее. Именно им крупные компании обязаны своими самыми успешными контрактами. Если так делают корпорации, то почему этого не сделать чиновникам?