Россия вернула себе сословие воинов

Казалось бы, изменение формы ответа командиру в армии с «Служу Российской Федерации!» на «Служу России!» – это какая-то никчемная малость, прихоть властителя, подписавшего указ о малопонятной и сомнительной новации.

Между тем в этом решении неожиданно открывается бездна смысла и метафизического расширения самой идеи высокого служения родине.

На самом деле служить Российской Федерации – это служить никому или, если точнее, протокольному, формальному обозначению некоего государственного образования, выстроенного Борисом Ельциным и порослью юных реформаторов на обломках СССР.

У основателей той самой федерации не было ощущения родства ни с одной эпохой в истории России: они пришли изжить и преодолеть коммунистическое прошлое, а Российская Империя казалась им – детям советской эпохи – экзотической архаикой, рухлядью, непригодной для того, чтобы считать ее одним из тех форматов исторического существования родины, которому можно наследовать.

Их отечеством был Запад с его святыми чудесами – конкуренцией, прибылью, потреблением, безудержным индивидуализмом, обожествлением частной собственности, 300 сортами колбасы, пышными пирогами и прочей чепухой, которую они враз объявили конечными целями проводимых преобразований.

Им было неважно, как называть Россию, – отсюда бесконечная казенщина, которой нестерпимо отдает словосочетание «Российская Федерация». Здесь именно слово «федерация» является главным – оно обозначает способ соотношения между собой и центром частей в государственном целом.

Определение же «российская» – вспомогательным, это просто топоним и этноним, указывающий на географическое расположение объекта и частично привязывающий его к группе народов, получивших такое демонстративно комплементарное, уравнивающее этносы наименование – российские. Заметим, не русские. Чтобы никого не обидеть в тех 90-х прошлого века, когда слово «русский» представители национальных окраин массово использовали как ярлык для обозначения национальности зла и мрака.

Получается, что военный, отвечая командиру, славил федерацию, то есть административно-территориальное устройство российского государства. От России усилиями мальчиков-космополитов из буйного ельцинского окружения эта формула была дерзко и издевательски отвязана.

Понимаю, что намерения кого-то оскорбить у этих прекрасных людей не было, им было просто все равно, и это равнодушие породило эффект отчуждения от нравственных и эмоциональных сущностей, лежащих в основе любви к родине.

Уверен также, что военные, произнося эту чудовищную формулу, меняли ее в подсознании на верную – они присягали не какой-то непонятной им федерации, которую невозможно любить, поскольку это просто форма государственного устройства, а своей России, но, наверно, при этом слегка морщились, ибо чувствовали, что слова, которые выговаривают их губы, явно не те.

Что же произошло такого важного, о чем следует вот так долго и занудно рассуждать?

Военный человек теперь получил возможность апеллировать не к ледяной государственной механике, не к опыту изживания коммунистического прошлого, не к западным рыночным идеалам – а именно потому, что государственная политика исходила из этого всего, его и заставили мысленно склонять колени перед Молохом по имени федерация.

Теперь он может напрямую адресоваться к родине, к России, славя ее каждый раз, когда ситуация дает ему право объявить о своем служении и его цели.

Если посмотреть на ситуацию под немного другим углом, то речь идет об отмене ельцинского наследия.

Нынешнее поколение русских людей независимо от политических пристрастий уже не намерено изживать то или иное прошлое. Из этого прошлого, разных его ликов – сиятельных и устрашающих – в него внимательно всматривается великая Россия, предмет неустанной любви и заботы. Она жива и в имперском, и даже в коммунистическом форматах.

Дело не в федеративном устройстве, не в политической системе, не в той рыночной и якобы демократической мишуре, которой очаровывались мальчики, дербанившие страну. За словом «Россия» поднимается сразу все: и крещение Руси, и татаро-монгольское иго, и русские святые, и Александр Пушкин, и бескрайние просторы, и красота и свирепость русской зимы, и сила русского оружия, позволившая одолеть Наполеона и Гитлера, и воюющий русский Донбасс – продолжите этот список сами. Он бесконечен.

И сейчас все встало на свои места. Умирать за федерацию неправильно и богопротивно, за Россию – какая участь может быть более завидной?

И да, поскольку Россия вернула себе боеспособную армию, а вместе с ней и сословие воинов, точная формула служения необычайно важна, ибо человек должен знать, за что он может отдать свою жизнь на поле боя.