Грудинин, усики и Эйнштейн

Есть такие сферы деятельности у земного человечества, в которых разбираются все как один. Все знают, как:

1. Играть в футбол,

2. Растить детей,

3. Руководить страной.

Реально сфера государственного управления – это не только наука, но и искусство. А понимание искусства – это удел немногих. Но стаду профанов этого не объяснишь, потому что они и так всё знают о правильном руководстве. Их с толку не собьёшь.

В реальности разговор о большой политике с профанами так же безумен, как втягивание этих профанов в спор на тему ядерной физики. Объяснять профанам, почему Грудинин, никогда не занимавшийся управлением территорией, не знакомый со спецификой этого дела, ничего не понимает в управлении даже регионом, и потому не может заниматься управлением страной, это как вовлекать их в спор между Ландау и Эйнштейном. С требованием оценить, кто прав, а кто не прав.

Профан – это обычный городской обыватель. Никогда более двух минут в день – и то не ежедневно – не думавший вообще о проблемах управления страной. Он читает газеты, смотрит ток-шоу, беседует с соседями и сослуживцами и полагается на здравый смысл, который понимает как сферу чувственных переживаний и присоединение к мнению большинства. Он всегда как все. Хороший семьянин, проработавший 40 лет на одном месте и имеющий выслугу лет и благодарности от руководства, активист по профсоюзной линии и отец/мать нескольких чудесных детишек. Как он станет судить о правоте Эйнштейна или Ландау?

Он будет смотреть на то, кто ему симпатичней. Например, так:

«- А я вам говорю, что Ландау – это голова. Я бы ему палец в рот не положил.

- Ландау – это голова. И Эйнштейн – голова. Ему тоже пальца в рот не клади.

- Вы знаете, вон тот с благородными сединами – он такой представительный, такой солидный, как его? Ландау? Он мне как-то более симпатичен. А тот, второй – он какой –то противный. Волосы лохматые, глаза нахальные, язык высовывает – дразнится, как пить дать. Говорят, в школе плохо учился. Представляете? И ещё эти его усики…

- Что вы! А мне как раз нравятся его нахальные глаза, и особенно эти усики… Ух, эти усики! Я бы задушила эти усики… А этот язык… Как вы думаете, он действительно такой темпераментный?» – в общем, и далее по хорошо известному тексту…

Вот так и не иначе будет протекать спор добропорядочных граждан о правоте двух физиков. Потому что по-другому они не умеют.

За 25 лет наш несменяемый политикум изрядно надоел народу. Эффект новизны политического лица сыграл с Грудининым злую шутку. Долгие годы не имевшие никакого альтернативного варианта сторонники кандидата «Против всех» нашли в Грудинине шанс отомстить власти за вынужденную эпоху безмолвия.

Реальная компетентность Грудинина никого не интересует. Вопрос не в этом – второго такого шанса отомстить системе не будет ещё 6 лет. Потому тут не до анализа компетенций. Выборы – не кадровая комиссия. В детали тут никто не вдаётся. То, что в вопросах своей государственной физики Путин – действующий академик, а Грудинин – когда-то давно сдавший зачёт в техникуме в обмен на изготовление стенгазеты и с тех пор занимавшийся исключительно растениеводством – это даже н обсуждается. На первом плане другие критерии.

Наверное, это нормально. Обыватель судит так, как умеет, и нельзя требовать от него профессорского мышления. За мелкую мстительность его тоже не стоит осуждать. Ну, такой он по своей природе. Вы же не обижаетесь на домашнего пуделя, что тот не понимает, почему нельзя спать на кровати хозяина и таскать туда недогрызенные кости. Если стукнуть его тапком, он будет огрызаться. Потому что он не понимает слова «негигиенично». Он не виноват - заметьте. Он поступает по своей природе.

С профаном точно так же, как и с пуделем. Наверное, это даже бесчеловечно – сначала позвать профана судить спор, в котором он ничего не понимает, а потом его за это поднимать на смех. Но самое бесчеловечное – это позволять обывателю решать, кто прав – Эйнштейн или Ландау. И выражать это суждение бюллетенем для тайного голосования.

Потому что решающим аргументом будут «усики, седина и темперамент». Именно то, что мы сейчас, собственно, и наблюдаем.