Тайны Бакинской коммуны: кто и как готовил компромат на Лаврентия Берию

Бакинская пресса напомнила своим читателям об одной знаменательной дате. Как пишет портал Vesti. az, 31 июля 1918 года «распался дашнако-большевицкий «Бакинский совет». Объединившись с эсерами и меньшевиками, армянские дашнаки свергли большевицкое правительство — Бакинскую Коммуну. Большевики отказались от участия в коалиции, и на экстренном заседании Бакинский Совнарком 31 июля заявил о сложении своих полномочий и принял решение эвакуировать военные силы и государственное имущество Советской России на пароходы. Власть в Баку с 1 августа 1918 года перешла в руки нового правительства — Временной диктатуры Центрокаспия и Президиума Временного исполнительного Совета рабочих и солдатских депутатов, сформированного на базе блока правых социалистов-революционеров, социал-демократов (меньшевиков) и дашнаков (по этнической принадлежности — в основном евреев, армян и русских). Большевистское руководство Баксовета в новой ситуации сочло для себя опасным оставаться в Баку. 31 июля комиссары вместе с большевистскими вооруженными отрядами и имевшимся в их распоряжении вооружением погрузились на пароходы, чтобы выехать в Астрахань, которая находилась в руках большевиков».

Так что же происходило в 1918 году в Баку?

Агентство REGNUM решило напомнить о некоторых малоизвестных фактах, которые до сих пор не нашли отражения в российской и азербайджанской историографии. После подписания в марте 1918 года Брестского договора между большевиками и Берлином с его союзниками в Первой мировой войне немцы стремились не допустить англичан к бакинской нефти. Именно в этот момент в Гяндже появился граф Вернер фон Шуленбург. Еще до начала Первой мировой войны он, по данным русской разведки, сумел создать в этом регионе разветвленную агентурную сеть, будучи под крышей генерального консула в Тифлисе. Шуленбург работал в основном среди жителей разбросанных в крае многочисленных немецких колоний. Летом 1918 года в резиденции бывшего елисаветпольского губернатора он встретился с первым азербайджанским премьером Фатали Хан Хойским и со своим старым знакомым, сыном известного бакинского нефтепромышленника Джеванширом. Последний учился одно время с главой Бакинской коммуны Степаном Шаумяном в Германии, имел жену немку и был известным германофилом. В Германии, по сведениям разведки немецкого Генерального штаба, Джеваншир близко сошелся с турецкими младотурками, особенно с Энвер-пашой, брат которого, Нури, прибыл в мае 1918 года в Гянджу с немногочисленным вооруженным отрядом.

Шуленбург способствовал появлению в Гяндже не только немецких инструкторов, работавших в азербайджанской армии, но и офицеров разведки. Именно они помогли Джеванширу, занимавшему пост министра внутренних дел, создать контрразведку, наладить агентурную работу в различных районах Азербайджана и подобрать кадры. Шуленбург также пытался установить контакты с Шаумяном, пользуясь давними с ним связями Джеваншира. Об этой стороне деятельности немцев Шаумян неоднократно докладывал в центр Ленину. Последний, через прибывшего в Царицын Иосифа Сталина, рекомендовал не переходить демаркационную линию на Кавказе, определенную Брестским договором. Установление опосредованных контактов между Бакинской коммуной и находившимся в Гяндже правительством было острой необходимостью. Необходимо было найти надежного связника. Выбор Шаумяна пал на одного из его охранников — грузина Лаврентия Берию. Именно он совершал челночные поездки из Баку в Гянджу и обратно. Любопытно, что переписку с Гянджой Шаумян не уничтожил, что впоследствии дало возможность обвинять его в работе на германскую разведку. Что касается Джеваншира, то есть серьезные основания считать, что он через Берию установил контакты со Сталиным, информируя того о всех нюансах кавказской политики бакинских комиссаров и азербайджанского правительства.

А вопрос летом 1918 года ставился остро: удержат ли комиссары власть в Баку, учитывая появление в соседней Персии переброшенных с Месопотамского фронта английских войск. Лондону удалось провести успешную кампанию по дезинформации бакинских политических сил, убедив политических противников большевиков — русских эсеров, меньшевиков и армян из местного отделения партии «Дашнакцутюн» в том, что им по силам будет осуществить переворот и удержать власть в своих руках. Взявшая власть в свои руки диктатура Центрокаспия арестовала Шаумяна и комиссаров, предъявив им обвинение в том, что они якобы собирались сдать город вооруженным отрядам азербайджанской националистической партии «Мусават», предательстве «национальных интересов», а также в хищении государственных средств. Шаумян, конечно, пытался лавировать. Он установил негласные контакты с англичанами через их консула в Баку Мак-Доннела, пытался по своему разыграть «нефтяную карту». Но об этом стало известно Сталину, который начал докладывать в центр Ленину, что Шаумян якобы намерен отколоться от Советской России и создать независимую Бакинскую республику. Ленин поверил Сталину. Было приказано отказаться от прямых военных поставок из центра Бакинской коммуне и помогать только бакинским дашнакам, опасавшимся в случае вступления в город турецко-азербайджанских войск массовой резни. Сложилась сложная политическая интрига, в результате которой 26 бакинских комиссаров «таинственно» исчезли осенью 1918 года в песках Закаспия, хотя Джеваншир пытался спасти Шаумяна, но так и не добился у арестованных большевиков ответа, где прячется руководитель Бакинской коммуны.

Поздней осенью 1918 года геополитика на Кавказе вновь переигралась. В Баку вошли британские войска. Между англичанами и бакинцами стали складываться напряженные отношения. Дело дошло до того, что генерал Джонсон, командующий оккупационными войсками, потребовал перевода в Гянджу азербайджанского министерства обороны и вывода из Баку национальных воинских формирований. Не оставили в покое англичане и Берию. В 1919 году его арестовали. Но спустя какое-то время с помощью Мирджафара Багирова, который впоследствии стал первым секретарем ЦК Компартии Азербайджана, Берию удается освободить и даже более того — устроить на работу в местную контрразведку.

Этот сюжет из непродолжительной истории Бакинской коммуны неожиданным образом всплыл в 1953 году после ареста Берии. Следователь по делу Берии, государственный советник юстиции Геннадий Терехов был немало удивлен, когда обнаружил в сейфе в кабинете сталинского наркома папку с «компроматом на самого себя» — документы, которые «изобличали Берию» в службе в мусаватистской и грузинской меньшевистской контрразведке. Оказалось, что Берия поощрял сбор «компромата на самого себя». Как было установлено следствием, по его заданию этим занимался Всеволод Меркулов, выезжавший в Баку и искавший документы в архивах вместе с Багировым. Спустя два с половиной года Багирова судили самого. На суде прокурор задал ему вопрос: «Что вам известно о преступном прошлом Берии? ОТВЕТ: У меня были копии документов о его службе в мусаватистской разведке. ВОПРОС: Где вы хранили эти документы? Ведь Берия мог их похитить и тогда… ОТВЕТ: У меня были и другие экземпляры, спрятанные в надежных местах…»

Но вряд ли дело было в этом. В 1921 году на юге России с инспекционной поездкой побывал один из членов коллегии ВЧК. Он привез с собой доклад, где сообщались факты о «провокаторской деятельности Берии в Азербайджане в 1919—1920 годах». Поэтому неудивительно, что глава советской ВЧК Феликс Дзержинский выписал ордер на арест Берии, приказал схватить его после прибытия на Курский вокзал. Однако за несколько часов до операции Дзержинский неожиданно отменил свое распоряжение. Он вызвал сотрудника для выполнения особых поручений при Председателе ВЧК Якова Березина и приказал сдать ордер. Удивленному Березину Дзержинский объяснил, что ему позвонил Сталин и, сославшись на поручительство Анастаса Микояна, попросил не принимать строгих мер к Берии.

Чем Берия занимался в азербайджанской контрразведке, достоверно не известно и по сей день. Но есть сведения, что он продолжал выполнять какие-то посреднические функции между Сталиным и Джеванширом. При этом с советской Россией «тур вальса» тогда вели и министр обороны Азербайджана, и его заместитель генерал Мехмандаров, и Али Ага Шихлинский. А после того как большевики в апреле 1920 года установили свою власть в Баку, обоих военачальников перевели на преподавательскую работу в высших военных заведениях Красной армии в Москве. Джеваншир же стал первым послом советского Азербайджана при Кемале Ататюрке.