Республики Прибалтики первыми вышли из состава СССР, но процесс развала страны начался не в Прибалтике. Он начался в Закавказье. Первым силовым толчком к развалу СССР были события в Грузии 9 апреля 1989 года. Они были направлены против союзного центра и за выход Грузинской ССР из состава Советского Союза. Прибалтийские элиты воспользовались этой ситуацией и развернули свою собственную борьбу за независимость. Очень показательно в этой связи, что Грузия явилась второй советской республикой после Литвы, которая официально провозгласила независимость ещё до августовских событий 1991 года.
Существуют явные параллели и в характере соответствующих решений Верховных Советов Литвы и Грузии. В них речь шла не просто о независимости, а о восстановлении прошлой государственности. Литва 11 марта 1990 г. приняла Акт о восстановлении независимого Литовского Государства. А Грузия 9 апреля 1991 – Акт о восстановлении государственной независимости Грузии. В литовском документе содержалась ссылка на Акт Литовского Совета о Независимости от 16 февраля 1918 год, а в грузинском – на Акт о независимости от 26 мая 1918 года. Причём в обоих актах имелась ссылка на оккупацию со стороны России/СССР.
Встаёт естественный вопрос: зачем надо было это делать? То есть, зачем надо было осложнять себе жизнь? Ведь Конституция СССР допускала выход союзных республик из состава СССР. Более того, 3 апреля 1990 года был принят закон «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР». Конечно, этот закон появился чуть позже акта о независимости Литвы, но рассматриваться в Верховном Совете СССР начал раньше. И руководство Верховного Совета Литовской ССР об этом хорошо знало. Поэтому, ничто не мешало подождать пару недель и начать процедуры в соответствии с законом. Но этого не произошло. И в Литве и в Грузии был выбран конфронтационный сценарий.
Особенностью отделения от СССР Латвии и Эстонии было то, что, в отличие от Литвы и Грузии, они выбрали более мягкий вариант – объявили не немедленную независимость, а переходный процесс, который должен был завершиться обретением независимости. Полная независимость была провозглашена ими сразу же после августовских событий 1991 года. Однако в первых документах, которые провозглашали курс на независимость, принцип преемственности с досоветской государственностью также присутствовал.
БУДЬТЕ В КУРСЕ
- 18.02.14 Кипр-2: США начинают новую «игру» в Карабахе / Станислав Тарасов
- 16.02.14 Путин внёс на ратификацию в Госдуму протокол о создании общего страхового рынка ЕврАзЭС
- 14.02.14 В Латвии отменили право на Свободу Слова / Александр Гапоненко
- 13.02.14 Латвия и узники совести: уголовное преследование за отрицание «советской оккупации» становится реальностью?
Так, в Постановлении Верховного Совета Эстонской ССР о государственном статусе Эстонии от 30 марта 1990 года указывалось, что «оккупация Эстонской Республики Союзом ССР 17 июня 1940 г. не прервала существование Эстонской Республики де-юре» и провозглашалось «начало восстановления Эстонской Республики». А в Декларации Верховного Совета Латвийской ССР о восстановлении независимости Латвийской республики от 4 мая 1990 года также отмечалось, что «Латвийская Республика как субъект международного права существует де-юре до настоящего времени» и постановлялось возобновить действие Конституции Латвийской Республики от 15 февраля 1922.
Вообще, здесь встаёт важный теоретический вопрос, правомерно ли называть такую концепцию «континуитетом». Ведь «континуитет» означает непрерывность государственности, а в данном случае имел место перерыв в 50 лет. Поэтому было бы, наверное, правильнее говорить о доктрине преемственности с досоветской государственностью. Конечно, сами государства Прибалтики утверждают, что их государственность якобы продолжала существовать. Но это – довольно спорное утверждение. Ведь государственность не может одновременно существовать и не существовать. И если, по мнению прибалтийских элит, советская оккупация ликвидировала суверенитет их государств, то как можно, говорить о продолжении существования государственности? Вот если бы страны Прибалтики обозначили свою преемственность от Литовской ССР, Латвийской ССР и Эстонской ССР, как это, например, сделала Армения, то тогда вполне можно было бы говорить о континуитете.
Примечательно в этой связи, что Армянская ССР, также как Латвийская и Эстонская ССР, избрала форму постепенного перехода к независимости. Верховный Совет республики в Декларации о независимости Армении от 23 августа 1990 года провозгласил «начало процесса утверждения независимой государственности». Формально Верховный Совет Армении провозгласил независимость 23 сентября 1991 после соответствующего референдума, состоявшегося двумя днями раньше. Однако, в отличие от прибалтов и грузин, армяне от доктрины преемственности с досоветской государственностью отказались, хотя имели реальную возможность так поступить. В декларации не было ни слова на этот счёт. Вместо этого в Армении утвердилась официальная концепция «трёх республик» – первая республика 1918-1920 гг., вторая – советская республика и третья – нынешняя Республика Армения. Впоследствии этот подход позволил Армении быстро выстроить союзнические отношения с Россией.
Что касается Азербайджанской ССР, то она никаких деклараций о независимости в советский период не принимал. Зато азербайджанская элита быстро сориентировалась после августовских событий 1991 года. Уже 30 августа 1991 года Верховный Совет Азербайджанской ССР принял Декларацию «О восстановлении государственной независимости Азербайджанской Республики», а 18 октября – Конституционный акт «О государственной независимости Азербайджанской Республики». И вот в этих документах в полной мере присутствует доктрина преемственности с досоветской государственностью.
И если в декларации просто отмечалось, что с 1918 по 1920 год Азербайджанская Республика существовала как независимое государство, признанное со стороны международного сообщества, то Конституционный акт уже шёл по идеологическому пути Грузии и Прибалтики. Там уже содержатся прямые ссылки на Декларацию о независимости, принятую Национальным Советом Азербайджана 28 мая 1918 года и вводится положение о преемственности нынешнего Азербайджана с «существовавшей с 28 мая 1918 года по 28 апреля 1920 года Азербайджанской Республикой».
Таким образом, из трёх прибалтийских и трёх закавказских республик СССР пять при провозглашении независимости воспользовались доктриной преемственности с досоветской государственностью. Это, вряд ли, можно назвать случайностью. Создаётся впечатление, что власти этих республик действовали под контролем одного идеологического центра. Данное впечатление ещё более усиливается, если сравнить основные тезисы, на которых базировались правоустанавливающие документы о независимости.
И основной тезис этих документов – это тезис об оккупации со стороны России/СССР. Так, в Акте о восстановлении государственной независимости Грузии указывалось, что государственность Грузии была утрачена в XIX веке «вследствие осуществленной Российской империей аннексии Грузии и упразднения её государственности». И это при том, что грузинские цари сами неоднократно просили Россию принять Грузию в своё подданство. И в конце концов эта просьба была удовлетворена.
Далее в документе утверждается, что «в феврале-марте 1921 года Советская Россия, грубо нарушив мирный договор, заключённый между Грузией и Россией путём вооружённой агрессии оккупировала признанное ею же Грузинское государство, а затем осуществила его фактическую аннексию. В состав Советского Союза Грузия вошла не добровольно, а её государственность существует и сегодня, Акт о независимости Грузии и её Конституция и сегодня имеют юридическую силу, поскольку правительство демократической республики не подписало акт о капитуляции и продолжало деятельность в эмиграции».
В Конституционном акте Азербайджана также указывалось: «27-28 апреля 1920 года РСФСР, грубо поправ международные правовые нормы, без объявления войны ввела в Азербайджан части своих вооружённых Сил, оккупировала территорию суверенной Азербайджанской Республики, насильственно свергла законно избранные органы власти и положила конец независимости, достигнутой ценой огромных жертв азербайджанского народа. Вслед за этим Азербайджан, так же как и в 1806-1828 годах, вновь аннексирован Россией».
Что касается прибалтийских республик, то у них тема советской оккупации вообще превратилась в идею фикс. Эта тема отражена в самых многочисленных декларациях и других официальных документах, принятых в 1990-1991 годах и после обретения независимости.
Кстати, тезис о «советской оккупации» Прибалтики был первоначально выдвинут вовсе не самими прибалтами. Ещё в 1954 году т.н. Специальный комитет Сената США «по расследованию коммунистической агрессии и насильственной инкорпорации стран Прибалтики в состав СССР» подготовил доклад, в котором говорилось об «оккупации» этих государств. В докладе делался вывод, что СССР «незаконно и насильно оккупировал и аннексировал страны Балтии». С тех пор данная тема стала регулярно появляться в заявлениях американских официальных лиц по различным подходящим поводам.
Затем к осуждению «советской оккупации» Прибалтики присоединился Совет Европы. 29 сентября 1960 года Парламентская Ассамблея Совета Европы (ПАСЕ) приняла резолюцию 189 (1960) по случаю 20-летней годовщины «оккупации и насильственного включения в состав СССР трёх европейских государств – Эстонии, Латвии и Литвы». В резолюции выражалась симпатия «страдающим прибалтийским народам» и содержались заверения, что «они не забыты дружественными европейцами».
Всё это указывает на то, кто на самом деле был архитектором и вдохновителем теории оккупации Прибалтики. Это также даёт объяснение тому, почему различные резолюции, декларации и прочие документы о независимости прибалтийских государств и некоторых других советских республик были написаны словно под копирку и содержали очень похожие формулировки. А это в свою очередь, наводит на предположение, что доктрина преемственности с досоветской государственностью вводилась в правовую систему постсоветских государств с долговременными политическими целями.
Первой целью было не допустить, чтобы бывшее советские республики получили новую международную легитимность от Советского Союза. Видимо, потому, что таким образом полученная легитимность способствовала и закреплению историческо-правовой легитимности самого СССР, как материнского государства. А это явно не соответствовало целям зарубежных архитекторов развала СССР. Они стремились уничтожить не только сам СССР, но и память о нём, и те политико-правовые основы международной системы, которые были созданы при участии СССР. И камешки в эту идеологическую доктрину закладывались уже тогда.
Второй целью было закрепление легитимности независимости бывших советских республик. Понятно, что легитимность, полученная в ходе распада СССР – это намного слабее легитимности, основанной на исторической преемственности. Ведь независимость, дарованную руководством СССР, можно легко потребовать назад, сославшись на недействительность решений, принимаемых в обстановке хаоса, неразберихи, а тем более с нарушением действующего законодательства.
В то же время, если признать, что инкорпорация данных республик в состав СССР была незаконной, то в 1991 году речь шла о восстановлении «исторической справедливости». При этом хитрым образом обходился вопрос о том, насколько легитимной была «первая независимость». Но эта «первая независимость» преподносится во всех документах как нечто само собой разумеющееся, и следовательно, неоспоримое и не подлежащее сомнению. То есть такими реляциями в прошлое создавалась новая мифология, извращающая ход истории. Эта новая мифология была призвана придать постсоветским государствам историческую легитимность, каковой они на самом деле не обладают. Поскольку их первая независимость является столь же нелегитимной, как и вторая. А попытки Баку представить российские территориальные приобретения в Закавказье по Гюлистанскому договору 1813 года, как аннексию Азербайджана, выглядят вообще смехотворно.
Третьей целью доктрины преемственности с досоветской государственностью являлось увековечивание конфронтации между постсоветскими государствами и Россией. Те, кто внедрял эту идеологически-правовую доктрину прекрасно понимали, что со временем настроения в постсоветских республиках могут измениться. Брошенные в независимое плавание, народы этих новых государств, не имеющие устойчивых традиций государственности, могут столкнуться с огромными сложностями и экономическими, и внутриполитическими и даже военно-политическими. Эти трудности могут побудить их искать защиты, поддержки и помощи со стороны России. Начнётся переосмысление прошлого опыта в том числе совместного проживания в рамках Российской Империи и СССР. Будут осознаны преимущества этого совместного существования и развития. А это в свою очередь даст толчок процессам реинтеграции постсоветского пространства.
Видимо, политические оппоненты России на Западе предвидели такую возможность ещё в период развала СССР и с самого начала стали закладывать идеологические мины в фундамент будущего сближения постсоветских государств с Россией. В сознание народов этих государств закладывалась морально-психологическая установка на травмированное национальное самолюбие. Они представлялись как жертвы российской и особенно русской оккупации, насилия со стороны Москвы, которая подавляла или игнорировала их национальные интересы и ценности. Ну, а доктрина преемственности с досоветской государственностью была призвана закрепить эти установки юридически, причём в базовых правовых документах постсоветских государств, которые очень не просто отменить и даже изменить. Одно дело учебники истории, которые можно переписать и начать учить людей по-новому, другое дело – конституционные акты, изменение которых – сложная политическая проблема.
В то же время необходимо заметить, что доктрина преемственности с досоветской государственностью прижилась не везде. В Армении, например, она успеха не имела. И это подводит к одному важному выводу. Эта доктрина утвердилась именно в тех странах, где в ней были заинтересованы новые элиты, пришедшие к власти на волне распада СССР. Эти элиты увидели в данной доктрине возможность реализовать собственные интересы. Прежде всего, они использовали эту доктрину, чтобы оформить привилегированное положения титульных наций своих государств, а следовательно и самих себя как лидеров этих наций. А это давало огромные преимущества в обеспечении доступа к власти, а через неё к приватизации бывшей общественной собственности.
Наиболее рельефно эта линия была проведена в Латвии и Эстонии, где все жители, приехавшие в эти республики после 1940 года, и их потомки были объявлены оккупантами. Они были лишены важнейших политических и гражданских прав, что немедленно изменило баланс внутриполитических сил в пользу титульных этносов и перекрыло представителям русской общины доступ к власти, а следовательно, и к контролю над ключевыми объектами экономики. Неграждане были ущемлены даже в доступе к приватизации общедоступных объектов собственности.
В Грузии и Азербайджане этот процесс имел свои особенности. Там объектом национальной дискриминации стали не столько русские общины, которые были относительно малочисленными, сколько другие национальные меньшинства, проживающие на территориях данных республик. В Грузии это были осетины, абхазы и армяне. В Азербайджане – лезгины, талыши и тоже армяне.
В частности, доктрина преемственности с досоветской государственностью была использована грузинскими и азербайджанскими властями, чтобы обосновать принадлежность к своим государствам национальных автономий, созданных в советский период в Грузии и Азербайджане. А также – не допустить удовлетворения требований национальных меньшинств о создании новых автономий. Баку, например, ссылается на то, что Нагорный Карабах формально входил в состав Азербайджанской демократической республики (АДР). Тот факт, что АДР не осуществляла физический контроль над Нагорным Карабахом до установления там советской власти, азербайджанским официозом игнорируется. Что касается лезгин и талышей, то поскольку в составе АДР, просуществовавшей всего два года, они своих автономий не имели, то и впредь не должны на это претендовать. Хотя попытка создания талышской автономии в постсоветский период имела место.
Власти Грузии поступили ещё более прямолинейно. В феврале 1992 года они просто восстановили Конституцию 1921 года. В ней Абхазия объявлялась «неотделимой частью Грузинской республики», которой предоставляется «автономное правление в местных делах». То есть автономный статус республики понижался до минимума. А Южная Осетия, как автономное образование, в этой конституции вообще отсутствует, являясь просто частью одной из провинций Грузии. Не случайно, эти нововведения были в штыки восприняты и в Абхазии и в Южной Осетии и привели к их отделению от Грузии.
Другим специфическим интересом постсоветских элит Прибалтики и Закавказья в применении доктрины преемственности с досоветской государственностью являлся их расчёт на то, что это может послужить идеологическим обоснованием для выдвижения территориальных и материальных претензий к своим соседям, и прежде всего, к России. Ведь многие из них полагали, что Россия будет и дальше распадаться и им возможно удастся отхватить свой кусок, как это было в период распада Российской Империи.
Так, Латвия официально заявляла о своих претензиях на Пыталовский район Псковской области, а Эстония – на Печорский район Псковской области. В Литве время от времени раздаются призывы за отделение от России Калининградской области, видимо, с намерением затем эту область аннексировать точно также, как был в своё время аннексирован немецкий Мемель (Клайпеда). Грузия, особенно во времена президента Гамсахурдия, озвучивала претензии на территорию от Адлера до Туапсе, которую грузинские войска временно оккупировали в 1918 году, но были выбиты оттуда армией Деникина. Азербайджан в последнее время на уровне президента высказывает претензии на территорию Армении, в частности, на Зангезур.
В странах Прибалтики была также проведена очень обстоятельная работа по использованию доктрины преемственности с досоветской государственностью для выдвижения к России претензий о компенсации ущерба, якобы, нанесённого «советской оккупацией». Там были созданы специальные парламентские комиссии, подготовлены соответствующие доклады, где назывались астрономические суммы ожидаемой компенсации. В Литве в 2000 году был даже принят специальный закон «О возмещении ущерба, причинённого оккупацией СССР». Эта тема и сейчас продолжает время от времени подниматься на официальном уровне в каждой из трёх прибалтийских государств.
В странах Закавказья эта работа системно не велась, но претензии о компенсации время от времени озвучивались различными политиками и политологами. В Грузии, например, о таких претензиях заявлял председатель комиссии парламента по восстановлению территориальной целостности Шота Малашхия. В октябре 2011 года он сообщил прессе, что Грузия вместе с другими странами потребует возмещения ущерба от России как правопреемника СССР. В числе таких «пострадавших от российской оккупации стран» Малашхия назвал государства Прибалтики, Румынию, Молдавию, Афганистан, Украину и Польшу. Эта инициатива, однако, не получила развития.
В Азербайджане с похожими заявлениями выступал депутат Милли меджлиса от партии «Ана Вэтэн» Захид Орудж. В 2005 году он, в частности, предложил начать формирование специальной комиссии, призванной подсчитать сумму компенсации, которую Россия должна выплатить Азербайджану в счёт погашения ущерба, нанесённого в период Российской Империи и СССР. Он также отметил, что в этом вопросе Азербайджан должен стоять в одном ряду со странами Прибалтики. А в январе 2010 года Орудж предложил потребовать от Москвы компенсацию на сумму 1 млрд. долларов за ущерб нанесённый вводом советских войск в Азербайджан 20 января 1990 года. Однако, эти инициативы не были поддержаны властями Азербайджана и не получили дальнейшего развития.
Думается, что меньшее усердие грузинских и азербайджанских властей в плане выдвижения материальных претензий к России связано с тем, что они понимают уязвимость собственной позиции в этом вопросе. Ведь при предъявлении таких претензий и Грузия и Азербайджан могут сразу же натолкнуться на встречные претензии, причём не из далёкого исторического прошлого, а из реального настоящего. К Грузии, например, вполне могут быть предъявлены претензии за войны, развязанные в Южной Осетии и Абхазии. При этом ещё живо большинство людей пострадавших в тех событиях и родственников погибших.
Азербайджану вполне реально могут быть предъявлены претензии за армянские погромы и этническую чистку армян на своей территории. Здесь тоже имеется множество пострадавших и реальных свидетелей тех событий. Кстати, ввод советских войск в Баку в январе 1990 года был осуществлён как раз для предотвращения этих погромов. Поэтому власти Грузии и Азербайджана, избегают выдвигать официальные материальные претензии к России, но продолжают муссировать этот вопрос как средство идеологического воздействия на Москву при помощи второстепенных политических фигур, историков и политологов.
Рассматривая общие итоги применения доктрины преемственности с досоветской государственностью на постсоветском пространстве, можно констатировать, что эта политика дала весьма ограниченные результаты. Если цель закрепления исторической легитимности постсоветских республик в международном контексте в целом была достигнута, то исторической делегитимации СССР добиться не удалось. Более того, как свидетельствуют опросы общественного мнения на постсоветском пространстве и даже в Восточной Европе, интерес и симпатии к советскому периоду истории этих народов в последнее время даже возросли.
Элиты Азербайджана, Грузии и стран Прибалтики также не смогли полностью реализовать те цели, которых планировали достичь. Захватив власть и собственность, они тем не менее не смогли подчинить, изгнать или ассимилировать национальные меньшинства, проживавшие на территориях этих республик. Вследствие межэтнических конфликтов, Грузия и Азербайджан понесли значительные территориальные потери. А на оставшейся под их контролем территории сохраняются межэтнические противоречия. В Грузии – с армянским меньшинством в Джавахетии, в Азербайджане – с талышским и лезгинским меньшинством. В Латвии и Эстонии русские общины консолидировались и продолжают борьбу за свои права. Там сохраняется ситуация латентного межнационального конфликта. В Литве польское меньшинство также консолидировалось. Более того, оно получает поддержку польских властей, а это переводит имеющиеся межнациональные противоречия в плоскость национально-территориального конфликта.
Одним словом, доктрина преемственности с досоветской государственностью не только не способствовала укреплению устойчивости стран постсоветского пространства, но привнесла в их внутреннюю политику постоянную угрозу дестабилизации. Однако самое важное состоит в том, что оппонентам России не удалось достичь главной цели – предотвратить развитие процесса реинтеграции постсоветского пространства. Формирующийся Евразийский Экономический Союз становится всё более привлекательным проектом для бывших советских республик. Именно поэтому сейчас так резко обострилась борьба по тематике советского периода российской истории, причём не только внутри России, но и в широком международном контексте.
Комментарии читателей (0):