Про реформу РАН и океанологию

ИА REX публикует статью эксперта Кирилла Панкратова о реформе РАН:

Из получившего известность интервью Александра Городницкого, океанолога, писателя и барда: "Я занимаюсь океаном. Так вот, в океанологии мы были конкурентоспособны еще лет двадцать тому назад. Пока у нас не отобрали корабли, которые стали возить туристов, пока не разворовали все наше имущество, мы были великой океанской державой. А сейчас мы ушли на вторые и на третьи роли, потому что — что такое океанология без флота? У нас было уникальное судно «Витязь», которое было построено специально для исследований морских глубин, для акванавтов, выходящих в открытый океан. Там был уникальный гипербарический комплекс, глубоководный колокол, все это ликвидировано. И теперь нас отбросили очень далеко. Я думаю, что так же и с другими областями науки, кроме теоретических областей, где человеку ничего не нужно, кроме мозгов и компьютера".

К науке океанологии и Институту Ширшова я когда-то имел некоторое отношение, и в частности, плавал на упомянутом Городницким корабле "Витязь".

Так вот, к Городницкому я отношусь с большим уважением, но здесь с ним не согласен. Огромный океанологический флот, состоящий из очень крупных судов, который был на балансе Института Ширшова и других океанологических и атмосферных институтов в позднем СССР - очень дорог для содержания и неэффективен. Эти суда создавались под советскую модель академической науки, со специфически советской синекурой, секретностью и прочими глупостями.

Как были организованы дальние океанские экспедиции в СССР 1970-80-х годов? Экипаж большого океанологического корабля (типа "Витязя", показанного в фильме "Титаник" "Келдыша" и им подобных) - более 60 человек. Примерно столько же - научный состав. Экспедиция длилась, как правило, 3-4 месяца. Научный состав состоял из 6-8 отрядов - отдельных, мало связанных друг с другом групп: например, акустики, гидрологи, биологи, геохимики, и т.д. Каждая группа со своим оборудованием и со своими научными задачами, которые зачастую имели мало общего между собой. За редкими исключениями одновременно мог работать со своими забортными приборами только один отряд. В противном случае приборы разных отрядов часто просто мешают друг другу, могут перепутаться своими тросами, разные задачи требуют разного дрейфа и корректировки позиции корабля, и т.д. В общем, пока один отряд работает, остальные ждут своей очереди. Они могут налаживать свои приборы, обрабатывать данные на компьютере, или же просто загорать на верхней палубе или пить настойки спирта ("для протирки оптических осей") на разных тропических фруктах, собственного приготовления (количество фабричного алкоголя, который можно было взять с собой на корабль, было ограничено двумя бутылками). Эти перечисленные виды деятельности, может быть, далеко не бесполезны, но их намного дешевле вести на твёрдой земле, а не на плывущем корабле.

Как более рационально и эффективно можно организовать подобную многофункциональную экспедицию? Один или два отряда с интересом в определённом географическом регионе прилетают в ближайший к этому участку океана морской порт, откуда корабль подбирает их и привозит в район работ. После окончания их экспериментов они высаживаются в другом порту, а на их место прибывает новый отряд со своей задачей. Общая продолжительность океанского рейса самого корабля может быть больше (до захода в порт приписки и необходимого ремонта и сервисного обслуживания), а время работы отдельной научной группы - намного меньше и компактнее. Сами корабли при этом тоже могут быть меньше и дешевле. Вместо того чтобы месяцами возить по всему океану огромную ораву "учёных", у каждого из которых получается не более 10% забортного рабочего времени, можно последовательно организовать работы отдельных отрядов на отдельных участках и за то же время успеть сделать намного больше и с меньшими затратами. Примерно такая модель действует в мировой океанологии и сейчас получает распространение и в России.

В СССР этого не было, потому что любая зарубежная поездка была сопряжена с огромными бюрократическими трудностями. Возить ораву ученых от одного советского порта до другого, периодически выпуская их на пару дней на берег во время заходов в иностранные порты, с точки зрения советского первого отдела было проще, чем давать отдельным небольшим группам летать по всему миру и пересаживаться из порта на корабль и обратно, заниматься визами, авиабилетами и т.д. Самим ученым, впрочем, советская модель очень подходила: валютные заработки начислялись из общего времени, проведённого в море, и эти заработки (помимо самого по себе посещения "заграницы") были важнейшим фактором привлекательности экспедиций. Эти заработки, овеществлённые в купленные в портах захода шмотки, кассетники и видики, могли в несколько раз превышать официальный оклад работника.

При этом жизнь на корабле цвела и кипела. Вспоминаю, например, свой рейс, в котором я участвовал в качестве студенческой практики. Это был трёх с половиной месячный 13-й рейс нового "Витязя". Мы вышли из Новороссийска в феврале 1987-го и в начале июня закончили рейс во Владивостоке. В течение экспедиции мы прошли через Суэцкий канал, и заходили по 2-3 дня на Сейшельские острова, Маврикий, Мадагаскар (дважды), Сингапур и Шанхай. В течение рейса мы успели очень много чего. Ловили и жарили акул мако посреди Индийского океана; таскали кораллы как охапки дров с пляжей Маврикия и Мадагаскара; ныряли с маской трубкой за ракушками на Сейшелах; пили там же свежие кокосы; выменивали советское мыло и зубную пасту на коралловые бусы, и африканские маски во всех островных портах; мешочничали в сингапурских лавках, торгуясь за каждый плеер, пачку кассет, или цветастую шмотку; кормили на Мадагаскаре местную голодную детвору остатками с кухни (они жадно расхватывали макароны по-флотски руками прямо из кастрюли); делали спиртовые настойки из всех тропических фруктах которые случалось добыть - от ананасов до папайи; флиртовали с молодыми девчонками - горничными и официантками из корабельного состава; устраивали празднества и капустники, с костюмированными представлениями, концертами и театром миниатюр - на всём протяжении рейса; попали в сильнейший шторм в "ревущих сороковых", когда по нижней палубе корабля катались волны а со всех полок с грохотом падали незакреплённые предметы; утопили в океане несколько тонн разных приборов и несколько километров стальных тросов; и много чего ещё. Всё это было прекрасно, и этот рейс остался одним из самых ярких воспоминаний в жизни. Но вот почему обычные налогоплательщики должны платить за эти незабываемые впечатления - не совсем понятно.

И это при том, что мы - студенты - были не самыми праздными участниками экспедиции. Во всяком случае, нас приписывали к разным отрядам и мы постоянно чего-то делали на подхвате в забортных работах (да и в обработке данных тоже). Некоторое количество участников экспедиции составляли вообще какие-то бессмысленные личности - институтские секретарши, приживалки и любовницы начальства, авторитетные старики, которые не занимались реальной наукой уже лет двадцать и т.п. Это было, впрочем, не самой большой проблемой - откровенно блатных участников было не более 15-20% от общего количества. Главная проблема - дороговизна и неэффективность самой модели: гонять по океану огромный корабль с кучей народа, основной целью которого являются, прежде всего, валютные начисления и шмотки в портах.

Городницкий упоминает, например, про гипербарический комплекс на "Витязе", который позволял (потенциально) акванавтам работать на глубине существенно более 100 метров. В нашем рейсе этот комплекс не использовался. Я ни разу не слышал, чтобы он реально эксплуатировался в каком-нибудь другом рейсе в те годы. Выход аквалангистов на большую глубину - вещь очень экзотическая и очень редко нужная для академической науки. А поддержание и обслуживание такого гипербарического комплекса - очень дорогая штука. Подобные гипербарические комплексы сегодня успешно используются, например, нефтяниками на плавучих буровых платформах. В тех очень редких случаях, когда подобные работы нужны с научной целью, проще подрядить нефтяников, чем поддерживать эту систему на океанологическом судне.

Большие научные корабли - вовсе не основной фактор эффективности океанологической науки. Более важно густая сеть приборов (не обязательно самых дорогих), спутники, компьютеры и системы обработки данных, международное сотрудничество, публикации и т.п. Если Академия Наук хочет поддерживать научных флот, придётся смириться, что какую-то часть денег на его поддержание будут давать коммерческие заработки - с "блэкджеком и шлюхами", да. Есть, кстати, вполне, успешные примеры - те же платные экспедиции на Титаник с использованием "Миров", или полярные рейсы о которых упоминает Городницкий. Если находятся лохи, которые за много тысяч долларов могут плавать в какие-нибудь северные моря и, может быть, даже на подхвате (красить забор) матросить на палубе, ощущая причастность к "настоящим океанским открытиям" - ну так пусть, это очень даже неплохо.