Рождение «армянского вопроса»: Открытия Гюлистанского договора 1813 года

Весна 1824 года в Тифлисе «открылась необыкновенно рано, можно, сказать, что она началась в первых числах января, - писали «Московские ведомости». - 11 января в полях, в окрестностях города, появились цветы, а в конце февраля расцвел миндаль, показались почки на деревьях».

В своих мемуарах поступивший на русскую службу и оказавшийся на Кавказе испанец Хуан Ван-Гелен пишет: «Тифлис был в то время средоточием всей торговли Грузии. Хотя базар был довольно обширен, но русское правительство для поощрения торговли решило построить другой базар в новом городе, на месте прежнего кладбища, хотя это не особенно нравилось суеверным жителям. Новый город расположен на правом берегу реки и составляет как бы продолжение старого. Здесь лучшие дома принадлежат русским властям и нескольким богатым армянам. Бани, которые играют такую важную роль в жизни азиатов, находились на восточной стороне города. Женщины, особенно высшего круга, проводили в них чуть ли не целые сутки и угощали тут своих приятельниц обедом, плодами и разными прохладительными. Кроме того, сообразно местному обычаю, каждое воскресенье знакомые собирались друг у друга и проводили время в танцах; но женщины плясали отдельно, потому что приличие не позволяло мужчинам принимать участие в их танцах. Тифлисское общество собиралось в публичном саду. Генерал Ермолов, не имея при себе семьи, не мог приглашать дам, но желая по возможности сблизить общество, поощрял вечерние собрания в клубе, который помещался в доме одного богатого армянина. За ужином все общество соединялось...». С 1823 года заработала экстра-почта Петербург-Тифлис. Как сообщали « Московские ведомости», «из столицы империи экстра-почта приходила в Тифлис в 11 дней, из Москвы - 8».

Тифлис обустраивался с потенциальной претензий стать столицей огромного края между Черным и Каспийским морями. В 1819 году появилась первая газета на грузинском языке, тогда, как в провинциальных городах России существовали всего 3 газеты: в Казани, Харькове и Астрахани. Открылась небольшая военная школа наподобие других губернских военных училищ, стали появляться иностранцы для заведения некоторых фабрик. В Тифлисском благородном училище появились высшие классы и были введены новые предметы — геодезия, полевая фортификация, гражданская архитектура. В то же время, «русские называли Кавказ «теплою Сибирью», потому что туда ссылали или отправляли на службу офицеров, политические убеждения которых считались неблагонадежными. «Мне говорили даже, что это прозвище изобретено было самим Александром Первым»,- уточняет Ван-Гелен.

Ермолов всех принимал. В Тифлисе он жил в обычной резиденции. Перед обедом «усиленно занимается делами со своими молодыми адъютантами. Приказы поступали «с большею или меньшею правильностью, смотря по состоянию дорог в горах». Но скоро этот ритм жизни был нарушен. Петербург настаивал на ускорении пограничного размежевания с Персией. Дело было в том, что по Гюлистанского трактату в составе Карабахского ханства к Российской империи отошли части Чаундурского и Копанского магалов, расположенных в треугольнике между реками Араксом и притоком Копан-Чай. Персы удерживали за собой этот треугольник, а русские отряды заняли принадлежавшее Персии северо-западное побережье озера Гокча (Севан), расположенного на севере Эриванского ханства. Ермолов выдал инструкции предложить персидской стороне обмен: Россия уступает занятую ею часть Карабага, но сохраняет за собой берег Гокчи. Вот что пишет по этому поводу Василий Потто: «Персияне получили бы лучшую и обширнейшую землю; выгода России заключалась в том, что, вместо мусульманских подданных Карабага, она приобрела бы на берегах Гокчи армянское население, вместе с одной из тех древних святынь, которые так чтятся армянами». Из этого тогда ничего не вышло.

В марте 1825 года переговоры возобновились. В Тифлис приехал персидский посланник Фет-Али-хан Тавризский, уполномоченный заключить окончательное соглашение о размежевании. Ермолов вновь предложил: часть Карабага оставить за персиянами, Гокчинский берег – за Россией. Предварительный акт был заключен, но с условием, что Ермолов даст согласие на смену хана в Эривани, который активно сотрудничал с кавказской администрацией. Ермолов отказался. Вслед за этим последовало неожиданное требование Аббас-мирзы: оставить за Персией, а точнее выкупить, карабагские магалы, Гокчу и Талышское ханство, что было расценено Ермоловым как изменение политики Персии в отношении России. Он вновь предупреждает Петербург: «Аббас-Мирза не остановится на дипломатических переговорах и будет требования свои поддерживать оружием». В этой связи из Тифлиса в Петербург следуют запросы о переброске к персидской границе одной пехотной дивизии и несколько казачьих полков. «Я не могу поверить,– отвечает Нессельроде Ермолову,– чтобы персияне были так неблагоразумны, чтобы решились на войну, когда мы со всеми в мире».

Но летом начался мятеж в Чечне и беспорядки в Кабарде. В Герзель-ауле погибли генералы Греков и Лисаневич. Ермолов сам выезжает на Северный Кавказ. Обостряется обстановка и на линии соприкосновения Персии и России. Русский поверенный при персидском дворе Мазарович делегируется в Тегеран с письмом Ермолова к шаху, призывая его взять ситуацию под собственный контроль. Мазаровичу обещают для «окончательного решения вопросов» прислать в Тифлис «особое доверенное лицо». Действительно, вскоре там появился Мирза-Мамад-Садык. Он стал настаивать на том, что «переговоры не иначе, как с самим главнокомандующим вести не будет, имея специальное поручение, просит назначить ему место и время для свидания». Но. Ермолов не пожелал обеспечить проезд на Кавказ Мирза-Мамад-Садыку. Переговоры были вновь сорваны.

Вскоре Ермолов получил доверительное сообщение о готовящейся на юг поездке императора Александра Первого. По некоторым признакам можно предполагать, что в Астрахани должна была состояться встреча императора с Ермоловым. В то время Астраханская губерния подчинялась военному начальнику Кавказского края и Грузии, то есть Ермолову. «По случаю ежегодных поездок императора Александра Павловича по России после 1815 года, заблаговременно перед тем составлялся подробный маршрут поездки и снимались подробные же топографические маршруты, в большом масштабе на 1 или 2 версты по обеим сторонам дорог, по которым государь должен был проезжать, - вспоминал один из офицеров фельдъегерской службы. - Маршруты эти снимались лучшими съемщиками и рисовальщиками ситуации из числа офицеров Генерального штаба и квартирмейстерской части». Из этих источников Ермолову стало известно, что император назначил поездку сначала на нижнюю Волгу, оттуда степями к Азовскому морю, в Крым, и, наконец, в Таганрог.

30 августа 1825 император покинул Петербург. Бросается в глаза важная деталь: в составе свиты, которая присоединилась к экипажу императора только по дороге, находились начальник Главного штаба генерал-адъютант барон Дибич, фельдъегерского корпуса капитан Годефроа, директор канцелярии начальника Главного штаба Ваценко. Кстати, канцлер Австрийской империи Меттерних был уверен в том, что русский император «отправился на юг в сопровождении генерала Дибича и других желающих войны людей».

Но войны с кем? Русский историк С.С. Татищев утверждает, что «Александр Первый готов был двинуть свои войска за пределы империи для спасения от гибели единоверного народа греческого». Позже посол России в Париже Поццо-ди-Борго раскрыл некоторые контуры существовавшего плана: «Со стороны Турции силы наши должны быть достаточными, чтобы дать нам возможность быстро проникнуть до самой ея столицы, причем необходимо привлечь на нашу сторону сербов и вообще всех турецких христиан, войти в непосредственные отношения с восставшими греками и стараться вовлечь Персию в войну с Портой». В сентябре 1828 года «Вестник Европы» напечатал военный обор, подготовленный прусским генерал-майором бароном фон Валентини еще в начале 1820-х годов: «В случае падения государства Турецкого могут быть освобождены в Азии - сурияне, арабы, курды, армяне, в Европе- греки, славяне, албанцы, вольхи…» Более того, в газетах того все чаще появляются упоминания о «Турецкой Армении», хотя тогда толком никто не знал о ее географических очертаниях. Так зарождался, постепенно усложняясь, «армянский вопрос».

Персия, если судить по отчетам российских дипломатов и материалам донесений английской разведки, продолжала находиться в сложном положении: слабое правление шаха, несогласие между его сыновьями, голод и бунты в южных провинциях страны. У персидского правительства было два варианта действий с целью выйти из критического положения. Или приступить к подчинению выходящих из повиновения принцев, или, как это делали раньше шахи, начать завоевание соседних территорий в Афганистане, в Средней Азии или в Османской империи. В таком случае Персия должна была урегулировать отношения с Россией, стать ее союзницей. Такие предпосылки объективно существовали, поскольку Петербург был заинтересован в том, чтобы переориентировать активность Аббаса-мирзы на Османскую империю и таким образом не только компенсировать Персии потерянные в Закавказье ханства, но о определить ее новую геополитику. То, что такой план существовал, свидетельствует и письмо гвардии штаб-капитана, адъютанта Паскевича князя Кудашева, написанное после убийства в Тегеране русского посланника Грибоедова: «Искупить эту кровь другим направлением намерениям шаха: объявить войну Турции, вторгнуться в ее пределы, напасть на Ван». Ермолов выступал против такой комбинации. Поэтому император Александр уклонился от встречи с ним в Астрахани, а 9 ноября 1825 года в Таганроге он неожиданно скончался.

В то же время существовал и британский «план Уиллока»: создать союз Персии с Османской империей, втянуть его в войну против России. То есть создать такой фронт борьбы России с мусульманскими государствами, который растянулся бы на тысячи километров - от Балкан до Каспийского моря.

В конце 1825 года британская Ост-индская компания выделила Персии на военные расходы свыше 1,5 млн. рублей серебром, а правительство - субсидию в размере 728 тысяч рублей, предупредив, что дальнейшая выплата денежной субсидии будет производиться только в случае его войны Персии с Россией. Так что Тегерану и Петербургу предстояло сделать сложный выбор.