«Перейдем ли мы Аракс союзниками персов?»: Открытия Гюлистанского договора 1813 года

В 1823 году исполнилось 10-летие с момента подписания Гюлистанского трактата. Петербургские и московские газеты пропустили этот юбилей. Кавказ и Персия воспринимались в российском обществе как отдаленные экзотические «библейские» регионы. Как писал позже Джордж Керзон, «Персия еще долгое время оставалась страной, которая вызывала отголоски умирающего романа».

Между тем МИД Российской империи в инструкциях дипломатам настаивал на увеличении объема информации о положении в этой стране. Министр иностранных дел Нессельроде требовал: «Приобрести в самой Персии достоверные сведении о числе ханств, городов, селений, народа и о роде правления каждого ханства». Необходимо было принимать серьезные решения. Перефразируя Пушкина, писавшего Давыдову о возможной реакции императора Александра Первого на восстание греков в Османской империи в 1821 году «перейдем ли мы Дунай союзниками греков и станем врагами их врагов», применительно к Персии это бы звучало так: «перейдем ли мы Аракс союзниками персов и станем врагами их врагов?».

Ермолов настойчиво докладывал в Петербург, что «персы готовятся к войне с Россией», настаивал на мерах упредительного свойства, военных подкреплениях. Для чего? Начинать новую войну с Персией, чтобы нырнуть в «Персидский океан» и в течение жизни одного поколения - «перепрыгнув » через Кавказ, Персию - «вынырнуть» в непосредственной близости от Британской Индии, о чем в свое время мечта император Павел Первый? Но тогда необходимо было рвать альянс с Англией, готовиться к изнурительной длительной борьбе, чтобы вытеснить ее из Центральной Азии и Среднего Востока. Напомним, что Париж когда-то имел сценарий вторжения в Индию, подразумевая альянс Наполеон - русский император Павел Первый – шах Персии Фатх Али.

Наполеона и Павла Первого уже не было в живых. На политической сцене оставался только Фатх Али, на сей раз выступавший в роли гаранта сохранения Гюлистанского мира. Чтобы разыграть такую партию, Ермолову была необходима необычайная гибкость и энергичность в выстраивании политики, как с Петербургом, так и с Персией, умение убедить всех в правильности избранной геополитической цели. Что из этого вышло?

БУДЬТЕ В КУРСЕ

• 13.11.13   «Юбилей Гюлистанского договора: кто ЗА и кто ПРОТИВ»: интервью Константина Затулина
• 02.09.13   Битва за Талышское ханство: Открытия Гюлистанского договора 1813 года / Станислав Тарасов
• 31.08.13   Россия-Персия: последние шансы на мир: открытия Гюлистанского договора 1813 года / Станислав Тарасов
• 30.08.13   Рождение «армянского вопроса»: Открытия Гюлистанского договора 1813 года / Станислав Тарасов

Русская миссия в Персии почему-то выбрала своей резиденцией не столицу, Тегеран, где был Фетх-Али шах, а Табриз - главный город «Адербайджанской провинции», где находился наследный принц Аббас-мирза. Он руководил внешней политикой и обороной Персии, а шах – вёл все внутренние кадровые назначения. Русские дипломаты наезжали в Тегеран только время от времени, поскольку внутренняя политика страны их почти не интересовала. В то же время иначе вели себя англичане. Британский посланник Макдональд жил в Тебризе, атташе британской миссии — он же личный врач шаха — Джон Макнил постоянно находился при Фетх-Али шахе в Тегеране, имея даже собственные апартаменты в его дворце. Власть в Персии была разведена по двум центрам - Тегеран и Тебриз, и оба центра находились под контролем Англии. Это - первое.

Второе: в донесениях в Петербург русские дипломаты рисовали образ Фетх Али-шаха как «погрязшего в неге и роскоши». Ермолов же разыгрывал карту наследников персидского престола, полагая, что им должен стать Мегмет-Али. Что касается Аббас-мирзы, то Ермолов пытался закрепить за ним образ врага России и английского ставленника. Вот что пишет Василий Потто:

«В личности Аббаса-Мирзы, по свидетельству Ермолова, лежала одна из главнейших причин тех политических затруднений, которые в будущем грозили неминуемой войной. Таким образом, законный наследник, старший его брат, Мегмет-Али, человек с выдающимися способностями, весьма расположенный к России, должен был уступить ему место. Официальным предлогом к этому нарушению священных прав первородства послужило, кажется, то, что Мегмет-Али был рожден христианкой, грузинской рабыней, в то время как мать Аббаса-Мирзы происходила из той же воинственной тюркской фамилии Каджаров, к которой принадлежал и царствовавший в Персии дом». И далее: «Но этот предлог в глазах народа был не настолько важен, чтобы из-за него мог быть нарушен один из основных законов государства, – и положение Аббаса-Мирзы было двусмысленно и шатко».

Ошибается Потто. Современные историки доказали, что по каджаровскому законодательству унаследовать престол мог только тот, чьи родители являлись чистокровными представителями правящей фамилии. Мать Аббаса-мирзы Асия родилась в семье Доллы, имевшей близкие родственные отношения с родом Каджаров. Отцом Аббаса был наследник престола того времени и будущий правитель Ирана Фатали шах Каджар.

Это наводит на мысль, что в основе неприязни Ермолова к Аббасу-мирзе было что-то иное, более серьезное, а не то, что у его соперника старшего брата Мегмет-Али якобы была «более сильная партия сторонников». Дело дошло до того, что, как пишет Потто, «Аббас-Мирза обратился окольными путями (через российских дипломатов и армянских купцов - С.Т.) непосредственно к русскому министерству иностранных дел и успел добиться своей цели, благодаря именно тому, что взгляды Ермолова не разделялись министром».

Кстати, определенные элементы этой интриги проясняются в письме А.С. Грибоедова к Паскевичу от 30 июля 1827 года:

«В час пополудни я был допущен к аудиенции тотчас, без предварительных церемоний. Аббас-Мирза один был в обширной палатке; со мною взошли несколько человек из его приближенных. После первых приветствий и вопросов он начал мне вспоминать о прежнем моем пребывании в Тавризе и проч. Потом долго и горько жаловался на генерала Ермолова, Мазаровича, Севаримидзева, как на главных, по его мнению, зачинщиков нынешней войны. «Моих и шаха послов не допускали до государя, писем не доставляли в Петербург», – жаловался шахзаде. Он стал с жаром обвинять пограничных начальников, не щадя и своих сардара и брата его; в Петербурге одно говорят, Ермолов — другое». «Скажите, г. Грибоедов, вы жили в Тавризе, — чего я ни делал, чтобы с вами остаться в дружбе? чем можете укорить меня, каким проступком против трактата?» Я привел ему на память рассеяние возмутительных фирманов в Дагестане, на которые в свое время жаловался генерал Ермолов. «Видели ли вы их? где они? Это нелепости, вымышленные моими врагами — Ермоловым и Мазаровичем, так, как и уши и носы убитых на Кавказе русских, которые будто бы привезены были лезгинами ко мне в Тавриз. Когда же это было? Вы свидетель, что это ложь; между тем император Александр выговаривал это Мамед-Гуссейну-Хану в Петербурге; такими клеветами возбуждали против меня покойного вашего императора».

Между тем, Нессельроде больше полагался в оценке ситуации в Персии на англичан. Посол Англии Макдональд утверждал, что над Персией «висит меч угрозы прекратить существование как независимое государство». Он исходил из того, что в этой стране продолжается длительный процесс распада , начавшийся после смерти в 1747 году Надир-шаха, когда возникло независимое афганское королевство во главе с Ахмедом Дуррани. Но объединившее княжества Герат, Кабул, Кандагар, Пешавар и все земли тоже рухнули после смерти его основателя, распались на независимые ханства и враждующие между собой афганские племена. Антагонизм между афганцами и персами объяснялся межконфессиональными проблемами: афганцы — мусульмане-сунниты, персы - шииты. По английской версии, распад Персии мог бы произойти по конфессиональной линии, но не на межэтнической. Основе. Лондон в этом деле «набил руку», разыгрывая роль посредника между Персией и Афганистаном.

Поэтому Александр Первый склонялся к мысли, что существование Персии гораздо выгоднее для России, чем её упразднение, но это в принципе было согласно с позицией Ермолова. Удар он получил с другой стороны. В 1823 году на пост министра финансов был назначен граф Егор Канкрин. Он умел считать деньги и сразу напомнил об экономических статьях Гюлистанского трактата, которые «должны приносить прибыль в казну». Ранее 8 октября 1821 года был опубликован указ Александра I, содержавший 11 статей сроком на 10 лет. Он устанавливал, в частности, обложение европейских товаров, в том числе привозимых и из Ирана, пошлиной только в 5% с объявленной цены, а не в 23%, как это было ранее.

Это была уже другая политика, на которую быстро отреагировали газеты. Ермолову давали понять, что «больших бросков к южным морям» не будет. Сообщалось о первом опыте доставки в Тифлис через Редут-Кале европейских товаров, замелькали фамилии предприимчивых армянских купцов, которые стали ездить на лейпцигские ярмарки, закупать немалое количество дешевых мануфактурных товаров, «отвечающих азиатскому вкусу». Встала проблема транзитной торговли, благоустройства транспортных путей по Военно-Грузинской дороге и по Волге, писали о необходимости строительства удобного порта в Астрахани (порт был построен в 1826 г.). В петербургских кабинетах пошли слухи о подготовке проекта создания в Закавказье торгово-экономической компании по примеру «Ост-Индийской» и о грядущей отставке Ермолова.

Она бы и состоялась, если бы в Персии не прорвались бы к власти англофилы и сторонники войны с Россией: зять Фетх-Али-шаха Аллаяр-хан, назначенный на должность премьер-министра, Мирза-Абуль-Хасан-хан - новый министр иностранных дел.

Прогноз Ермолова об усилении влияния Англии в Персии сбывался. Вновь встал вопрос об изменениях Гюлистанского трактата.