Pussy Riot и беспорядки в защиту ислама на Ближнем Востоке: чего ждать от конфессиональных войн

12 сентября в Бенгази, столице Ливии, в ходе массовых антиамериканских демонстраций у консульства США, был убит посол США в Ливии Крис Стивенс. Неизвестная группа исламистов обстреляла консульство из гранатомётов и подожгла его. Исламисты таким образом отомстили за выход антиисламского фильма «Невинность мусульман», в котором, по мнению радикалов, пророк Мухаммед представлен в оскорбительном свете. Также несколько тысяч демонстрантов собрались у посольств США в Египте и в Ливии. За месяц до этого в России завершился скандальный процесс над участницами группы Pussy Riot, которые совершили т.н. «панк-молебен» в Храме Христа Спасителя. Участницам группы присудили по 2 года колонии общего режима. Старший научный сотрудник Института востоковедения РАН Владимир Ахмедов в интервью ИА REX прокомментировал события и провёл сравнительный анализ двух ситуаций, так или иначе связанных с верой и религией.

У нас раскрутили ситуацию с Pussy Riot. Можно придерживаться разных позиций, и, да, конечно, это очень плохо. Но, с моей точки зрения, наказание слишком избыточное. Но обратите внимание на то, как всё происходило в блогосфере, и, в том числе, в западной блогосфере. Я обратил внимание на какие-то очень интересные вещи: в западной блогосфере эта тема звучала выше крыши, а вот та же сирийская тема и критика России по сирийскому вопросу ушла на второй план, а на первый план вышла тема Pussy Riot. Надо сказать, что достойно и с чисто английским юмором повела себя анлийская Королева, которая сказала: «Это не та Pussy Riot, о которой ты думаешь». Но любопытно другое: когда произошли события на Ближнем Востоке несколько дней назад, такого накала страстей не происходило, а если и происходило, то только с осуждения радикализма. Никто не задумывался над тем, почему так произошло.

В принципе, это безобразие: нельзя играть на чувствах людей, которые многое потеряли, потеряли своих родственников, имущество и вообще жизнь. Это с одной стороны. С другой стороны, я считаю, что позиция наших официальных СМИ была очень взвешенной и хорошей, и такой позиции я даже не ожидал. На уровне государственного телевидения мы чётко дали понять, что это нехорошо, и не стали издеваться — за исключением некоторых программ, которые особо заточены на то, чтобы поиздеваться над американцами. Это правильно, если мы хотим сотрудничать в сфере борьбы с терроризмом — неважно, какую он имеет окраску, исламскую или неисламскую. С другой стороны, смотрите, какая разная реакция: у нас проблема Pussy Riot ушла в какой-то политический контекст. Я не видел и не слышал, чтобы кто-то из верующих людей с хоругвиями вышел на улицы и просто осудил. Я не говорю, что стали бросать камнями, что-то поджигать, штурмовать посольства или фан-клубы — не дай Бог. Ни в Москве, ни в Петербурге я не слышал о таком. Здесь можно увидеть разную степень веры. Я не хочу сказать, что то, что произошло на Ближнем Востоке — это хорошо и это образец степени веры. Вера — это одно, а метод проявления был выбран радикальный в силу обстоятельств, которые там сложились. Поэтому это ставит серьёзный вопрос, в том числе и у нас.

Я поддерживаю стремление церкви восстановить свой статус, который за долгие годы советской власти был подорван, и особенно в 90-е годы, когда пошла мода освящать машины, и прочее. Но мы новички в этом деле, но ситуация на Ближнем Востоке — пример того, к чему это может привести, если не вводить эту сферу в какие-то цивилизованные рамки, и если это сопровождается такой ситуацией, которая сложилась там, особенно когда в сферу религии вторгается сфера политики. Это очень опасно, и это привело к опасным явлениям. Религия — это религия, вера — это вера, а политика — это политика. Играть с этим никак нельзя, потому что если религия вмешивается в политику — это тоже плохо: начинается мешанина. Когда политика вмешивается в религию — это тоже плохо. Нужна идеология, потому что не надо путать религию, идеологию и политику — это разные вещи. А когда всё это мешается в одну кучу, да ещё в условиях отсутствия ясной и понятной идеологии, это приводит к такого рода последствиям.

В странах Ближнего Востока есть определённый идеологический вакуум, который может быть заполнен идеями не полностью светского содержания, потому что это нереально, когда большинство населения этих стран — мусульмане, а того, что они хотят воплотить в виде гражданственности, то есть, восстановить или построить институты гражданственности, когда любой человек, независимо от его религиозной или этнической принадлежности, пользовался бы равными правами, наряду с другими. При этом его права, как представителя религиозного или этнического меньшинства защищались бы законом и государством. Вот о такой модели говорит сейчас арабское интеллектуальное сообщество и желает внедрить её — на основе исламского базиса, без того, чтобы всех одевать в чёрное и заставлять молиться, да и то — просто лишь с учётом того, что всё население — мусульмане по определению и по рождению. И вот сейчас в условиях этого идеологического вакуума идёт заполнение, и с этой точки зрения это определённый урок и для нас.