Николай II. Ходынка и проблемы внутренней политики

В 1896 году на Ходынском поле было специально выделено для «народного гуляния» особое пространство - 1 квадратная верста (1.138 кв. км.), приблизительно в 50 метрах от поля был построен Царский Павильон с двумя примыкавшими к нему трибунам на 400 чел. каждая. В середине поля находился ипподром, были построены буфеты-павильоны для раздачи «царских подарков». Он состоял из полфунта колбасы, ¾ фунта сладостей и орехов в мешочке, вяземского пряника и эмалированной кружки. Железная кружка, покрытая эмалью, расписанная вензелями Николая и Александры и украшенная рисунками в русском стиле была вместе с остальными подарками завёрнута в ситцевый платок с видом на Кремль с Москвы-реки. Вяземский пряник был печатным и тоже имел украшение – герб и надпись «Народн. Праздн. 1896 в Москве». Эмалированная посуда была новинкой, многие могли только мечтать о такой кружке.

Было установлено 150 буфетов для раздачи подарков, по планам каждый из 150 проходов должен был пропускать по 18 тыс. чел. в минуту, итого за 30 минут на поле должны были пройти 540 тыс. чел. Здесь их ждали 23 сарая с медом и пивом, 5 буфетов, 2 больших и 2 малых театра, множество эстрад, на которых должны были выступать артисты. На Ходынском поле осталась масса ям и траншей, ров, откуда брали песок – все они были прикрыты или просто оставлены. Всё это легко объяснить - летом на поле располагались летние лагеря войск гарнизона, а теперь здесь планировали разместить около 400 тыс. чел. В 1883 году к оврагу с ямами буфеты выходили всего лишь одним концом, в 1896 году к этому опасному месту выходили 120 из 150 буфетов.

Население Москвы на январь 1897 года составляло 977 269 чел., вместе со всеми пригородами – 1 035 664 чел. 63,3% этих людей принадлежали к крестьянскому сословию. Крестьяне шли пешком, вагоны третьего класса поездов, шедших в столицу, были переполнены. Огромное количество людей приехало на праздники со всей России и прежде всего из близлежащих губерний, город был переполнен, как никогда. Т.н. «простые люди» и станут главной жертвой трагедии. Свою роль сыграли алкоголь и фантастические слухи об особых «царских подарках». Говорили, что если на дарственном платке будет изображена корова, лошадь или изба, то получивший платок потом получит и то, что на нём изображено. Бесплатное угощение, фокусники, театры, всевозможные развлечения – всё это было дополнительным соблазном. Москва опустела, люди шли на Ходынское поле.

17(29) мая был, как отметил Сергей Александрович в своём дневнике, «чудный день». Ещё вечером на Ходынском поле стали собираться в ожидании раздачи подарков. «Толпа плыла, заполняя всё.» - Вспоминал участник событий. В полночь там было уже несколько десятков тысяч людей, через несколько часов – их число выросло до нескольких сот тысяч. Они ночевали в ожидании начала праздника. Под утро туда же направились новые массы людей. Одни свидетели оценивали собравшуюся толпу в 600-700 тыс. чел., другие – в 1,5 млн. Власовскому было направлено 9 ходатайств «о немедленной высылке усиленного полицейского наряда». Последовало 1 распоряжение о присылке 1 сотни казаков. Кроме них, на поле присутствовала 1 рота Самогитского гренадерского и 1 батальон л.-гв. Московского полка. Этих сил было мало для наведения порядка.

В относительно спокойном августе того же года «в караул по гор. Москве» гарнизон выставлял по одному пехотному полку в день, при этом за две недели с 16 по 31 августа для гарнизон посменно выставлял 7 отдельных полков, которые только что вернулись из летних лагерей (приказ №227 от 14 авг. 1896 г.). Весной 1896 г. все эти части были в столице, в пределах досягаемости и могли быть легко и быстро задействованы для поддержания порядка. Между тем в Москве, кроме её гарнизона, имелся Сводный Гвардейский корпус – сводно-гвардейский батальон охраны Его Императорского Величества, сводная гвардейская пехотная дивизия (4 полка), сводная гвардейская пехотная бригада (3 полка), сводная гвардейская кавалерийская дивизия (5 полков), сводная гвардейская артиллерийская бригада – 8 батарей.

К четырём часам утра 18 (30) мая на Ходынском поле было «море голов». Попавшие в его центр часто задыхались: «И смерть, и ад со всех сторон… Густым и высоким пологом стоял зловонный туман над толпой, как горячий пар в бане». Как только появились первые узелки с подарками – людское море вышло из берегов. Послышались крики «Не зевай!», «Дают!». Организация была из рук вон плохой, в этот момент уже поздно было что-либо предпринимать. Катастрофа стала неизбежной. Толпа начала двигаться, в результате произошла давка – люди проваливались в ров и ямы, началась паника, многие были затоптаны или задохнулись. Движение толпы, давка и паника заняли какие-то 12-15 минут, и этого было достаточно. Всё это произошло ранним утром, до приезда императорской четы, картина бедствия была страшной.

По официальной версии, к 10.00 количество погибших исчислялось 1 138 чел. По неофициальным данным число жертв постоянно росло. Начавшись с 300 чел. в 9 утра, днём цифра пострадавших достигла 3 тыс. чел. Императору донесли о гибели 1300 человек. Официальная комиссия остановилась затем на цифре 1386 погибших, из них 1132 были крестьянами, 151 мещанами, 9 дворянами и 9 лицами духовного звания, 1 купцом и т.д. Погибло 774 мужчины и 605 женщин. Ещё 331 человек подал заявление об увечьях. В городе ходили слухи о том, что в давке погибло несколько тысяч человек. Настроение перестало быть праздничным. Для эвакуации трупов пришлось привлечь ломовых извозчиков. Они вывозили трупы, прикрытые рогожами. Это продолжалось целый день. Все почти единодушно обвиняли в случившемся Сергея Александровича и Власовского. Обер-полицмейстер попросту боялся появляться на людях.

В 11.30 18 (30) мая император принял с докладом московского генерал-губернатора, с обер-полицмейстером, Министра Императорского Двора, Военного министр и статс-секретаря. Трудно сказать, как протекала эта встреча, но Великий князь был по-прежнему спокоен и наслаждался погодой и торжествами. 19 (31) мая он отметил в своём дневнике – «хорошее время». Николай II был опечален случившимся, и первой его реакцией было остановить праздники. Бывший министр юстиции граф К.И. Пален советовал сделать это и строго наказать виновных, не считаясь с их положением. Прежде всего, речь шла московском генерал-губернаторе Сергее Александровиче. К.П. Победоносцев, наоборот, предлагал не ставить вопрос об ответственности члена императорской фамилии и не прекращать праздников. В результате было принято решение – император выделяет по 1 тыс. руб. на каждую осиротевшую семью, и берет похороны погибших на свой счёт. Всего на пособия было выделено 377 830 руб.

Коронационные торжества продолжились по объявленной заранее программе. В 13.45 император с супругой отправились на Ходынское поле, где в 14.45 начались гулянья. Праздник, казалось, шёл своим чередом, выступали артисты и клоуны, но людей там было уже немного. По злой иронии судьбы исполнялась музыка Глинки из оперы «Жизнь за царя». По мнению монархистов, ничего страшного или угрожающего гигантскому государству никогда не произойдёт, если не оно будет продолжать движение, сохраняя святыню самодержавия. Опасности, которые несло с собой когда-то «псевдонаучное течение», преодолены: «Конечно, само по себе ничтожное антигосударственное течение не могло повредить этому кораблю, но стоило ему только под влиянием мнимой опасности уклониться от правильного исторического пути, чтобы неизбежно разбиться о подводные камни конституционализма.»

В Петровском дворце был дан обед волостным старшинам. Обойдя столы и сказав краткую речь, Николай встретился с представителями дворянства. Им он адресовал особо теплое приветствие. Монарх обещал опоре Престола поддержку: «Мне известно трудное время, переживаемое поместным дворянством. Будьте спокойны. Я не забуду его нужд в Моих заботах о преуспеянии Нашего дорого отечества». После этого император отправился в Кремль, в 20.00 обедал у вдовствующей императрицы, а в 10.45 поехал с супругой на бал. Его давал французский посол граф Гюстав де Монтебелло.

Франция отправила на коронацию чрезвычайное посольство во главе с помощником начальника Генерального штаба генералом Раулем Франсуа де Буадефром, его сопровождал начальник штаба флота контр-адмирал Жан-Шарль-Александр Салландруз де ла Морне. Генерал был одним из творцов русско-французского союза, адмирал – ответственным за встречу русской эскадры в Тулоне. Их сопровождал ряд офицеров и генералов – представители лучших фамилий своей страны. Как отметил секретарь этой миссии французский археолог и знаток России барон Жозеф де Бай, они несли с собой любовь к России, которую Франция продемонстрировала в Тулоне. В Москву приехал постоянный посол Республики – Монтебелло со штатом сотрудников. Французское посольство сняло на месяц Охотничий клуб. Аренда здания на ул. Воздвиженка 6, в двух шагах от Кремля обошлась в 22 тыс. франков. Высшее общество Москвы демонстрировало свои симпатии представителям Парижа. Во Франции также праздновали коронацию. Войска столичного гарнизона получили внеочередные отпуска, в казармах раздавали вино, в казармах отменялись наказания, в школах – занятия.

10 (22) мая чины чрезвычайного посольства и посол Франции были приняты императорской четой в Кремле. Монтебелло, как дуайен дипломатического корпуса, готовился дать первый бал в честь коронации. Бал и аренда дворца обошлись правительству республики в 200 тыс. рублей – гигантскую сумму – которой они явно гордились. Монтебелло ожидал отмены бала, но этого так и не произошло. «Вечером, 19 мая, — гласит описание коронационных праздников, — во французском посольстве был дан блестящий бал (на самом деле – вечером 18 мая), небывалый по своей красоте, роскоши и оживлению. На этот бал собралось все, что есть высшего и выдающегося в Москве». Император с супругой прибыл в 22.30. Он был одет в форму лейб-гвардии Её Величества полка и украшен орденом Почётного легиона. Императрица была в белом платье. Николай II под руку с графиней Магдаленой де Монтебелло, граф Монтебелло под руку с Александрой Фёдоровной обошли гостей и затем открыли бал мазуркой.

В подцензурной печати можно было найти отзвуки настроения общества: «В злосчастный день, 18 мая вечером, состоялся был у французского посла. Вероятно, это был самый печальный бал, какие только когда-либо давались. Слишком свежо было впечатление дня». Главной темой разговоров «была катастрофа на Ходынском поле». Впрочем, в официальном описании бала следов печали не было: танцы прерывались выступлениями «хора русских певиц в роскошных боярских костюмах». «В общем бал удался вполне и закончился тончайшим ужином, сервированном в целом ряде комнат». Дамам дарили цветы и вееры в национальной раскраске – и то, и другое прибыло из Франции. По официальной версии, во втором часу ночи императорская чета покинула хозяев. В этот момент наиболее важной проблемой, которая обсуждалась между союзниками, был план поездки императорской четы по столицам Европы. Французы были заинтересованы в том, чтобы Франция заняла в этом списке не последнее место. По дневниковой записи самого Николая, он уехал с бала в два часа ночи. Она подтверждается камер-фурьерским журналом, то есть на балу августейшая пара пробыла около трёх часов. Монарх был доволен: «Было очень красиво устроено, но жара стояла неимоверная!»

Отношения с Францией были прекрасные – Николай II передал благодарность президенту Феликсу Фору за внимание к визиту его матери (президент лично проводил её до границы). Всё было прекрасно, но Буадефр явно чувствовал общественное недовольство. Генерал сделал князю Лобанову-Ростовскому предложение организовать подписку в пользу жертв Ходынки. Министр поблагодарил и отказался.

19 (31) мая Николай и Александра направились в Екатерининскую больницу, где посетили раненых во время давки. Балы и праздники продолжились, 21 мая император с супругой посетил бал в Благородном собрании, данный московским дворянством. Они пробыли там с 22.45 примерно до половины первого ночи и в 00.45 вернулись в Кремлевский дворец. Жертв давки в этот день в Мариинской больнице посещала его мать Мария Фёдоровна. А на Ходынском поле 23 мая была проведена праздничная джигитовка, 26 мая – парад, вслед за которым на 9-й день после катастрофы была проведена заупокойная литургия. Парад императору понравился. 25 мая праздновали день рождения императрицы – в этот день число бедных жителей, получивших бесплатный обед в московских монастырях, выросло до 10 тыс. чел.

История с Ходынским полем имела продолжение – следствие по делу вёл опытный следователь П.Ф. Кейзер, который приступил к работе уже на следующий день после катастрофы. Его выводы были однозначны: случившееся стало результатом бездействия власти и нерадения со стороны полиции. Первым среди виновных был назван Власовский. Имя Серея Александровича не было названо. Следственную комиссию по Ходынской катастрофе возглавил граф Пален, который пришёл к выводу о том, что за случившееся отвечает Великий Князь Сергей и его окружение. Пален настаивал на наказании, но это предложение встретило сопротивление со стороны членов Императорской фамилии и крайне правых.

В результате 15 (27) июля 1896 года был дан Именной Высочайший Указ: «Лично рассмотрев произведённое поэтому делу предварительное следствие и ныне, тщательно сообразив обстоятельства, выясненные этим следствием, Мы признали за благо, не обращая дело к судебному порядку, разрешить его Нашею непосредственною властью». Был уволен исправляющий должность Московского обер-полицмейстера и ряд мелких чиновников МВД и Министерства Двора. В тот же день был издан ещё один Именной Указ, в котором трагедия на Ходынском поле объяснялась отсутствием взаимодействия и даже соперничеством между разными чиновниками. Всем министрам, главноуправляющим отдельными частями, всем генерал-губернаторам и губернаторам и всем начальствующим лицам всех ведомств предписывалось «направлять свои действия и распоряжения к единству и иметь неослабное наблюдение, дабы подчинённые им учреждения и лица, не допуская между собой соперничества, неуклонно оказывали друг другу содействие, для пользы службы». Этот вопрос был закрыт, во-всяком случае, формально, чего никак нельзя сказать о других вопросах и в том числе о рабочем.

В конце 1894 г. марксисты решили перейти от пропаганды к агитации среди рабочих масс, на каждую стачку в Петербурге они отвечали прокламациями. Была организована активная работа среди студенчества, представители которого развернули пропагандистскую работу в рабочей среде. В рабочей среде марксисты повсюду вызывали сочувствие, они призывали к организованному выступлению рабочих, к координации протестов и объясняли интересы стачечников. В ноябре 1895 г. марксистские кружки объединились в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса».

В это время началась стачка на ткацкой фабрике Торнтона, условия работы на которой были очень тяжёлыми. Рабочие называли их каторжными. К тому же, их постоянно обсчитывали и обманывали при расчётах. Стачка началась 5 (17) ноября 1895 г. после того, как хозяева объявили о снижении расценок. Забастовка была успешной. В листовке «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», написанной В.И. Ульяновым, говорилось: «6-ое и 7-ое ноября должны быть для всех нас памятными днями... Ткачи своим дружным отпором хозяйской прижимке доказали, что в нашей среде в трудную минуту ещё находятся люди, умеющие постоять за наши общие рабочие интересы, что ещё не удалось нашим добродетельным хозяевам превратить нас окончательно в жалких рабов их бездонного кошелька. Будемте же, товарищи, стойко и неуклонно вести нашу линию до конца, будем помнить, что улучшить своё положение мы можем только общими дружными усилиями».

10 (22) ноября 1895 г. начался «бунт папиросниц». На табачных фабриках Петербурга в основном работали женщины и подростки. Условия работы были весьма суровыми, помещения плохо вентилировались. Работы начинались в 06.00 и шли до 20.00 с перерывами на молитву, завтрак и обед, на некоторых – с 07.00 до 19.00 с правом хозяина увеличить рабочий день по собственному усмотрению. Рабочие требовали повышения расценок за свой труд, протестовали против условий труда и повышенных требований.

В мае 1896 и 1897 гг. в стачках петербургских ткачей приняло участие около 60 тыс. чел. Официальные данные дают несколько меньшие данные, но и они дают представление о росте стачек: в 1895 году они прошли на 68 предприятиях (участвовало 60 587 чел.), в 1896 году – на 118 предприятиях (47 97- чел.), в 1897 году – на 145 предприятиях (111 725 чел.). Постоянно росло количество коллективных забастовок. В 1895 г. 41% бастовавших приняло участие именно в таких стачках, в 1896 г. – уже 67% и в 1897 г. – 73%. Рост социальной напряжённости был очевиден. В 1895 году в Петербурге по «преступлениям против порядка управления» было возбуждено 1569 дел, в 1896 году - 2 955 дел, в 1897 году - уже 7 818 дел. Неспокойно было и в Москве. В докладе Отделения по охране общественной безопасности в Москве от 5(17) марта 1896 г. видели в росте активности рабочих результат «подстрекательств к разным стачкам со стороны неблагонадёжного элемента». Требования официально объявлялись «неосновательными», «как то увеличение платы, уменьшении рабочего дня и т.п.». При этом полицейские понимали, что для забастовок есть и объективные причины, как, например, задержка зарплат и т.п. Положение рабочих по-прежнему оставалось весьма тяжёлым.