Обстановка в Европе, в Азии и в Северной Америке постоянно менялась, и советское руководство не могло этого не учитывать. Москва опасалась тенденции расширения зоны военных действий. Перед отъездом в Берлин Молотов на встрече с Шуленбургом спросил германского дипломата, как так могло произойти, что, не смотря на его неоднократные заявления о том, что итало-греческой войны не будет «ни в коем случае», она все же началась. Шуленбург заверил собеседника, что Италия выступила без предварительных консультаций с Берлином. Время безоблачных отношений между Германией и СССР явно подходило к концу. Весьма болезненным для этих отношений регионом были Балканы.
Через военного атташе Турции в Румынии в НКИД стала поступать информация о том, что немецкий военный атташе в Румынии не скрывал, что скоро наступит предел немецким уступкам, во-всяком случае, в Румынии. Тем не менее, советско-германский диалог способствовал укреплению международного положения Советского Союза, и, что было особенно важно для Москвы - дальнейшей нормализации советско-японских отношений. 30 октября 1940 новый посол Японии в СССР ген.-л. Ёсицугу Татекава сообщил Молотову о готовности его страны перейти к обсуждению договора о ненападении по образцу советско-германского 1939 года.
Поездка Молотова в Берлин была организована тогда, когда всем, в том числе и Москве, было ясно – битва за небо Британии немцами проиграна и планы германского штурма Британских островов провалились. Это было первое стратегическое поражение Гитлера. «Итак, «битва за Англию» выиграна британским правительством. - докладывал 3 ноября 1940 года в Москву из Лондона Майский. – Однако выиграть битву – далеко не всегда значит выиграть войну. Так именно обстоит дело в данном случае. Удар, нанесенный на сердце Британской империи, отражен, и англичане на данный момент вздыхают с облегчением, но дальше что? Наполеон, потеряв «битву за Англию», повернул на Восток и скоро нашел утешение в Аустерлице, Иене, Ваграме. Похоже на то, что и Гитлер, не сумев преодолеть сопротивление пролива и британских истребителей, готовится повернуть на Юг и Юго-Восток с тем, чтобы нанести удар если не сердцу, то хотя бы другим важнейшим органам Британской империи на Средиземном море, Ближнем Востоке и в Африке. Каковы будут его успехи в этом направлении, покажет будущее. Между тем у Великобритании, несмотря на её победу в «битве за Англию», чрезвычайно сложное и трудное положение.»
Сложным было и положение на юге Европы. Итало-греческая война уже создавала опасность создания нового очага военных действий на Балканах. Возможность вмешательства в связи с вероятным выступлением Болгарии рассматривала Турция, 30 октября ее посол в СССР запросил НКИД о возможной реакции Москвы в таком случае. 4 ноября последовал ответ – Москва не заинтересована в расширении зоны конфликта, но поведение СССР не будет таким же, каким было поведение Турецкой республики во время советско-финляндской войны, которое было недружественным.
Положение СССР было непростым. Шло перевооружение армии, менялась политика ее строительства. 7 мая 1940 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР были установлены воинские звания высшего командного состава армии (от генерал-майора до маршала Советского Союза) и флота (от контр-адмирала до адмирала флота Советского Союза). Передовица «Правды» 9 мая 1940 года предупреждала – несмотря на то, что внешняя политика руководства СССР позволила стране оставаться вне войны нет никаких гарантий того, что она не начнется. В армии и флоте укреплялось единоначалие: «Введение званий советских генералов и адмиралов имеет целью еще выше поднять авторитет нашего командного состава, еще более укрепить военную дисциплину.»
«Высший командный состав, которому советское правительство присвоило новые звания, — отмечала «Красная звезда», — это цвет Красной армии, её лучшие люди. Введение генеральских званий повысило роль и ответственность всего нашего начальствующего состава.» «Известия» заверяли: «С такими генералами, показывающими пример служения делу Ленина-Сталина, хорошо и приятно бить любого врага.» Разумеется, все было не так просто, как убеждала пропаганда. 27 июня в Советском Союзе была введена семидневная рабочая неделя, рабочий день увеличивался с 7 до 8 часов, а на предприятиях с 6-часовым днем – 7-часовой. Ужесточался режим трудовой дисциплины. Прогул без уважительных причин наказывался 6 месяцами исправительно-трудовых работ по месту работы с 25% удержанием заработной платы. Передовица «Правды» со ссылкой на слова трудящихся объяснила эту меру довольно очевидной причиной: «надо готовить вооружение с запасом».
7 ноября 1940 г., после парада на Красной площади, на обеде у Сталина собрались военные и политические руководители страны, партийные деятели. «У нас много честных, храбрых людей, — говорил Сталин, — но забывают, что одной храбрости не достаточно, необходимо знать и уметь. Век живи, век учись!» Вождь много говорил о том, что необходимо учиться и преодолевать технологическую отсталость. Победа под Халхин-Голом не помешала ему заметить превосходства японских самолетов и важность борьбы за господство в воздухе в современной войне. «Мы не готовы к такой воздушной войне, какая ведется между Германией и Англией.» – Говорил он. Сталин предупреждал: «Только при равных материальных силах мы можем победить, потому что мы опираемся на народ, народ с нами.» Для достижения технологического паритета все еще необходимо было время, и, значит, мир.
Между тем в Германии в это время уже велась разработка планов нападения на СССР. Немцы приступили к ней почти сразу же после разгрома Франции, проблема подготовки к новой войне начала обсуждаться уже 3 июля 1940 года, а 21 июля командование германской армии получило приказ найти «военное решение проблем», созданных СССР. На совещании 22 июля были сформулированы основные задачи будущей войны: «Русская проблема будет разрешена наступлением… Разбить русскую сухопутную армию или по крайней мере занять такую территорию, чтобы можно было обеспечить Берлин и Силезский район от налетов русской авиации. Желательно такое продвижение в глубь России, чтобы наша авиация могла разгромить её важнейшие центры. Политические цели: Украинское государство, федерация прибалтийских государств, Белоруссия, Финляндия. Прибалтика – заноза в теле. Необходимо 80-100 дивизий. Россия имеет 50-75 хороших дивизий.»
31 июля было принято решение о сроке нападения – оно должно было произойти весной 1941 г. «Чем скорее мы разобьем Россию, тем лучше. – Записал в этот день в своем дневнике Гальдер. – Операция будет иметь смысл только в том случае, если мы одним стремительным ударом разгромим все государство целиком. Только захвата какой-то части территории недостаточно. Остановка действий зимой опасна. Поэтому лучше подождать, но принять твердое решение уничтожить Россию.» Уже 1 августа ген.-м. Эрих Маркс представил начальнику Генерального штаба первоначальный план нападения на Советский Союз. Он предполагал создание двух основных группировок – против Москвы и Киева.
5 августа ген. Маркс представил несколько переработанный вариант плана. В качестве самостоятельной цели уже был выделен и Ленинград. Генерал считал, что силы Красной армии равняются 151 пехотной и 32 кавалерийским дивизиям, 38 мото-механизированным бригадам. 34 пехотные и 8 кавалерийских дивизий, 8 мото-механизированных бригад были на Дальнем Востоке; 6 пехотных и 1 кавалерийская дивизия – на границе с Турцией; 15 пехотных дивизий и 2 мото-механизированных бригады были развернуты против Финляндии. Следовательно, по расчетам Маркса, против Германии будут действовать 96 пехотных, 23 кавалерийских дивизии и 28 мото-механизированных бригад. Против них предполагалось выставить 24 танковые, 12 моторизованных, 110 пехотных и 1 кавалерийскую дивизии (включая резерв – 4 танковые, 4 моторизованные и 36 пехотных дивизий). Превосходство, во-всяком случае, на первом этапе военных действий, казалось обеспеченным. Германское командование вдохновляли и донесения из Москвы. 3 сентября ген. Кестринг докладывал из Москвы: для завершения процесса увеличения Красной армии потребуется еще 4 года. Нападение со стороны СССР в Берлине считали «невероятным».
Что касается советской стороны, то о её планах можно судить о директивах к берлинской поездке, составленных Молотовым 9 ноября 1940 года. В официальном сообщении об этой поездке от 10 ноября говорилось, что он «в ближайшее время по приглашению посетит Берлин, чтобы в рамках дружественных отношений, существующих между двумя странами, путем возобновления личного контакта, продолжить и углубить текущий обмен мнениями.» Было ясно – планируется политическая рекогносцировка. Среди перечисленных в директиве от 9 ноября целей прежде всего называлось уточнение условий «пакта трех», границ сфер влияния Германии и Японии, их реальные планы и место СССР в них. Кроме того, предполагалось наметить сферу интересов Советского Союза в Европе и Азии и возможность соглашения с Германией и Италией. Молотов должен был добиваться включения в сферу советских интересов в Европе Финляндии, нижнего Дуная и Болгарии, выяснить планы Оси относительно Югославии и Греции. Сохранение нейтралитета Швеции признавалось взаимовыгодным, на Шпицбергене должна быть обеспечена работа советской угольной концессии, также как свобода прохождения советских судов через Датские проливы. Что касается Румынии и Венгрии, то Москва хотела, чтобы с ней договорились при определении судьбы этих пограничных стран. Турция и Иран – Молотов должен был воздержаться от обсуждения этого вопроса, но отметить, что он не может быть решен без участия СССР.
При этом было отмечено отсутствие советско-турецкого договора о взаимопомощи, как и отсутствие какого-либо рода соглашений с США и Великобританией. Тем не менее, СССР не собирался принимать участия в антианглийских действиях, максимум, на что была готова пойти Москва – было участие в мирной декларации четырех держав (в случае принятия советских предложений по остальным вопросам) об условиях примирения: сохранение Британской империи с возвращением германских колоний, уходом англичан из Египта и Гибралтара, подмандатных территорий, немедленное предоставление Индии прав доминиона (это положение вскоре было убрано). Что касается Китая, то отмечалась необходимость заключения почетного мира для Чан Кай-ши с сохранением за Японией Маньчжоу-го. В отношении Англии программа, изложенная в возможной декларации, была явно нереальной.
Вечером 10 ноября советская делегация во главе с Молотовым отбыла в Берлин. В неё также входил нарком черной металлургии И.Т. Тевосян, заместитель наркоминдела В.Г. Деканозов, заместитель наркомвнешторга А.Д. Крутиков. 11 ноября 1940 года Сталин известил Молотова через полпреда СССР в Германии А.А. Шкварцева, что считает необходимым не допустить, в случае попытки немцев, внесения в текст советско-германских деклараций упоминания об Индии, что могло быть использовано «контрагентами» «как каверзу, имевшую цель разжечь войну». Опасения были небезосновательными. С началом войны руководители Индийского Национального Конгресса фактически потребовали независимости. Они, в частности, категорически возражали против вовлечения Индии в войну «без согласия ее народа или представителей этого народа». Это соответствовало решению Конгресса, принятому в апреле 1936 г. – выступать против участия Индии «в любой империалистической войне».
В 1.00 12 ноября советская делегация прибыла на Ангальтский вокзал в Берлине. Её встречали Риббентроп, Кейтель, обер-бургомистр столицы Юлиус Липперт и др. Прием был торжественным. Вслед за этим последовали встречи с Риббентропом и Гитлером. 12 ноября, на встрече с Молотовым, Риббентроп заявил, что Германия уже выиграла войну и что признание этого факта со стороны Англии – дело времени. Он был очень самоуверен: «Мы будем продолжать воздушные налеты на Англию. В последнее время мы активизируем действия нашего подводного флота, развертывание действий которого ограничивалось из-за недостатка подводных лодок. Теперь количество их увеличивается. Мы полагаем, что одна Англия не сможет этого выдержать. Англия имеет одну надежду – помощь США. На суше вступление в войну США не имеет значения для Германии. Италия и Германия не пустят на континент ни одного англосакса. Помощь со стороны американского флота сомнительна. Англия может надеяться на получение самолетов и других военных материалов из США. Какое количество их дойдет до Англии, Риббентроп не знает, но думает, что в результате действий нашего подводного флота – очень немного.» В октябре 1940 г. потери британского торгового флота составили уже 103 судна общим водоизмещением 443 тыс. тонн.
Будучи полностью уверен в военном успехе, германский министр фактически предлагал советскому наркому раздел мира на сферы влияния между Германией, Италией, Японией и СССР, в котором Берлин мог бы получить назад свои колонии в Западной и Восточной Африке, Рим – расширить имеющиеся в Северной и Северо-Восточной Африке, Токио – в Юго-Восточной Азии, а Москва, заключив соглашение с Токио по образцу советско-германского – получить выход в океан «тоже на юге». Границы «юга» не конкретизировались, но Риббентроп предлагал обратить внимание на такого союзника Великобритании, как Турция. Для начала предлагалось энергичное содействие германской и итальянской дипломатии в пересмотре условий конвенции Монтрё. Молотов уклонился от обсуждения предложений, сославшись на то, что СССР не был участником «пакта трех» и для начала хотел бы получить более точную информацию об условиях этого договора и, в частности, о понятии «великое восточноазиатское пространство».
В тот же день, 12 ноября 1940 года, гостя принял Гитлер. Накануне этой встречи Молотов успел отправить телеграмму Сталину, сообщая, что Риббентроп среди прочего предлагал ему поддержку в пересмотре конвенции Монтре, предлагал рассматривать Иран как сферу влияния СССР, в которой он может получить выход «к Персидскому заливу и Аравийскому морю». Германия, кроме того, была заинтересована в компромиссе между Японией и Китаем. Молотов не связывал себя обязательствами и заявлениями. На встрече рейхсканцлер заявил о том, что две страны – Германия и СССР – желают мира и поэтому должны сотрудничать. «Речь идет о двух больших нациях, — сказал Гитлер, — которые от природы не должны иметь противоречий, если одна нация поймет, что другой требуется обеспечение определенных жизненных интересов, без которых невозможно её существование.» Хозяин считал, что война с Англией уже выиграна на 99% и предлагал обсудить обстоятельства, которые принуждают Германию действовать для достижения окончательной победы. Берлин не просил о военной помощи, но хотел, чтобы его действия, как например, ввод войск в Румынию, были бы верно поняты Москвой. После окончания войны они покинут страну.
«Проблемы, которые стоят перед Россией, — особо отметил Гитлер, — это Балканы и Черное море. Политически Германия в этих проблемах совершенно не заинтересована, однако она не может допустить того, как это было в Салониках в прошлую войну, — там обосновались англичане.» Впрочем, в любом случае, выход из Черного моря не давал СССР свободного выхода в океан, так как в Средиземном море должна была господствовать Италия, а Германия могла сыграть роль «честного маклера» для реализации соглашения между Токио и Москвой. Гитлер заявлял, что хочет создать блок континентальных держав, которые не позволили бы Великобритании и США выйти на континент. Этот довод дал возможность Молотову вновь вернуться к содержательной части «пакта трех», тем более, что Гитлер предложил рассмотреть возможность присоединения к этому договору Советского Союза. На этом беседа закончилась.
Первый обмен мнениями состоялся. Встреча продолжалась 2,5 часа. Сразу же после её окончания Молотов составил отчет, направленный Сталину телеграммой. Изложение беседы он завершил следующими словами: «Наше предварительное обсуждение в Москве правильно осветило вопросы, с которыми я здесь столкнулся. Пока я стараюсь получить информацию и прощупать партнеров. Их ответы в разговоре не всегда ясны и требуют дальнейшего выяснения. Большой интерес Гитлера к тому, чтобы договориться и укрепить дружбу с СССР о сферах влияния, налицо. Заметно также желание толкнуть нас на Турцию, от которой Риббентроп хочет только абсолютного нейтралитета. О Финляндии пока отмалчиваются, но я заставлю их об этом заговорить.»
Тем временем Криппс, который так и не встретился с Молотовым, потребовал встречи с Вышинским. Она состоялась 11 ноября 1940 года. Британский посол расценил отказ от встречи с ним как недружественный акт со стороны Советского правительства и спросил – можно ли считать отказ от ответа на сделанные им предложения и поездку Молотова в Берлин. На взгляд посла, после всего случившегося об улучшении англо-советских отношений речи уже не было. Это походило на шантаж нелюбовью в случае непринятия британских предложений. И Берлин, и Лондон требовали от Москвы выхода из её нейтрального положения, что никак не соответствовало интересам СССР.
Вышинский был категоричен: «Я ответил Криппсу, что неправильно было бы связывать поездку тов. Молотова в Берлин с отношением Советского правительства к английским предложениям. Цель поездки т. Молотова совершенно ясно указана в коммюнике. Что же касается предложений британского правительства, то я могу сообщить Криппсу лишь мое личное мнение о тех настроениях в нашей среде, которые вызваны английскими предложениями. Я должен прямо заявить, что не понимаю, чего хочет Англия, т.к. в своем заявлении Англия говорит о таких предложениях, которые дают меньше того, что мы в настоящее время имеем. Неужели английское правительство не понимает, что представляют собой эти предложения? Я буквально поражен, как могло правительство Великобритании делать СССР такие предложения, особенно, когда Англия находится в осаде. Криппс снизил тон и заявил, что необходимо договориться об общей базе. В ходе беседы Криппс пытался сказать о своем негодовании. Я его резко осадил.»
13 ноября Молотов встретился с Герингом, тот убеждал гостя в превосходстве германской авиации, которая станет решающим оружием победы над Англией. Рейхсминистр признал факт задержки выполнения Германией заказов, сделанных советской стороной, но объяснил это тем фактом, что большая часть этих заказов относилась к предметам вооружения, в которых была заинтересована германская армия. С другой стороны, Геринг признал и тот факт, что советская сторона полностью и в срок выполняет свои обязательства. Молотов требовал соблюдения графика поставок, особенно в той части, которая касалась технологии. Переговоры продолжались, и Кремль явно не торопился принимать предложения немцев. 13 ноября Молотов через полпреда в Берлине получил рекомендации Сталина относительно ведения переговоров. Фактически они сводились к уходу от каких-либо точных заявлений и обязательств – в целом Молотов должен был вести линию, намеченную накануне его визита, 9 ноября, и, в частности, ждать предложений немцев в отношении Ирана и Турции и по-прежнему добиваться включения Болгарии в состав сферы советского влияния.
В тот же день Молотов отчитался перед Сталиным о своих встречах с Герингом и с заместителем Гитлера по НСДАП Рудольфом Гессом. Немцы демонстрировали свою готовность соглашениям и диалогу. Молотов предлагал реализовать эту готовность в действиях, и прежде всего в Финляндии. Для этого необходимо было вывести из этой страны немецкие войска и прекратить в Финляндии и Германии демонстрации, направленные против СССР. Вопрос о разделении сфер влияния, и в том числе в отношении Финляндии, был поставлен во время встречи Молотова с Гитлером. Тот считал, что раздел сфер влияния был уже произведен и к тому же в пользу Советского Союза, а Германия нуждается в Финляндии, как в стране-поставщике леса и никеля, а на фоне конфликта в Норвегии она особо заинтересована в безопасности перевозок по Балтике. Гитлер заявил, что во время войны он никогда не откажется от особых интересов в Финляндии. И Гитлер, и Молотов были согласны с тем, что сотрудничество более выгодно для каждой из их стран, чем противостояние, но договориться все же не смогли.
На самом деле Гитлер не собирался идти ни на какие уступки ни в Румынии, ни в Финляндии. Еще 31 августа он заявил о том, что «не остановится ни перед чем в целях защиты германских интересов» и что «Румыния неприкосновенна», что касается Финляндии, то он собирался «вдоволь снабдить Финляндию высококачественной материальной частью...» Итак, по вопросам, которые были важны для Москвы, возможности диалога не было. Вместо этого Гитлер предложил своему гостю обсудить вопрос о наследстве начинающейся распадаться, по его мнению, Британской империи. Гальдер записал слова своего руководителя: «Задача – разгромить Англию и распродать её наследство с аукциона.» Рейхсканцлер предлагал огромный передел мира, который должна была осуществить «мировая коалиция» в составе Германии, Италии, Франции, Испании, Японии и Советского Союза. Он заявил о своей готовности пересмотреть в пользу Москвы условия конвенции Монтре. Предложение Молотова предоставить такие же гарантии Болгарии со стороны СССР, какие получила от Германии и Италии Румыния, интереса у Гитлера явно не вызвало. Он сослался на необходимость узнать мнение самой Болгарии и проконсультироваться с дуче.
После этой беседы в тот же день последовала встреча Молотова с Риббентропом, во время которой министр зачитал наркому текст проекта соглашения между СССР, Германией, Италией и Японией о разделе сфер влияния в Европе и Азии сроком на 10 лет. Африка должна была быть разделена между Германией и Италией, Европа становилась зоной влияния Германии, Азия к югу от Маньчжоу-го – Японии. Советскому Союзу предлагалось южное направление, к Индийскому океану. СССР должен был получить право прохода военных кораблей через Босфор и Дарданеллы. Такое же право сохранялось лишь за другими черноморскими странами, т.е. Румынией, Болгарией и Турцией, а также Германией и Италией. Это предложение не было поддержано Молотовым, обратившим внимание собеседника на неравноценность значения Проливов для СССР, с одной стороны, и Германии и Италии с другой. Советский политик отметил важность для безопасности положения на Проливах советских гарантий Болгарии, и намекнул, что режим Проливов Москва предпочла бы обсудить с Анкарой. Взаимопонимания не было и в вопросе о будущем режиме Датских проливов. Вопрос о будущем выхода из Балтики в Атлантику остался без ответа. «Обе беседы не дали желательных результатов.» - Доложил 14 ноября Молотов Сталину об итогах своих встреч с Гитлером и Риббентропом.
Визит главы СНК и НКИД в Берлин был недолгим и непродуктивным. Официальное сообщение о его итогах гласило: «Обмен мнений протекал в атмосфере взаимного доверия и установил взаимное понимание по всем важнейшим вопросам, интересующим СССР и Германию.» Молотов направил две благодарственные телеграммы – на имя Гитлера («Покидая пределы Германии, прошу Вас, господин рейхсканцлер, принять благодарность за радушный прием, оказанный мне в Германии) и Риббентропа («Благоволите принять, господин рейхсминистр, мою искреннюю благодарность за широкий и теплый прием, оказанный мне и моим спутникам в памятные дни пребывания в Германии»). Оба текста были протокольными, т.е. не выходили за пределы положенной в такого рода визитах вежливости. Гитлер был в ярости – он считал, что договориться с Москвой не удастся, а неуступчивый, спокойный и настойчивый стиль ведения переговоров Молотова явно раздражал фюрера германской нации. После отъезда гостя Гитлер отдал приказ продолжить разработку планов нападения на СССР. Уже 17 ноября 1-й обер-квартирмейстер Генерального штаба ген.-л. Фридрих Паулюс сделал доклад о ходе этой работы.
При возвращении Молотова в Москву на Белорусском вокзале его ждала торжественная встреча, в которой приняли участие дипломаты «стран Оси», в том числе несколько десятков немецких во главе с послом. Все шло по протоколу. Германские офицеры взяли под козырек при исполнении «Интернационала», граф фон Шуленбург изображал радушие. Молотов был непроницаем. Максимум чувств, которые он позволил себе, — взял на руки и поцеловал в щечки двух маленьких девочек. 21 ноября в Большом театре давали премьеру «Валькирию» в постановке С.М. Эйзенштейна. Все дипломаты – представители Германии и её союзников - опять присутствовали, немцы демонстрировали радость, но в воздухе, по свидетельству румынского посла чувствовалось напряжение.
На самом деле визит Молотова в Берлин не привел к желаемым для руководства Третьего рейха последствиям, что ускорило принятие решения о подготовке войны против СССР. 18 декабря 1940 г., ссылаясь на «вполне достоверную информацию», полученную «из чешских источников», Майский доложил в Москву о том, что 29 ноября, на собрании высшего командного состава германской армии Кейтель допустил ряд откровенно негативных высказываний о России и «дал при этом явно понять, что фюрер очень недоволен нежеланием «русских» вести разговоры о “новом порядке в Европе” и вообще о разделе мира на “сферы влияния”.» Чем ближе было нападение, тем меньше склонны были церемониться в выражениях немецкие генералы. Они вдохновлялись примером своего фюрера. «Русский человек неполноценен. – Заявил он на совещании 5 декабря. – Армия не имеет настоящих командиров. Смогли ли они за последнее время серьезно внедрить правильные принципы военного руководства в армии, более чем сомнительно. Начатая реорганизация русской армии к весне еще не сделает ее лучше. Весной мы будем иметь явное превосходство в командном составе, материальной части. войсках. У русских все это будет, несомненно, более низкого качества. Если по такой армии нанести мощный удар, её разгром неминуем.»
18 декабря 1940 г. в Берлине была подписана «Директива №21» - план «Барбаросса». Решение было принято: «Германский вермахт должен быть готов к тому, чтобы разгромить Советскую Россию в решительной кампании еще до окончания войны против Англии.» Директива предписывала немедленно приступить к подготовке к нападению и закончить её к 15 мая 1941 года. В нападении должны были принять участие Финляндия и Румыния. Документ был совершенно секретным, сделано было только 9 копий, с которыми работали руководство ОКВ, а также оперативные штабы армии, авиации и флота. 1 января 1941 Восточный Отдел иностранных армий Генерального штаба подготовил обзор политико-моральной стабильности Советского Союза и боеспособности Красной Армии. В нем были отмечены перемены во внутренней политике, даже отход от «подлинного марксистского учения», перемены в организации и подготовке армии, начавшиеся после финской войны.
Оценка возможностей РККА была категоричной – армия не способна к наступлению: «Войска, которые являются массовыми и значительными по количеству современного оружия, будут храбро сражаться. Они не отвечают требованиям современного наступления, особенно при взаимодействии всех видов оружия, одиночной инициативы в часто не хватает. В обороне, особенно с учетом более длительного времени на подготовку, Красная Армия добьется хороших результатов в удержании позиций. "Способность держатьcя даже в случае поражения и пассивно сдерживать сильное давление особенно присуща русскому характеру". Восточный отдел Генштаба оценивал силы РККА в 100 стрелковых и 25 кавалерийских дивизий, 30 мото-механизированных бригад, 12-14 тыс. самолетов.
Активно готовясь к агрессии против СССР, Берлин продолжал вести с Москвой переговоры о продлении экономических контактов, и 10 января 1941 г. подписывается соглашение в развитие программы, намеченной в 1939 и 1940 гг. Импорт из Германии и из Советского Союза должен был быть примерно равен – 620-640 млн. марок с каждой стороны. Официальное коммюнике довольно точно описывало содержание договора: «СССР поставляет Германии промышленное сырье, нефтяные продукты и продукты питания, в особенности зерновые; Германия поставляет СССР промышленное оборудование.» В тот же день был подписан договор, по которому Германия соглашалась с результатами демаркации границы с Советским Союзом на участке, прилегающем к Балтике. Берлин признавал новую границу, т.е. переход к Литовской ССР новых территорий.
Все это уже ничего не меняло. НКИД получал все больше сообщений о том, что Гитлер собирается напасть на СССР. 13 апреля на встрече с заместителем главы НКИД Лозовским, ссылаясь на свои источники в Германии, это сделал американский посол в СССР Штейнгардт: «Остерегайтесь Германии, это больше, чем простые слухи, этот шаг немцев будет безумием, но они могут это сделать.»
Айрапетов Олег
Комментарии читателей (0):