4 января 1939 года принц Коноэ подал в отставку, его преемником на посту главы японского правительства стал политик крайне правого толка, близкий по убеждениям к фашистам, — Кисиро Хиранума. В отличие от своего предшественника, он не считал необходимым договариваться с США и был сторонником укрепления отношений с Берлином и Римом. Под влиянием военных Хиранума взял курс на политическое сближение с Германией против СССР, правда, при том условии, что время выступления против Москвы Токио выберет самостоятельно. Но обстановка располагала к новой и более масштабной, чем под Хасаном, пробе сил. В частности, наметились положительные для Японии изменения на китайском направлении. В январе 1939 года в Чунцине был проведён V Пленум ЦИК Гоминдана — был взят курс на борьбу с внутренним врагом.Уже в апреле чанкайшисты снова начали нападать на отряды Красной армии Китая.Советский полпред в Китае сообщал в докладе от 11 мая — несмотря на значительные военные успехи японцев и использование фигуры Ван Цзин-вэя, им не удалось добиться ни капитуляции китайского правительства, ни прекращения сопротивления на занятых территориях. Чан Кай-ши и его окружение больше японцев опасались коммунистов, так как в случае победы над внешним врагом они остались бы один на один с внутренним. Разумеется, это сказалось и на подозрениях Чан Кай-ши в отношении СССР, помогавшего и его правительству, и коммунистам Мао Цзе-дуна. Таким образом, даже без формального политического успеха у японцев возникала возможность создания единого неформального антикоммунистического фронта в Китае.
Все эти изменения немедленно сказались прежде всего на сухопутных границах СССР и Монголии с Маньчжоу-го и Японией. В приказе о задачах боевой и политической подготовки на 1939 год Ворошилов заявил: «Рабоче-Крестьянская Красная Армия, как и весь советский народ, готова всегда жить в мире со всем миром, но Рабоче-Крестьянская Красная Армия также готова каждый миг в порошок стереть любого врага, дерзнувшего напасть на страну трудящихся. Если враг навяжет нам войну, Рабоче-Крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий». Войска должны были совершенствовать свое обучение, отрабатывая тесное взаимодействие пехоты с танками, артиллерией, авиацией, при подготовке боевых действий особенное внимание должно было уделяться флангам, переходу от конного строя к пешему и наоборот и т.д.
БУДЬТЕ В КУРСЕ
Шла ускоренная подготовка к войне. Опасность её на Дальнем Востоке была очень велика. По данным советской разведки к февралю 1939 года в Китае и Маньчжурии находилось: пехотных дивизий — 24 и 9 (всего 33); артиллерийских бригад — 4 и 2 (6); авиаотрядов — 19 и 10 (29); людей — 752 и 359 тыс. (1111 тыс.); орудий — 1975 и 1052 (3027); танков — 1295 и 585 (1880); самолётов — 1360 и 355 (1715). Данные численности японских войск на континенте не включают армию в Корее и войска Маньчжоу-Го. Монгольские перебежчики убеждали японское командование — МНР готова к восстанию, армия не будет сражаться вместе с красноармейцами. 1939 год на Дальнем Востоке начался с активизации японо-маньчжурских сил. С 17 января 1939 года начались нападения на монгольские пограничные посты. За первые 3,5 месяца с начала года было организовано более 30 нарушений на монгольской границе. Отряды японцев и маньчжур провоцировали конфликты, обстреливали советскую территорию и нападали на пограничников.
Советское руководство не могло не заметить роста враждебных действий со стороны соседей. 9 февраля, на 35-летие начала русско-японской войны, «Известия» опубликовали обзорную статью об этих событиях, которая завершалась недвусмысленным предупреждением — СССР сумеет постоять за себя, как он это уже доказал на Хасане. В апреле 1939 года было принято решение об оказании помощи китайским партизанам (оружие, боеприпасы, продовольствие, поставляемое им, должно было быть иностранного производства). Кроме того, руководство пограничных войск в связи с явной активизацией действий японской разведки обратило особое внимание на необходимость усиления контроля над границей и ужесточения мер по борьбе с разведкой потенциального противника.
Главное испытание было впереди. Инициатива выбора района наступления принадлежала японцам. Им стала долина реки Халхин-Гол, находившейся в глубине монгольской территории. Маньчжурская сторона, поддерживаемая японцами, настаивала на том, что граница должна была проходить по реке. Они ссылались на третейское решение цинскими властями спора между баргутами и халхинскими монголами, которое было зафиксировано на карте 1887 года. Ширина реки колебалась от 50 до 130 м, глубина — от 2 до 3, течение было сильным, берега обрывистыми, бродов было мало. Все это делало реку серьёзным препятствием, а для техники она была практически непреодолима. На северном берегу реки находилась гора Баин-Цаган, с высоты которой степь просматривалась на много километров. Естественных укрытий не было.
За Халхин-Голом вглубь монгольской территории начинались солончаки — источников пресной воды не было на несколько десятков километров. К району столкновения со стороны Маньчжурии подходила железная дорога, от ближайшей станции, ставшей основным пунктом снабжения наступавших, было 80 км., в 120 км. проходила ещё одна железнодорожная ветка. В сторону Халхин-Гола от них вели две грунтовые дороги. До ближайшей железнодорожной станции в советско-монгольском тылу было 750 км., что, естественно, значительно усложняло обеспечение союзных войск всем необходимым. Даже пункт снабжения войск дровами находился в 500 км. позади их позиций. Серьёзную помощь в снабжении сыграла авиация. ТБ-3 совершили 925 транспортных рейсов, на позиции было переброшено 1 885 тонн грузов, оттуда самолётами был вывезен 4 571 раненый.
В апреле 1939 года командующий Квантунской армией генерал Кэнкити Уэда издал приказ №1488 — «Принципы разрешения советско-маньчжурских споров». Он, в частности, гласил: «В случае нечёткого обозначения границы, устанавливать её по своей инициативе, а если противная сторона станет этому препятствовать, смело вступать в бой и добиваться победы, не заботясь о последствиях, о которых позаботится высшее начальство». Высшее командование позаботилось и о выделении войск в район будущего конфликта, и о приглашении иностранных военных атташе, в том числе германского и итальянского. Неудивительно, что после такого приказа командующего положение на границе стало резко ухудшаться. С конца апреля монгольские пограничники и советские войска зафиксировали резкую активизацию радиоактивности японцев, разведка донесла о введении японцами военных комендатур на железнодорожных станциях на ветке, близкой к границе. 7 мая японские самолёты начали облёт пограничных территорий с залётом вглубь монгольского воздушного пространства.
В Квантунской армии считали, что в случае успеха в Монголии, безопасность всего советского Дальнего Востока будет поставлена под удар, и советские войска могут быть отброшены в Сибирь почти без боя. 11 мая 1939 года начались провокации в Монголии, которые быстро развились в конфликт с труднопредсказуемым результатом. В этот день отряд баргутов, около 300 чел., имевший на вооружении пулемёты и сопровождаемый 4 грузовиками с маньчжурской пехотой, пересёк границу и двинулся к реке. Произошла стычка с монгольскими пограничниками, двое из них были убиты, один ранен. Пограничники стали отступать, пока не получили поддержку своей пехоты и не остановили противника. 12 мая он был отброшен назад. Естественно, что японская сторона немедленно обвинила монгольские части в нарушении границы, после чего остальное было лишь вопросом времени.
Для советского и монгольского командования начало боев было абсолютной неожиданностью. Командир 57-го корпуса комдив Н.В. Фекленко находился на лесозаготовках в 130 км. от Улан-Батора, начальник штаба корпуса полковник А.М. Кущев охотился. Первый отчёт по прямому проводу 12 мая в 23:00 по Москве Генеральному штабу предоставили заместитель начальника штаба полковник Ф. Третьяков и комиссар корпуса дивизионный комиссар М.С. Никишев. Фекленко и Кущев вернулись в столицу МНР только 16 мая и поначалу не смогли дать Москве точной информации о происходящем, чем вызвали недовольство Сталина. За время их отсутствия произошли важные события. Завязались воздушные бои, которые сразу же продемонстрировали превосходство японских лётчиков. Противник уверенно добивался господства в воздухе. Советская авиация проигрывала первые бои. В Монголии имелось 14 истребителей И-15бис и 24 истребителя И-16, а также 29 бомбардировщиков СБ. Истребители были устаревшими, вооружение их слабым, моторы часто оказывались бракованными, а лётчики — явно недостаточно подготовленными для боёв. В воздух удалось поднять только 21 истребитель, к 20 мая 20 из них было сбито. Вполне выявилось превосходство японской авиации. Советским лётчикам не удавалось ни эффективно вести разведку, ни прикрывать свои войска от ударов противника с воздуха. Начальник Генерального штаба командарм Шапошников 20 мая категорически потребовал от Фекленко «прекратить полёты японцев над территорией МНР».
Японцы заявили о том, что было сбито 42 советских самолёта, а потерян 1 японский. Японская оценка случившегося стала основой публикаций европейской прессы. В Москве узнали о событиях из этого источника и, естественно, были весьма недовольны таким положением. Адъютант наркома обороны комкор Р.П. Хмельницкий потребовал от командования корпуса немедленно наладить бесперебойную связь между районом конфликта, штабом корпуса и Москвой, а также провести разведку и установить масштаб пограничной провокации. При этом войскам и самолётам РККА и МНРА категорически запрещалось пересекать линию государственной границы. Руководство СССР явно не желало дальнейшего развития конфликта. 17 мая комдив Фекленко отдал приказ о приведении 57-го корпуса в боевую готовность для отражения попыток противника перейти границу МНР.
Москва была очень недовольна действиями своих лётчиков. С учётом напряжённого положения дел в Европе и хода переговоров с Англией и Францией военная слабость на Дальнем Востоке явно ставила под вопрос ценность соглашения с СССР. Для укрепления советских ВВС сюда была направлена группа асов во главе с комкором авиации Я.В. Смушкевичем, бывшим старшим советником авиации республиканской армии Испании. Они прилетели на трёх американских транспортных Douglas DC-3. Смушкевич по прибытии возглавил командование советской авиацией. 48 лётчиков, которые имели опыт испанской войны, воспользовавшись временной передышкой, начали интенсивно готовить молодёжь к воздушным боям. В воздухе было непросто — японцы оказались более упорным противником, чем немцы и итальянцы. Для укрепления позиций советских ВВС в Монголии нашу авиацию начали усиливать новыми самолётами — И-153 «Чайка». У них было убирающееся шасси, 4 скорострельных пулемёта ШКАС, более мощный, чем на И-15 и И-16, мотор. Они существенно превосходили японские «Тип 97». Появление новых советских истребителей стало неприятным сюрпризом для японских лётчиков.
19 мая Молотов заявил официальный протест японскому послу в СССР Синэгори Того по поводу нарушения японо-маньчжурскими войсками границы МНР. Тот заявил, что Япония ни на кого не собирается нападать, а про бои на границе ничего не может сказать, так как черпает информацию из газетных публикаций. Наркоминдел предупредил — вторжение очевидно, и мириться с ним никто не собирается. Посол обещал запросить Токио об официальном ответе. Пока шла дипломатическая переписка, на Халхин-Голе продолжались бои. 21 мая командир 23-й пехотной дивизии ген.-л. Мититаро Камацубара отдал приказ о формировании сводного отряда под командованием майора Ямагата. Он должен был вторгнуться на территорию Монголии. Это был первый шаг операции по разгрому МНРА и захвату МНР. К приказу прилагались инструкции начальника штаба дивизии — действовать решительно и быстро, не бросать раненых, «на случай безвыходной обстановки обязательно оставить для себя одну пулю, чтобы покончить жизнь самоубийством, и ни в коем случае не сдаваться в плен противнику».
25 мая Того явился в НКИД с официальным ответом своего правительства. Оно отказывалось признавать право СССР выступать от имени Внешней Монголии, которую все, включая Москву, признавали частью Китая. Речь, по японской версии, шла лишь о пограничном монгольско-маньчжурском конфликте, в котором виновата Внешняя Монголия, не признающая границу по реке Халхин-Гол. Японское правительство считает законной именно эту границу. Молотов отказался принять эти аргументы во внимание. Пока японский дипломат заверял советского наркома в миролюбии своей страны, солдаты его страны разворачивались в боевые порядки для атаки. На рассвете 27 мая солдаты 23-й пехотной дивизии получили приказ «на окружение противника, перешедшего границу в районе Номонхана». Утром следующего дня в районе Халхин-Гола началось наступление 23-й пехотной дивизии японцев на советско-монгольские позиции, которые находились в нескольких километрах от границы. Ему предшествовал бомбовый удар. Японцам помогали маньчжурские части и баргутская кавалерия.
Положение было исключительно тяжёлым, командование 57 корпуса также проявило себя не с лучшей стороны. Командир корпуса комдив Фекленко руководил операциями, находясь в 120 километрах от поля боя при плохо налаженной связи. Общее командование войсками было фактически утрачено, его осуществляли на месте командиры подразделений, по оценкам комиссии во главе с Г.К. Жуковым, вёлся «исключительно неорганизованный бой». К вечеру 28 мая наши войска вынуждены были отступить, но уже на следующий день они отбросили противника на исходные позиции при поддержке тяжёлой артиллерии. Из 2082 чел. действовавшая японская группа потеряла 290, из них 159 убитыми. Разгром был полным, эффективность огня советской тяжёлой артиллерии произвела весьма серьёзное впечатление на солдат противника.
Обстановка на Дальнем Востоке ухудшалась с каждым днём, и никто не мог сказать, чем закончится начавшийся пограничный конфликт. 29 мая Комитетом обороны при Совнаркоме СССР было принято решение довести до штатов военного времени четыре стрелковые дивизии — всего 56 тыс. чел. — и перебросить их в Забайкалье и на Дальний Восток.
Олег Айрапетов
Комментарии читателей (0):