Многополярность в системе смены мировых порядков

Крупный китайский экономист Ван Вэнь из Китайского народного университета рассказал аналитическому порталу «Евразия. Эксперт» о перспективах формирования нового, многополярного миропорядка. То, о чём поведал профессор, интересно прежде всего с точки зрения доминирующих в КНР представлений о путях трансформации мировой системы. Общая логика рассуждений сводится к поэтапной и постепенной эрозии однополярного мира, который, по мнению ученого, безраздельно господствует около двух столетий, за исключением краткого периода холодной войны, когда он принял форму биполярности. Ключевыми элементами строительства многополярности Ван резонно видит сочетание институтов и проектов, зафиксированных определенными договорными обязательствами. Среди институтов профессор выделяет ШОС, отвечающую за безопасность, БРИКС, как инструмент политической интеграции, а в сфере экономики – Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ) и другие институты, среди которых, надо полагать, в первую очередь подразумевается Новый банк развития (НБР) БРИКС. Что касается документально подкрепленных проектов, то к ним он относит китайский «Пояс и путь», ЕАЭС, в котором ведущие позиции принадлежат России, АСЕАН, Всеобъемлющее региональное экономическое партнерство (ВРЭП), соединяющее АСЕАН с Китаем с одной стороны, и Японией и Южной Кореей с другой. Однако для продвижения многополярного мироустройства этого мало, справедливо полагает Ван Вэнь, подчеркивая важность дальнейшего развития интеграционных механизмов.

Эквивалентом состояния и перспектив многополярности он считает соотношение между БРИКС и западной «семеркой». «Долгосрочное устойчивое развитие и долгосрочное превосходство над G7 по национальной мощи являются важной основой для стран БРИКС, чтобы играть свою [ведущую] роль», - уверен профессор, призывающий не обострять противостояние, оставаясь «скромными и осторожными». Ибо «основа G7 все еще сильна, и политика сдерживания в отношении развивающихся экономик будет продолжаться». Именно осторожность, по его мнению, как раз и позволила в последние тридцать лет существенно изменить баланс между «семеркой» и БРИКС. Если в те времена совокупный объем экономик нынешних членов объединения составлял лишь треть от западных конкурентов, то сейчас БРИКС их безоговорочно превзошел по паритету покупательной способности. Ван Вэнь также перечисляет слабые места, по его мнению, стран БРИКС, которые, сохраняя в нынешних кризисных условиях мощный потенциал, сталкиваются со значительными вызовами. Прежде всего, это низкие темпы экономического роста ввиду его зависимости от рисков, исходящих от развитых стран. Центральной задачей преодоления этой тенденции, обеспечивающей быстрое восстановление экономик после ковидного кризиса, которое сейчас тормозится, профессору видится углубление международного экономического сотрудничества, завязанное на экономическую глобализацию.

Что можно сказать? С одной стороны, долгосрочная инерция разрыва в ковидную эпоху экономических связей действительно существует, и Китай с ней сталкивается в первую очередь. Восстановление производственных и логистических цепочек – одно из важнейших положений итоговых документов недавно завершившегося третьего пленума ЦК КПК XX созыва. И оно действительно привязано к экономической глобализации стратегией двойного обращения (DCS), предполагающей приоритет внутреннего рынка в сочетании с созданием максимально благоприятных условий для привлечения внешних инвестиций. По существу это такая гибкость управления, которая позволяет осуществлять быстрый и эффективный маневр ресурсами между внутренним и внешними рынками как оперативное реагирование на изменения конъюнктуры. С другой стороны, само появление этой стратегии связано с ростом в мире геополитической напряженности, которая начинает оказывать серьезное воздействие на экономику. Отсюда упор на внутренний спрос, ибо прежняя стратегия «мировой фабрики» уже не вполне актуальна на фоне протекционистского гегемонизма, вызов которого брошен Китаю. В материале китайского профессора о геополитике и сопутствующих ей факторах ничего не говорится. Между тем понятно, что исходным пунктом политики торговых ограничений в отношении Китая, как в США, так и в ЕС, стало осмысление Западом быстрого китайского развития как угрозы собственному доминированию, на которую если не отыскать ответ, то можно утратить лидерство. Именно поворотом США к противостоянию с Китаем, постепенно внедренному во все стратегические концепции США и НАТО, и объясняются проблемы в торгово-экономическом партнерстве, запущенные, как помним, администрацией Дональда Трампа в первой половине 2018 года в виде «тарифной войны». И именно геополитика – в данном случае сохранение Пекином партнерства с Россией в условиях СВО, несмотря на давление Запада, наряду с китайско-западной конкуренцией, служит фактором, которым Запад оправдывает политику «сдерживания» КНР; причем, когда говорят о Китае, то под сдерживанием со стороны США понимается прежде всего экономическая и технологическая сторона вопроса.

В этих условиях можно, конечно, ставить вопрос о пролонгации «экономической глобализации», только при этом нельзя упускать из виду неизменное стремление Запада обставить ее такими условиями, которые ставят в зависимость от политической глобализации, цена вопроса в которой – сохранение западной гегемонии. На эту дилемму, которая представляется наиболее сложной, Ван Вэнь не отвечает и даже эту дилемму не формулирует, обнаруживая таким образом противоречие. С одной стороны, он продолжает тему «экономической глобализации». К сожалению или нет, но экономически взаимосвязанный мир объективно завязан на однополярную гегемонию, в парадигме которой он развивался после окончания холодной войны. Экономическая глобализация – это система не только связей, но и институтов, выстроенных на основе западного в них лидерства. Утратить или даже разделить его, во-первых, не готов сам Запад, а во-вторых, если подобное произойдет, не факт, что сама система, заточенная на западные параметры со своего создания, такую трансформацию выдержит и не рухнет. Вместе с институтами. С другой стороны, профессор эту систему институтов даже не упоминает, хотя без нее рассуждать об «экономической глобализации» не приходится. Он же говорит о другой, евразийской системе институтов – альтернативной существующей. Называет ШОС, БРИКС, АБИИ, НБР и пр. Но эта система институтов, на недостаточность которой Ван Вэнь справедливо указывает, в случае дальнейшего развития и расширения закладывается в основу уже другой, альтернативной глобализации. И она уже не будет связана с МВФ, Всемирным банком и, в конечном счете, с «двадцаткой», стоящим за ней БМР и банкирской «Группой тридцати». Ведь что такое глобализация как таковая? По наиболее удачному, на наш взгляд, определению американского исследователи Николаса Хаггера, глобализация – это «глобалистская фаза развития одной из мощных цивилизаций», в данном случае западной. Нынешняя система упомянутых институтов, обслуживающих глобализацию, вместе с ней неизбежно рухнет, либо скукожится размером до новых границ Запада, утратив влияние на остальной мир. Новая же глобализация, если до нее дойдет дело, это действительно небыстрый процесс, по опыту нынешней, потребует и новой системы институтов, в фундаменте которой как раз и могут оказаться те самые ШОС, БРИКС, АБИИ и НБР, которые перечислены в статье. Поначалу, а именно начальной этап развития этой новой системы мы сейчас и переживаем, ее влияние будет ограничено нынешними рамками. Отмечаемое изменение баланса между Востоком и Западом – между БРИКС и «семеркой» - это необходимое, но недостаточное условие глобального распространения этих институтов. Другим непременным условием является соответствующее изменение силового баланса, при котором совокупный военный потенциал стран, опирающихся на новую систему институтов, превысит потенциал апологетов старой системы настолько, что военное противостояние между ними станет «игрой в одни ворота». Ну, или, другой вариант, разразится крупный военный конфликт, в котором Запад потерпит поражение, Восток победит, и в этом случае новый миропорядок сложится по схеме, известной человечеству не одно столетие. Вот тогда станет возможной новая глобализация, уже третья по счету, если первой, как считает определенный круг специалистов, был мир перед Первой мировой войной.

Почему у Запада, строго говоря, в этой конкуренции не особенно много шансов против Востока? Во-первых, Запад противопоставляет себя всему остальному миру, в то время, как Восток аккумулирует его, мира, поддержку против Запада. Во-вторых, против Запада объективно работает инерция исторической памяти об его доминировании; это не прощается. В-третьих, более широкий интеграционный потенциал Востока наглядно зафиксирован украинским кризисом, в котором он проявился как проекция допотопного негатива в фотографическом проявителе.

Какие у этих перемен перспективы? Очень хотелось бы, чтобы на этот раз экономика вышла из тени большой политики, точнее геополитики, и экономическая глобализация стала бы самостоятельным фактором равноправного развития человечества. Однако что-то подсказывает, что это вряд ли возможно, ибо рано или поздно межцивилизационная конкуренция вновь приведет к возвышению одних и упадку других. Почему? По выведенному Арнольдом Тойнби закону «Вызова-и-Ответа», опровергнуть который пока никому не удавалось. Все это без сомнения стратегической мыслью понимается, но это понимание не придается гласности, ибо доведение его до широкой общественности разрушит многие мифологемы большой политики.

Очень многое указывает на то, что переживаемая сегодня турбулентность – это начальный этап той самой глобальной трансформации. В ее рамках многополярность можно рассматривать не конечным, а промежуточным финишем, так сказать, апофеозом смены эпох, точкой бифуркации, из которой глобальное развитие, двинувшись в привычном направлении, сменит конкурентный вектор на вектор стабилизации в едином, новом миропорядке. В такой модели многополярный мир окажется отнюдь не «золотым веком» пресловутого «конца истории», а верхней, пиковой точкой турбулентного этапа, смягчить который способен только консенсус основных, по Збигневу Бжезинскому, «геостратегических действующих лиц». Долгое время считалось, что таким консенсусом станет ось США – Европа. Потом, по мере возвышения Китая, заговорили о треугольнике. И только сейчас, когда российская СВО на Украине обозначила императив постсоветской интеграции, существенно подорвав европейский потенциал, стало понятно, что единственно возможным вариантом консенсуса является не раз упоминавшийся автором этих строк «треугольник [Генри] Киссинджера»: США – Китай – Россия. Правда, мэтр вкладывал в него несколько иное содержание, но нас в данном случае по понятным причинам больше интересует форма. Дело за «малым»: определиться, мирным или военным путем это будет достигнуто.