Интересную тенденцию в международных отношениях уловила французская Le Monde. По мнению маститой журналистки Сильвии Кауфманн, с многолетним опытом работы в России и Восточной Европе, США и Юго-Восточной Азии, нынешняя европейская активность на китайском направлении объясняется просьбами Вашингтона помочь США в том, чтобы разрушить альянс России и Китая. Так ли это? «Акула пера» усматривает эту тенденцию, во-первых, в срочном визите в Китай немецкого канцлера Олафа Шольца, который прошёл в канун визита китайского лидера Си Цзиньпина во Францию, а во-вторых, в действиях нового главы французского МИД Стефана Сежурне, который продвигает в европейской политике своей страны американские нарративы.
В статье немало здравых рассуждений. В частности, автор, констатируя, что сближение Москвы и Пекина началось «не вчера», а ещё, по её мнению, в 2014 году («знает кошка, чьё мясо съела!»), объясняет динамику российско-китайских отношений совместной оппозицией американскому глобальному господству. Не чужда ей, надо признать, и вполне адекватная мысль об изменении глобального баланса сил, в котором инициатива уходит от атлантического Вашингтона и в целом Запада к евразийскому Востоку. Другим, после 2014 года, рубежом, переломившим мировую ситуацию, она называет 2022 год, начало СВО и западных санкций против Москвы, в результате чего Европа утратила статус главного российского торгового партнёра, уступив его Китаю. Просьбы же США к европейским столицам, намекает Кауфманн, служат прикрытием укрепления Вашингтоном «индо-тихоокеанского блока», противопоставленного альянсу Москвы и Пекина.
Демонстрируя градус американской озабоченности этим альянсом, автор обращает внимание на распространение Вашингтоном ряда ранее засекреченных данных об источниках неожиданного для Запада роста российского ОПК в условиях западных санкций:
"В последнем квартале 2023 года импорт в Россию станков, которые можно использовать в производстве баллистических ракет, более чем на 70% обеспечил Китай. А в течение всего прошлого года из Поднебесной поступило 90% микроэлектроники, имеющей решающее значение для производства ракет и танков. Кремль получает значительные доходы от экспорта нефти в Китай и Индию, которые теперь компенсируют Москве потерю европейского рынка. Но материальная поддержка со стороны Пекина, масштабы которой до сих пор были недооценены, похоже, играет важную роль, даже если Китай не пересекает красные линии и не поставляет России военную технику".
И вот как раз здесь – ключевое звено ошибочности подобных рассуждений, которую лучше всего рассмотреть на примере именно квалифицированных авторов, к которым, несомненно, принадлежит наша героиня. Во-первых, на Западе с задержкой реагируют на коррективы матчасти, которую до конца не понимают, а кое-чего попросту не знают. Во-вторых, и это еще важнее, ограничивают свои выводы только матчастью, исключая такую категорию как национальные интересы, которые автоматически, в рамках изначально заданной логической траектории, приравнивают к корпоративным интересам. А это не так. Ключевым элементом западной модели да, являются корпорации. Существует схема, которая эту модель объясняет, предложенная еще в 2011 году удивительно честным и по-своему уникальным исследованием специалистов Швейцарского федерального технологического института (ШФТИ). Коротко: внутри подвергшихся исследованию связей 43 тыс. корпораций было выявлено некое «большое» ядро из 1318 компаний, а внутри него – малое «ядро» - 147 наиболее интегрированных друг с другом. Последующее изучение проблемы уже за рамками ШФТИ позволило выявить совсем «узкое» ядро – около 10-12 компаний по управлению активами, крупнейшей из которых является BlackRock. А «маткой», держащей нити акционерных связей внутри этого «узкого» круга, — тесно переплетенная с ЦРУ Vanguard Group. Конечные, скрытые от глаз, бенефициары этой «десятки» и составляют директивный управленческий центр так называемой «рыночной» экономики, задавая в ней правила игры. Только вот инструментом борьбы за передел этого мира, разделенного между корпорациями, как показал еще более ста лет назад В.И. Ленин, выступают не они сами, а государства. Когда Шольц на днях отправился в Китай, его да, сопровождали множество корпоративных «начальников», но главную тему, как раз ту, о которой пишет Кауфманн, Си Цзиньпин обсуждал с ним, а не с главами Siemens или Mercedes, которых переключили на премьера Госсовета Ли Цяна и вице-премьера Хэ Лифэна. Опыт прошлогоднего паломничества в Пекин целой плеяды западных «звезд бизнеса» первой величины – от J.P. Morgan до HSBC и Корпорации лондонского Сити – показал, что лишь единицы из них получали аудиенцию у председателя Си. А в Китае именно это служит «знаком качества» визитера и результативности его предложений. Власть на Востоке устроена иначе, чем на Западе, и делая упор на корпоративное представительство, Запад всякий раз наступает на одни и те же грабли. И с Пекином, и с Москвой. Поэтому изначально ущербными, в том числе в торгово-экономических вопросах, являются попытки разговаривать с кем-то, кроме первых лиц. Будет команда – будет и бизнес, нет – значит, нет. И никакая «эффективность» здесь не указ. Западные СМИ этого не догоняют, поэтому и промахиваются в своей аналитике, объясняя эти промахи не узостью собственного понимания, а восточным этатизмом и «авторитаризмом». Навешивать ярлыки, разумеется, проще, чем докапываться до сути.
Мы на этом останавливаемся так подробно потому, что именно здесь лежит ось восточно-западных противоречий, эквивалентом которых служат наблюдаемые ныне попытки дискриминации Западом – и США, и Европой – например, того же китайского высокотехнологичного экспорта. Запад, в соответствии со своей системой координат, требует от Пекина убрать государственное субсидирование, которое, по его мнению, создает Китаю преимущества, а Китай отказывается принимать эти претензии, ибо единицей измерения в восточной оптике служит не корпорация, а государство. И изобретенный в западной парадигме запрет государственных инвестиций с приоритетом частных на Востоке исключён именно потому, что корпорациями там управляет государство, а не корпорации – государством. По большому счёту схватка сегодня в глобальной экономике идёт между не западной и российско-китайской коалициями, а двумя, принципиально различными, способами экономической организации. Условно, с поправкой на XXI век, именуемых «капитализмом» и «социализмом». Россия в этой схеме – не в «китайской», как ошибочно считает Кауфманн, а в восточной части мира, с органически присущими ей планово-социалистическими началами. Буквально несколько дней назад один пентагоновский эксперт сетовал на камеру, что Запад не может нарастить производство снарядов российскими темпами потому, что этому сопротивляется западный ВПК, требующий от власти долгосрочных контрактов, то есть денег, а не политических установок. Это, как мы видим, всё та же «перестроечная» дилемма между планом и рынком. Если на Западе рынок – квазирегилигиозный суррогат Абсолюта, то на Востоке, по красноречивому определению Си Цзиньпина, — всего лишь способ «перераспределения ресурсов». Не более того. И пока на Западе этого не поймут – будут проигрывать в конкуренции, цепляясь при этом за «правила» отживающих свой век глобальных институтов. Сегодня, кстати, и китайские товарищи, ранее пытавшиеся эти институты перестроить, превратив в равноправные, поняли, что это невозможно и ориентируются на создание системы новых институтов, отражающих реалии восточной экономической модели.
Теперь по матчасти. Россия и Китай сблизились не в 2014 году и не в связи с СВО, а гораздо раньше, в канун мирового финансового кризиса 2008-2009 года. В Пекине тогда отвергли притязания наезжавших в китайскую столицу Генри Киссинджера и Збигнева Бжезинского с предложением «Кимерики» - раздела мира между США и Китаем на двоих. И совместно с Россией отбили атаку кризиса, который затевался с целью обрушения пирамиды госдолга США вместе с долларом. Вместо дефолта Запад оказался вынужденным залить кризис деньгами, так и не решив с тех пор главной проблемы, которая предопределяет его прогрессирующую слабость – 30-триллионного долгового навеса, который в реалиях нынешней системы попросту не отыгрывается. Что касается тандема Владимира Путина и Си Цзиньпина, который, обойдя по влиянию на мировые дела англосаксонский тандем Лондона и Вашингтона, становится решающим фактором мировой политики даже по признанию впадающих от этого в истерику западных СМИ, то он сформировался в 2010 году. В результате целой серии переговоров будущих на тот момент лидеров, продолжавшихся почти неделю в подмосковной резиденции Завидово. Во власть в 2012 году в России и Китае лидеры пришли с уже совместным, надо полагать, отработанным проектом, в рамках которого особое место отводилось форс-мажорным фазам; именно поэтому Восток сегодня выглядит намного убедительнее Запада, дополнительно расколотого американской «перестройкой». Дежавю спарринга Горбачева и Ельцина в схватке Байдена и Трампа в Европе, например, уже широко признается.
США не столько пытаются разыграть европейскую карту против сотрудничества Китая с Россией, сколько стремятся перевалить на Европу ответственность за конфронтацию с Москвой, чтобы самим сосредоточиться против Пекина. Прагматик Трамп, в силу стоящих за ним интересов определенных элитных групп, это обстоятельство понимает лучше ушибленного глобалистской идеологией Байдена, но глобалисты своего упускать не намерены. Поэтому главная проблема Запада – это не Китай и не Россия, а сами США, которые стремительно превращаются в поздний СССР, благодаря не только геополитическому надрыву, но и внутренним тормозам системы, не позволяющим ей нарушить удушающие границы идеологических «скрижалей». Об этом недавно очень доходчиво и на конкретных примерах написал последний посол США в СССР Джек Мэтлок.
Россия не «бросилась в объятия Китаю», как утверждает Кауфманн; имеет место сбалансированное, взаимно обусловленное сотрудничество наших сторон, направленное на удержание глобального паритета. Китай уравновешивает США в экономической сфере, Россия – в военной. И одно без другого не работает. Бешенство Запада этим фактом связано с тем, что сожрать наши две страны можно только поодиночке, а такой возможности Москва и Пекин, наученные уже собственным опытом прошлого века, Западу не предоставляют. И не предоставят, судя по итогам XX съезда КПК и недавних выборов в нашей стране. Между строк у авторши сквозит тщательно скрываемое беспокойство перспективами скорого визита Путина в Пекин и далее в Пхеньян, что, собственно, и вызывает столь нервную динамику на Западе, олицетворением которой служат немецкий и французский лидеры.
Наконец, несмотря на мантры Вашингтона и его экспертов по поводу «индо-тихоокеанского блока», дела у США в нем идут не блестяще. «Охмурить» Индию, направив ее против России, эксплуатируя индийско-китайские противоречия, у Вашингтона не получилось. А других точек логистической привязки нет, кроме разве что острова Диего-Гарсия. Поэтому успехи байденовской «политики альянсов» так и ограничиваются АТР, не имея к ИТР никакого отношения. А это означает, что план создания против объединяющейся Евразии «анаконды», представляющей собой цепь, охватывающую континент с Востока, Запада и Юга, проваливаются. К этому добавляется антизападная фронда глобального Юга. С военной точки зрения это означает, что западный и восточный ТВД будут вынуждены действовать в изоляции друг от друга, с беспрецедентным по дальности плечом коммуникаций (особенно благодаря хуситам), в то время, как в Евразии, которая находится внутри геополитической «подковы», коммуникации облегчаются не только краткостью и прямотой маршрутов, но и удаленностью от морей, с которых исходят основные угрозы.
Так что можно констатировать: медленно и с очень большим и ржавым скрипом продвигается на Западе процесс осмысления врывающейся в жизнь новизны. И чем дольше там будут хвататься за отжившие штампы и модели – тем глубже окажутся масштабы западного геополитического отступления. Только нам не следует торопиться и подгонять «клячу» Истории. Всему свое время.
Павленко Владимир
Комментарии читателей (0):