Американская политика сдерживания Китая даёт Вьетнаму исторический шанс. Сегодня, когда глобализация, как её понимали в начале 1990-х, сворачивается, некоторые государства получают привилегии «просто за то, что они есть», и руководство Вьетнама стремится не упустить возможности, открывающиеся для развития стомиллионной страны. Риски велики, и всё зависит от искусства рулевых, прокладывающих курс между конфликтующими интересами великих держав. Об этом пишет заместитель главного редактора портала «Валдайский клуб», кандидат политических наук Антон Беспалов.
На этой неделе состоялся государственный визит председателя КНР Си Цзиньпина во Вьетнам, в ходе которого стороны подтвердили стратегический характер своих отношений и договорились строить «сообщество общего будущего». Этому предшествовали дебаты о формулировках: вьетнамские дипломаты настояли, чтобы вьетнамский и английский переводы китайской формулы «сообщество единой судьбы» звучали более нейтрально. Кроме того, Ханой поддержал китайскую идею «сообщества общего будущего для человечества», а также инициативы глобального развития, глобальной безопасности и глобальной цивилизации. Все они в той или иной мере перекликаются с российским видением многополярного мира – и воспринимаются на Западе как вызов «миропорядку, основанному на правилах» под эгидой США.
Между тем всего три месяца назад Ханой с государственным визитом посетил президент США Джо Байден. Во время визита стороны подписали соглашение о всеобъемлющем стратегическом партнёрстве, ставшее для Вьетнама важной вехой: впервые эта идея была озвучена ещё в 2011 году, но не реализовалась ни при Бараке Обаме, ни при Дональде Трампе. Следует отметить, что этом году Вьетнам стал единственной страной, которую посетили и американский, и китайский лидеры. Это говорит не только о том, сколько внимания уделяют Вьетнаму ведущие центры силы, но и о его способности взаимодействовать с любыми игроками.
Стиль вьетнамской внешней политики получил название «бамбуковой дипломатии»: согласно официальной трактовке, дипломатия Вьетнама «ярко отражает характерные черты вьетнамского бамбука, отличающегося прочным корнем, крепким стволом и гибкими ветками». И действительно, вьетнамская дипломатия из года в год демонстрирует и крепкость, и гибкость. Основная задача Ханоя – упрочить свои позиции в условиях разворачивающегося противостояния между великими державами, которое не только чревато очевидными опасностями, но и открывает новые возможности для развития.
Вьетнам является классической «средней державой», способной в определённой степени влиять на международную политику и быть одним из региональных центров силы. Среди стран АСЕАН он находится на третьем месте по населению (100 миллионов человек) и объёму ВВП по паритету покупательной способности (почти 1,5 миллиарда долларов), а в неофициальном рейтинге военной мощи Global Firepower занимает второе место в регионе.
Политика экономических реформ, начатая в 1986 году, позволила Вьетнаму стать одним из «азиатских тигров новой волны». Сегодня вьетнамская экономика демонстрирует уверенный рост, составивший с начала 2023 года 4,24%. ВВП на душу населения по ППС вырос за последние 20 лет в восемь раз. При этом, по классификации Всемирного банка, Вьетнам по прежнему относится к странам с низким уровнем доходов. В данную категорию он вошёл в 2009 году, а сегодня приближается к следующей – стран с доходами выше среднего уровня. Примечательно, что Китай прошёл этот путь к 2010 году, так что распространённая оценка «Вьетнам – это Китай 10-15 лет назад» имеет под собой все основания.
Сегодня мир переживает процесс сворачивания глобализации в её классическом понимании, и такие страны, как Вьетнам, делают всё, чтобы успеть воспользоваться теми её плодами, которые пока ещё доступны. Относительная дешевизна рабочей силы является конкурентным преимуществом Вьетнама на фоне удорожания производства в Китае. Прежде преимущественно аграрная страна стала одним из «сборочных цехов» Азии. С конца 2000-х годов бурно развивается электронная промышленность, причём южнокорейская компания Samsung Electronics обеспечивает четверть всего вьетнамского экспорта.
Вместе с тем очевидно, что страна не может вечно довольствоваться ролью «сборочного цеха» и ей нужно более значимое место в глобальных цепочках добавленной стоимости. Вьетнамских экспертов уже не первый год беспокоит зависимость от прямых иностранных инвестиций: в целом на компании, контролируемые иностранными инвесторами, приходится более 70% всего экспорта Вьетнама. Правительство принимает меры по исправлению этой уязвимости, создавая условия для выхода частного бизнеса в сферу производства и высокотехнологичные сектора и для повышения экспортного потенциала отечественных компаний.
Крупнейшим экспортным рынком Вьетнама являются США (109 миллиардов долларов, или 29% вьетнамского экспорта), на втором месте – Китай с 16%. По итогам 2022 года Вьетнам занял шестое место среди экспортёров в США, став, по некоторым оценкам, крупнейшим бенефициаром американо-китайского «разъединения». Что касается импорта во Вьетнам, то почти треть его (118 миллиардов долларов) приходится на Китай (вместе с Гонконгом – 40%), за которым следуют Южная Корея, Япония и Тайвань (в совокупности на страны Восточной Азии приходится 59% вьетнамского импорта).
При том что Китай является крупнейшим торговым партнёром Вьетнама, две страны участвуют в затяжном споре вокруг Южно-Китайского моря, который, по мнению многих аналитиков, может стать ареной крупнейшего противостояния ближайших десятилетий. Не вдаваясь в хронологию спора и аргументы сторон, отметим, что он приобрёл новое качество в начале 2010-х годов, когда Китай начал проводить всё более уверенную внешнюю политику. КНР продолжила провозглашённый ещё Гоминьданом курс, постулирующий суверенитет Китая над участками суши в пределах так называемой 11-штриховой (позже 9-штриховой) линии, с чем категорически не согласны другие государства Южно-Китайского моря. Китай и Вьетнам претендуют на Парасельские острова и архипелаг Спратли во всей их полноте (причём китайская 9-штриховая линия с некоторых пор изображается десятью штрихами).
Реальность «на земле» (в данном случае уместнее сказать «на воде») такова, что группа Спратли состоит из сотен островов, рифов и отмелей (называемых в совокупности «морскими возвышенностями»), большей частью необитаемых. Вьетнам и Китай фактически контролируют примерно по полтора десятка этих «возвышенностей», разместив на них свои военные гарнизоны. Часть оставшихся находится под контролем военных Филиппин, Малайзии, Брунея и Тайваня. Парасельские острова контролирует Китай, который в 1974 году выбил оттуда гарнизон Южного Вьетнама. Ряд «возвышенностей» в группе Спратли также перешёл под контроль Китая в результате силовых действий против Вьетнама и Филиппин.
Российские исследователи Андрей Дикарёв и Александр Лукин выделяют четыре составляющие интереса Китая к этому региону:
- субъективное ощущение исторических правооснований на почти всё Южно-Китайское море в сочетании со стремлением поддержать престиж государства;
- потребность в «стратегической глубине» для защиты прибрежных китайских городов силами военно-морского флота;
- стремление обеспечить стратегический доступ к открытым водам Индийского и Тихого океанов для реализации инициативы «Пояс и путь»;
- желание иметь беспрепятственный доступ к морским ресурсам, особенно к рыбным и углеводородным.
Всё это категорически не соответствует представлениям США о балансе сил и собственной роли в Азии. Результатом политики «разворота к Азии», провозглашённой администрацией Обамы, стал курс на сдерживание Китая, сначала завуалированное, а затем – всё более открытое. Вашингтон занялся укреплением своих старых альянсов в регионе – прежде всего с Филиппинами – и интенсифицировал политический диалог с Вьетнамом, начавшийся в середине 1990-х. Американская позиция по спору в Южно-Китайском море эволюционировала от нейтралитета и отказа от оценок правомочности территориальных претензий тех или иных государств к поддержке стран, противостоящих Китаю. Именно как ещё один шаг по сдерживанию Китая воспринимается в США подписание соглашения о всеобъемлющем стратегическом партнёрстве с Вьетнамом.
В 2020 году США впервые официально заявили о неприемлемости притязаний Пекина на острова в Южно-Китайском море и поддержали позицию Филиппин, опираясь на решение Постоянного третейского суда в Гааге от 2016 года. Как отмечает Дерек Гроссман, после этого заявления «Вьетнам, вероятно, почувствовал чуть большую уверенность в том, что США планируют поддержать претензии Ханоя на острова Спратли в пределах его ИЭЗ». При этом на неофициальном уровне поддержка этих претензий звучит в США уже довольно давно. Так, ещё в 2014 году специалист по международному праву Рауль Педрозо писал, что «притязания Вьетнама на острова Южно-Китайского моря, являются, по всей видимости, более обоснованными [чем у Китая]».
Следует отметить, что на пике глобализации взаимные территориальные претензии фактически не являлись помехой развитию экономических и политических отношений между странами региона. Так, невзирая на всю остроту спора вокруг Южно-Китайского моря, Китай стал (в 2008 году) первой страной, с которой Вьетнам подписал соглашение о всеобъемлющем стратегическом партнёрстве. До аналогичного статуса партнёрство с Россией было поднято в 2012 году (хотя с 2001 года она была единственным стратегическим партнёром Вьетнама). Вьетнам претендует на те же морские возвышенности группы Спратли, что и Филиппины, но это не препятствует двум странам согласовывать свои позиции в споре с Китаем. Наконец, Тайбэй формально претендует на всё те же острова, что и Пекин, – а следовательно, имеет территориальный спор с Вьетнамом и Филиппинами, – но фактически занимает ту же сторону, что и они. Та самая «стратегическая двусмысленность», которая является основой тайваньской политики Вашингтона, в той или мере практикуется основными участниками спора в Южно-Китайском море.
Однако всё более активное вовлечение в этот спор Соединённых Штатов будет означать необходимость для его участников переходить от двусмысленности к однозначности – и, вероятно, большей конфронтационности. Это стало бы серьёзным вызовом для Вьетнама, основой оборонной политики которого является принцип «четырёх нет»:
- не вступать в военные союзы;
- не поддерживать одну страну против другой;
- не размещать у себя иностранные военные базы и не позволять использовать свою территорию против других стран;
- не использовать силу или угрозу силой в международных отношениях.
Очевидно, что поддержка Вьетнама со стороны США обусловлена тем, насколько это вписывается в общую задачу сдерживания Китая. Кроме того, если с точки зрения реальной политики американо-вьетнамское «всеобъемлющее стратегическое партнёрство» выглядит естественным, то ценностные расхождения между двумя странами слишком очевидны. При всей искусности США в лавировании между соображениями ценностей и национальных интересов, представить себе по-настоящему тесный альянс Вашингтона с государством, декларирующим социалистический путь развития, довольно сложно. Тем более что многие американцы вьетнамского происхождения – а это самая правая азиатская диаспора в США – прохладно относятся к укреплению связей с «коммунистическим режимом», который, по мнению некоторых аналитиков, находится «ближе к китайской стороне китайско-американского спектра».
То, что у «всеобъемлющего стратегического партнёрства» между США и Вьетнамом есть пределы, понимают обе стороны. Вьетнам – не единственный претендент на ту роль, которая на заре глобализации была уготована Китаю (хотя в нынешних условиях буквальное повторение китайской истории успеха невозможно). Вместе с тем американская политика сдерживания Китая даёт Вьетнаму исторический шанс. Как отмечалось в начале, эта страна начала воспользоваться плодами глобализации с отставанием от Китая на 10-15 лет. Сегодня, когда глобализация, как её понимали в начале 1990-х, сворачивается, некоторые государства получают привилегии «просто за то, что они есть», и руководство Вьетнама не может позволить упустить возможности, открывающиеся для развития стомиллионной страны. Риски также велики, и конечный результат зависит от искусности рулевых, прокладывающих курс между конфликтующими интересами великих держав.
Комментарии читателей (0):