Тут претензия на «большую философию» — ту самую из Петербурга Достоевского 19 века. Когда вопрос «вошь я, или право имею», право избранного унизить или раздавить вошь, преступить жизнь человека исключительно по своему желанию — решается целиком положительно и без мучений Раскольникова, хладнокровно и спокойно, на протяжении десятилетий. При этом сохраняя даже высокий статус в обществе, в околонаучной и богемной среде Петербурга 21 века, сообщает ТГ-канал "РМ".
Соколов не просто играется в «Наполеончика», он считает себя им. И видит Наполеона прежде всего как переступающего черту между человеком и сверхчеловеком. А сверхчеловек — это тот, кто может пустить в расход человека просто так и не поморщившись.
Когда он ведёт девчушку в платье 19-го века на реконструкции бала бонапартистов в Германии — в его глазах не восхищение красотой и игрой в историю, в нём убийственно холодный взгляд Избранного на своих рабов, на бездушное мясо, на вошь, которая права не имеет.
Таких наполеонов в советское время т.н. карательная психиатрия держала под жёстким присмотром, что высмеял в комедии Гайдай. И если бы Соколов был бы сейчас где-нибудь там, то нет проблем — но нет, он долгие десятилетия считался авторитетным реконструктором, проводил балы, выступал с лекциями. И все эти годы, судя по всему, переступал через «человеков» — психологически или физически унижал воспитанниц и окружающих.
Более того, судя по тому, что заявление другой его жертвы легло под сукно прокуратуры, а окружающие не решались говорить об очевидно ненормальном отношении «Наполеончика» к людям, то Соколова кто-то прикрывал. И этот кто-то, не исключено, такой же «Наполеончик», но с более мохнатой лапой и, видимо, куда более «сверхчеловеческий» в своих действиях.
Достоевский очень тонко показал, как развивается психология избранничества сверхчеловека — не сразу как право убить, нет, она, постепенно, шаг за шагом подбирает себе для помощи доводы и исторических персонажей, чтобы обосновать величие себя и полную бесполезность других. И всё только для того, чтобы обосновать убийство невинного человека. Сначала мысленно, для себя (мол, человек не человек, а вошь), а потом уже и физически, буквально.
Но ещё хуже, когда такого рода психология становится не личной, а социальной — когда она востребована прослойкой людей, успешных и статусных. Такое отношение — я избранный, а все вокруг лузеры — расцветает среди апологетов неолиберализма, оно пропагандируется современными идеологами успешной жизни, винерами и топами. Это крайний эгоизм, возведённый в абсолют: Я есть мир, всё остальное вокруг — вспомогательный материал. Соколов даже сейчас, когда плачет в камере и просит очки, чтобы читать, всего лишь играет и внутри себя презирает всех вокруг, ненавидит.
И то же дворянство или аристократизм для них — всего лишь псевдоисторическая оболочка, способ обосновать своё право сверхчеловека. Отсюда и вся эта мода на высшее общество 19-го века среди части нынешней элиты, родом из «святых 90-х». Скрыть преступную идею сверхчеловека за аристократизмом, который, на самом деле, есть служение государству.
«Наполеончик» Соколов — это тип нелюдя, который довёл идейку сверхчеловека до расчленёнки. Но ведь многие из его единомышленников относятся к людям так же, не прибегая к ней.
Ранее на ИА REX: С легкой руки Симоньян история с Соколовым превращается в феминистскую возню
Комментарии читателей (0):