Полемика, вспыхнувшая вокруг марксизма, побуждает рассмотреть его через призму мировой истории и национальных интересов России.
А. Дж. Тойнби – знаковая фигура, определявшая очень многое на протяжении 30 лет, с 1925 по 1955 гг. – времени, в котором он возглавлял директорат Королевского института международных отношений (современное название – «Chatham House»). В 1919-1921 гг. в структуре КИМО были созданы филиалы в крупнейших доминионах Британской империи, а также во Франции, Голландии - стране, «подарившей» Британии в конце XVII в. свою «оранжевую» династию, и в США. Учреждение Совета по международным отношениям произошло на договоренностях Тойнби с полковником Э. Хаусом – советником президента США В. Вильсона, скромно именовавшим себя «властью за троном». Вместе с Б. Барухом (крупным олигархом, преемником Хауса при Ф. Рузвельте), Тойнби участвовал в спецоперации по возвращению во власть У. Черчилля. На условиях диаметрального изменения его отношения к двум вещам – сионизму, который он до этого обличал, и Гитлеру, которым искренне восхищался.
Тойнби теоретически разработал категорию «цивилизация» в виде, отличном от киплинговского «ухода от варварства», из которого вытекала цивилизаторская «миссия белого человека», лежащая в основе пресловутых «общечеловеческих» ценностей. («Постижение истории» и сегодня считается основополагающим трудом; о том же, что в России эта теория была успешно разработана Н.Я. Данилевским еще за столетие до Тойнби, на Западе вспоминать не любят). Тойнби входил в состав «Круглого стола» - объединения влиятельнейших адептов британского глобально-имперского доминирования, созданного на закате викторианской эпохи, в 1891 г., С. Дж. Родсом – основателем названной его именем Родезии, а также алмазной империи «De Beers», близким партнером Ротшильдов. Еще Тойнби – это Бенилюкс, о создании которого он договорился с А. Даллесом, а также реализация «плана Маршалла», ставившего целью создание «супергосударства», в которое пытаются превратить Евросоюз. (Диссидент В. Буковский, вслед за Горбачевым, называет ЕС «вторыми Советами» и рассматривает его результатом горбачевского же «сговора» с закулисными кругами, стоявшими за видным германским социал-демократом Э. Баром, – в обмен на разрушение СССР).
БУДЬТЕ В КУРСЕ
- 27.07.13 Заслуживает ли полемики марксизм? Ефим Андурский
- 08.01.13 К чему приведёт закон, обеспечивающий юридическое признание неписаных обычаев на территории РФ: мнения
Продвигая европейскую интеграцию, Тойнби всячески покровительствовал Ж. Моннэ – экс-советнику Рузвельта, имевшему репутацию «идейного отца» ЕС. Еще на Копенгагенской конференции 1931 г. Тойнби сформулировал «генеральную линию» КИМО следующим образом: «В настоящее время мы сотрудничаем со всеми, кто может заставить все национальные государства …забыть о загадочной силе, называемой суверенитетом. И мы постоянно отрицаем то, что делаем в действительности».
Спустя 30 лет, в 1961 г., уже покинув «Chatham House», в лекции «Америка и мировая революция», прочитанной в Университете Пенсильвании, Тойнби разоткровенничался: «Мне не нужно объяснять тему моего исследования... Лишь немногие вопросы современности имеют столь же замечательную важность и представляют столь же значительный интерес, как этот». (В ноябре 2003 г. Дж. Буш-мл., выступая в Национальном фонде поддержки демократии, открыто призовет к «глобальной демократической революции»; в 2005-м и 2009 гг. это повторят К. Райс и Б. Обама – оба раза в Каире, «сердце» будущей «арабской весны»).
Идеи Тойнби были развиты Римским клубом в направлении «революции мировой солидарности». В докладе Э. Ласло «Цели для человечества» (1977 г.) была представлена «концепция глобальной солидарности», потребовавшая формирования «глобального этноса», вооруженного «общечеловеческой моралью» (ценностями), путь к которой пролегал через мировую «этическую» революцию и интеграцию мировых религий при ведущей роли иудаизма.
Вся эта прелюдия, помимо прояснения вопроса о так называемых «общечеловеческих» ценностях (к которым нам предстоит вернуться), посвящена еще одной задаче – демонстрации уровня компетенции Тойнби и его встроенности в систему глобальных элитных связей. Это требуется для того, чтобы по достоинству оценить следующие его мысли, касающиеся России и увидевшие свет на пике влияния их автора, пришедшегося на первые послевоенные годы. «…Коммунизм есть оружие …западного происхождения. Не изобрети его в XIX веке Карл Маркс и Фридрих Энгельс, …коммунизм никогда бы не стал официальной российской идеологией. На Западе, где данное учение возникло, оно считалось ересью. Это, по сути, была попытка критики Запада в его неспособности следовать собственным христианским принципам в сфере экономической и социальной жизни якобы христианского общества. …Это мировоззрение, принятое Россией в 1917 г., особенно подходило ей в качестве западного оружия для развязывания антизападной идеологической войны…» (Из сборника «Цивилизация перед судом истории»).
В статье «Византийское наследие России», не вошедшей в этот сборник, Тойнби подчеркивал, что угроза «…завоевания и насильственной ассимиляции Запада, постоянно заставляет русских овладевать достижениями западной технологии. Этот рывок был совершен по крайней мере дважды в русской истории: первый раз Петром Великим, второй – большевиками…».
Здесь самое время указать на соотношение цивилизаций с системами ценностей. Воспользуемся докладом «Россия в многообразии цивилизаций», опубликованным в 2009 г. Институтом Европы РАН: «…Вводя нравственные критерии добра и зла в оценки отношений между людьми, система ценностей служит …сеткой координат, вне которой любая цивилизация утрачивает идентичность, если не сам смысл существования. …Хотя с течением времени ценности могут эволюционировать, их основа все же сравнительно стабильна. Они устойчиво закреплены в нравах и обычаях народов, догматах и ритуалах религиозных конфессий, нормах законодательства».
Обратим внимание: нормы законодательства в формировании ценностей – на последнем месте, позади народных нравов и обычаев и религиозных традиций. А Запад, по мнению крупного ученого Э.А. Азроянца, - «единственная из цивилизаций», ставящая вперед «право, законы и контракты». И поэтому то немногое, что действительно можно предъявить марксизму, это – неоправданная постановка экономического «базиса» вперед «политической» (а на самом деле социокультурной) «надстройки». Все диаметрально противоположно: социокультурная составляющая – подлинный базис, а надстройкой служит экономика. Именно поэтому ключевым субъектом исторического процесса являются не классы, а цивилизации (Россия, как и Китай, Индия, Иран, Япония, в отличие от Запада, – государство-цивилизация).
Но… эту методологическую ошибку по имени «экономический детерминизм», занесенную в теорию и опровергнутую практикой, советский коммунизм исправил. Иначе бы не выжил. Однако еще со времен Р. Рейгана ту же самую ошибку унаследовал современный финансовый капитализм Запада, что и ведет его сегодня к неминуемому краху. На эту угрозу еще в середине XX в. указал основоположник миросистемной теории Ф. Бродель, что было конкретизировано и углублено его последователями, например И. Валлерстайном.
Тойнби прямо не писал о проектном характере цивилизаций. Но подразумевал это, указывая, что «коммунизм послужил России орудием привлечения в свой стан …огромного большинства человечества, которое не принадлежит ни к России, ни к Западу. …Исход борьбы за (его) лояльность …может кардинальным образом повлиять на решение российско-западного конфликта …». О цивилизационной проектности также упоминали многие мыслители и политики: на Западе – О. Шпенглер, тот же Э. Хаус, З. Бжезинский, Г. Киссинджер, М. Тэтчер; в России – Ф.И. Тютчев, В.С. Соловьев, К.Н. Леонтьев, Ф.М. Достоевский, В.О. Ключевский… Невооруженным глазом видно, что российский опыт осмысления этой проблемы куда серьезнее, старше и богаче западного и носит не поверхностно-прикладной, актуально-политический, а глубинно-фундаментальный, духовно-мировоззренческий характер.
Цивилизационный проект – главный инструмент продвижения интересов той или иной цивилизации. По определению М. Хазина, дополненному автором этих строк, под ним понимается система ценностей (идея), созданная совокупностью культурных, исторических, социальных, государственных и иных традиций доминирующей или претендующей на доминирование цивилизации, воплощенная в системах смыслов (нормах) и распространяемая в духовной и материальной сферах посредством экспансии, приобретающей соответствующие институциональные формы. Н. Хаггер проиллюстрировал функционирование проектного механизма следующим примером. «…Единственный способ воплотить в жизнь стандарт единого мира, - пишет он в книге “Синдикат. История мирового правительства”, – это глобалистская фаза развития одной из мощных цивилизаций…» (М., 2009. С. 61).
Здесь мы подходим к главному - проектной конкуренции ведущих претендентов на воплощение этого стандарта. Цивилизаций, которые в своем развитии образуют наиболее продолжительные цепочки проектных преемственностей, составленные из поэтапно реализуемых проектов и потому называемые мной «магистральными» (по аналогии обозначением в истмате оказывающих глобальное влияние революций). Запад и Россия пережили больше всех (по четыре) проектных трансформаций (авторский термин, означающий переход от завершающегося проекта к следующему, преемственному), а их противостояние протекало на протяжении всех последних пятисот лет, став главным содержанием этой весьма продолжительной и насыщенной эпохи. Во внутрицивилизационной борьбе Запад последовательно переходил от католического (латинского) проекта к протестантскому (капиталистическому), от него – к империалистическому и, наконец, - к англосаксонскому (по К. Каутскому, - к консолидации победившим национальным империализмом остальных в глобальный «ультраимпериализм»). Геополитическим эквивалентом этих трансформаций стал переход центра Запада из континентальной Европы в «островной» англосаксонский мир.
Россия пережила свои проектные фазы: Киевская Русь, Московское царство, Российская Империя, СССР.
Опустив детали этих трансформаций, предложим интересующимся диссертацию автора этих строк, основные положения которой изложены в автореферате (http://dissers.ru/avtoreferati-doktorskih-dissertatsii/politika/134). Имеются и упрощенно-популярные варианты, например, недавняя «трехсерийная» публикация «Глобализация: конец истории и времен?» (http://akademiagp.ru/v-b-pavlenko-v-v-shtol-globalizaciya-konec-istorii-i-vremen-nachalo; http://akademiagp.ru/v-b-pavlenko-v-v-shtol-globalizaciya-konec-istorii-i-vremen-prodolzhenie; http://akademiagp.ru/globalizaciya-konec-istorii-i-vremen-okonchanie). Ведь в рамках обсуждаемого вопроса нас интересуют не механизмы проектных трансформаций как таковых, а проектная эволюция марксизма.
Зарождение коммунистического проекта осуществлялось тем же порядком, что и любого другого: формирование проектной идеи, укоренение ее в «опорном» субъекте, появление проектной элиты (или контрэлиты, по типологии В. Парето). Единственное отличие: роль «опорного» субъекта для коммунизма первоначально выполняла не страна (страны), а международные структуры и организации – Союз коммунистов, I и II Интернационалы. Однако, выступая «побочным» продуктом эрозии капитализма внутри самой западной цивилизации, коммунизм в XIX в. предпринимал попытки укоренения в «опорных» странах. К ним можно отнести лондонские «временные» (эмигрантские) революционные правительства (возникшие в ходе революций 1848-1849 гг.), Ирландскую республику (антибританский конфиденциальный документ по Ирландии Генерального совета I Интернационала от 1870 г.), а также Парижскую коммуну.
Именно в связи с «ирландским вопросом» Маркс и Энгельс отметили, что результатами эксплуатации колоний, наряду с буржуазией, в полной мере пользуются и английские рабочие, что и породило британский тред-юнионизм (который в дальнейшем повлиял на марксизм в направлении его оппортунистического перерождения). Так классовый подход соединился с цивилизационным. Однако коррекция самого Маркса ограничилась признанием, что «отмирание государства» - длительный процесс, на первом этапе которого государство превращается из органа, «стоящего над обществом», в орган, «всецело ему подчиненный». (Обратим внимание: считающий марксизм «преступной идеологией» Е. Андурский, как выясняется, - куда больший марксист, чем все его оппоненты).
С проектной трансформацией капитализма в империализм, соответствующий раскол произошел и в марксизме. При этом фундаментальное осмысление империализма как новой стадии или проекта, началось на самом Западе, в трудах Дж. А. Гобсона (1902 г.) и К. Каутского (1914 г.) с одинаковым названием «Империализм». Ленинский труд «Империализм как высшая стадия капитализма» появился лишь в 1916 г.
Большинство европейских партий, входивших во II Интернационал, отказались от самостоятельной проектности марксизма, вернувшись в капитализм в процессе его трансформации в империализм. И согласились на роль левого фланга двухпартийных систем (пример: эсеро-меньшевистские Советы при кадетско-эсеровском Временном правительстве). Меньшинство, прежде всего русские большевики во главе с В.И. Лениным решительно разорвало с оппортунизмом западных марксистов, принявшись за разработку (sic!) собственной теории государства, которая в итоге и воплотилась в СССР и советском проекте. В основе этого процесса, многократно ускоренного Первой мировой войной, находился ленинский тезис о неравномерности развития в условиях империализма, что скорректировало теорию «непрерывной революции» Маркса в направлении сначала победы социалистической революции, а затем строительства социализма «в отдельно взятой стране».
Эта формулировка - уже не «интернациональный» марксизм в изначально заложенном в него «чистом» виде и смысле. А другой, русский марксизм, обладающий рядом существенных особенностей. По поводу революции В.И. Ленин, вместе с И.В. Сталиным и Л.Д. Троцким, разошлись с меньшевиками во главе которых стоял «отец русского марксизма» Г.В. Плеханов. По отношению к строительству социализма «в отдельно взятом» СССР, Сталин разошелся с Троцким и поддержавшими его «левыми» и «правыми» уклонистами. Плеханову, с точки зрения марксистской догматики, показался недопустимым быстрый переход от Февраля к Октябрю (между ними, по его представлениям, должен был пролегать длительный период капиталистического развития). Троцкого, согласившегося тогда с Лениным по ряду субъективных причин, в том числе зависимости от глобальной олигархии, «отрядившей» его на борьбу за власть в Октябре и после него, не устроил уже курс Сталина на строительство социализма в СССР, не дожидаясь «мировой революции». Подобно Плеханову, он заклеймил его как волюнтаристское извращение марксизма.
Результат известен: благодаря Сталину и вопреки 1-му разделу Конституции 1924 г. (переписанной в 1936 г.), Советский Союз стал красной Российской Империей, а не прообразом «Мировой Социалистической Советской Республики». Расхождение между этими вариантами и продиктовало разницу между построенной вождем сверхдержавой и «охапкой хвороста» в «костер мировой революции», роль которой отводил России Троцкий.
Как видим, мазать весь марксизм «одним миром» – значит, расписываться в исторической некомпетентности и политической близорукости.
Что касается Плеханова и меньшевизма, то результаты длительного исторического прозябания «между Февралем и Октябрем» мы наблюдаем в современной России. По Ленину, такое «гниение» может продолжаться сколь угодно долго (см. «Крах II Интернационала»).
Почему у Ленина и Сталина, а впоследствии и у Мао Цзэдуна, получилось, а у Керенского с Милюковым и у Ельцина с «гайдаро-чубайсами» - нет? Потому, что движение от классического марксизма в сторону русской (или китайской) специфики сопровождалось восстановлением системообразующих традиционных норм проектной идеи. Масштаб коммунистического «инновационного» вмешательства в русскую православную традицию постоянно уменьшался. Апофеозом стала фактическая симфония государства и Церкви в годы Великой Отечественной войны, а также успешное совместное противодействие экуменизму с помощью московского Всеправославного совещания 1948 г., отодвинувшего вовлечение православного мира во Всемирный совет церквей, именуемый нередко «протестантским Ватиканом». Именно отход Н.С. Хрущева от этой сталинской линии на укрепление союза коммунистов и православных и запустил механизм разрушения СССР. Так «оттепель» стала генеральной репетицией «перестройки».
Итак, советский проект – не случайный исторический зигзаг, а закономерный этап эволюции российской проектности, уложенный в общий исторический контекст, ревизия основ которого привела к катастрофе. И потому он не является «выпадением из истории», которое соответствует как раз постсоветскому беспроектному существованию.
Ну и как быть с попытками г-на Андурского «приклеить» марксизму «преступное» содержание, если даже идеологи антикоммунизма и антисоветизма (не только Тойнби, но и Черчилль, и Киссинджер) признают, что он спас страну и ее государственность, ответив на вызов западной экспансии? Но в глазах Андурского, на фоне «гражданского общества» пресловутых «креаклов», готовых капитулировать перед Западом подобно Плеханову и Троцкому, это никакой ценности не имеет,.
Уточним: западная экспансия, запущенная Февралем 1917 г. (который американский посол в Петрограде Фрэнсис охарактеризовал «внешним управлением с согласия самих управляемых») спустя два десятилетия переросла в общеевропейскую агрессию под знаменами Третьего рейха. Дать ей отпор смогла только страна победившего Октября - революции, которая даже некоммунистическими мыслителями рассматривалась «окончательным разрывом с «формально-демократической», европеизированной – секуляризованной и космополитической - государственностью» (П.Н. Савицкий, Н.В. Устрялов).
Понятно, что Андурскому ни Устрялов с Савицким, ни даже Тойнби, считавший, что «Запад боится нового имперского Вызова со стороны России», что он «не приемлет никаких радикальных Ответов на свой собственный Вызов России», тем самым объективно ограничивая ее цивилизационную идентичность, - не указ. Как и Маркс, Хантингтон или Черчилль с Киссинджером, а тем более Данилевский или Ленин со Сталиным. Как и любой «образованец», учившийся «понемногу, чему-нибудь и как-нибудь», весьма поверхностно знакомый с достижениями мировой и российской философской и общественно-политической мысли, Андурский – сам себе и Тойнби, и Маркс, и Оксфорд с Гарвардом, и РАН со всеми ее институтами. Цивилизационную идентичность России он не понимает и отвергает на клеточном уровне идеологических клише и штампов. Как и цивилизационную органичность России для коммунизма, доказанную успешностью решения стоящих перед страной сложнейших задач, многократно подкрепленную мнением умов, мягко говоря, более глубоких и многомерных, нежели леволиберальный ум Андурского. Назовем хотя бы А.И. Деникина, В.В. Шульгина, Н.А. Бердяева, Н.О. Лосского и других.
Жизненные принципы такого типа людей весьма далеки не только от кантовского «категорического императива», но и от любого идеала и идеализма вообще. Все сводится к банальному маркетингу - продвижению товара под названием «общечеловеческие ценности» и «себя любимого» как продавца этого товара. Да и сами эти «ценности», то по большому счету считаться таковыми не могут. Это - потребности, апеллирующие не к социальному, коллективистскому, а к индивидуалистическому, биологическому началу в человеке – представлениях о физической жизни, достатке и удовлетворении физиологических нужд. («Живи на яркой стороне…», «ешь, пей, жуй…», принимай «сиалекс с аликапсом» - и будет тебе «общечеловеческое», то есть потребительское «щ-щ-щастье»).
Духовные же ценности, составляющие цивилизационную идентичность или, по формуле Данилевского, «культурно-исторический тип», у каждой цивилизации свои, и не кто иной как Тойнби признавал, что если бы «западный человек» захотел бы в этом разобраться, ему пришлось бы «…посмотреть на столкновение между остальным миром и Западом глазами огромного незападного большинства человечества». И выяснилось бы, что в этом столкновении, «…которое длится к нынешнему времени уже четыре или пять веков, …именно Запад нанес удар – и очень сильный – остальному миру…».
В заключение – о справедливости.
Андурский прав в том, что справедливость – действительно выше закона, особенно не учитывающего народные традиции, укорененные в религиозном, духовном мировосприятии.
Но справедливость никогда и не относилась к «общечеловеческим» ценностям - ни в рублях, ни в долларах она не измеряется. Справедливость – неотъемлемая часть выстроенной на православии русской цивилизационной идеи, глубоко и необратимо внедренная во все ее нормы бытия и общежития («Но есть и Божий суд, наперсники разврата!..»).
Апеллируя к справедливости применительно к «общечеловеческим ценностям», Андурский совершает подмену понятий. Пример его участия в трагической судьбе соседей никак не отменяет этого факта, ибо никак с ним не соотносится.
Подчеркиваю это, несмотря на то, что целиком и полностью нахожусь в этом случае на его стороне и считаю начатую им защиту интересов престарелых родителей погибшей Марины и ее дочери абсолютно справедливой и благородной. Верю, что именно так – по справедливости – поступит и суд, ибо обладаю собственным опытом. В свое время мой товарищ по службе, проживавший с женой в ее квартире, был ею изгнан и переселился в служебный кабинет. Командование отнеслось к этой ситуации с пониманием и выделило ему квартиру (тем более, что положена она ему была давно – подполковник, «афганец» и т.д.); переехать в нее жена, а с ее подачи и двое близких тогда к совершеннолетию сыновей, которым он помогает до сих пор, отказались. Года четыре назад, когда товарищ развелся, а затем создал новую семью, в которой родилась дочь, бывшая жена объявилась и подала в суд на раздел полученной им квартиры. Мне тогда пришлось не только выступить свидетелем, но и приложить немало сил, чтобы позвать на помощь ряд давно уже бывших к тому времени общих сослуживцев.
Вердикт затянувшегося на четыре с половиной часа судебного заседания сразил наповал даже видавших виды адвокатов: в иске отказать! («Зацепиться» удалось за то, что квартира, в которой товарищ, слава Богу, и по сей день живет с новой семьей, – единственное жилье и у него, и у его супруги; а, следовательно, и у ребенка, которому на момент суда едва исполнился год).
Не удовлетворил исковых претензий и суд следующей инстанции, а дальше него бывшая жена (кстати, имевшая в собственности две квартиры), «разочаровавшись» в отечественном правосудии, не пошла.
Не являясь юристом, не могу однозначно судить ни о том, как это выглядит по закону, ни о гипотетической эксклюзивности для участия в подобных ситуациях «правозащитного» статуса.
Но то, что решение судьи справедливое – мне и тогда, и сейчас яснее ясного. Поэтому однозначно и искренне, без всякой двусмысленности, пожелаю Ефиму Андурскому успеха и буду рад, если судебная справедливость восторжествует и на этот раз. Надеюсь на это – мы ведь в России живем, а не на Западе!
Владимир Павленко – доктор политических наук, действительный член Академии геополитических проблем, специально для ИА REX.
Комментарии читателей (0):