Будущее Латинской Америки и будущее социализма в Латинской Америке: Экспертное интервью ИА REX

Эксперт ИА REX Виктор Олевич взял интервью у журналиста-международника, собкора Русской службы ВВС в Чили Олега Ясинского о динамике социальных и политических перемен в Латинской Америке и будущем левого движения в регионе.

Виктор Олевич: Латинская Америка - единственный со времен окончания холодной войны регион, где лево-патриотические силы с анти-американским уклоном пришли к власти сразу в нескольких странах. По сути, Латинская Америка сейчас куда "левее", чем в те времена, когда Советский Союз был готов охотно поддержать анти-империалистические движения в странах Центральной и Южной Америки. Чем обьясняется этот парадокс? Каковы основные причины успеха левых в регионе?

Олег Ясинский: Прежде чем ответить, я хочу остановиться на одной терминологической детали. Мне кажется, что слово «антиамериканский» - понятие не только устаревшее, но и крайне неточное. Все страны Латинской Америки – страны ничуть не менее американские, чем США, больше века назад узурпировавшие название целого континента… при этом Соединенные Штаты Америки – единственная американская страна по сути не имеющая собственного названия. А с другой стороны – почти все левые и прогрессивные силы стран региона никогда не были и не являются «антиСША», выступая против имперской внешней политики и культурной экспансии правительств Соединенных Штатов, латиноамериканские левые никогда не отождествляли эти правительства с народом США, к которому никто здесь не питает враждебных чувств… и это не дань политкорректности, а часть интернационалистической этики, которая всегда была сильна среди латиноамериканских левых. В этом смысле термин «антиамериканизм» больше похож на пропагандистское изобретение североамериканских политиков, чем на здешние социальные реалии.

Теперь по сути. Для нас, живущих в регионе, совершенно очевидно, что нынешняя популярность левый идей в Латинской Америке не очередная мода или результат успешной идеологической кампании горстки просвещенных интеллектуалов, а прежде всего - итог провала неолиберальных реформ периода 80-х и 90-х. Провала, в результате которого не была решена ни одна из социальных проблем, но резко возросла брешь между бедными и богатыми, почти исчез средний класс, образование, здравоохранение и вся социальная сфера попали в руки рыночных фундаменталистов с последствиями, которые несложно представить… И если оказалось, что эта высшая, итоговая фаза капитализма – неолиберализм – не работает, то у стран региона просто не осталось никаких альтернатив, кроме поиска другого, некапиталистического пути развития… причем с основной опорой не на политические партии, а на социальные гражданские движения, возникшие снизу, как ответ на кризис, вызванный неолиберализмом.

Что касается роли СССР в прошлом и настоящем, я думаю что во времена «холодной войны», когда противостояние двух сверхдержав превратило в театр «горячих» военных действий почти всю территорию так называемого «третьего мира», у революционных движений этих «третьих стран» было мало шансов на развитие собственных аутентичных социальных проектов. В той или иной степени СССР определял и предопределял политику основных левых сил региона, далеко не все были с этим согласны, и латиноамериканские революционеры второй половины ХХ века, на словах говоря о необходимости единства, по сути тратили слишком много сил на борьбу между «просоветскими», «прокубинскими» и в меньшей степени «прокитайскими» тенденциями. Поэтому исчезновение СССР и его бюрократической модели социализма оказалось исторической трагедией, тем не менее позволившей латиноамериканцам начать более независимый поиск собственных альтернатив капитализму. Поэтому наверное главная сила сегодняшних социальных движений региона состоит именно в их независимости и оригинальности.

Насколько изменилась геополитическая стратегия США в Латинской Америке за последнее десятилетие? Можно ли по-прежнему говорить о доктрине Монро как об актуальном курсе Вашингтона по отношению к своим южным соседям?

В последние годы Латинская Америка не являлась частью приоритетов во внешней политике США. Я думаю, что эта политика не изменилась, и примеров этого достаточно – начиная с прямого участия североамериканских спецслужб в организации переворотов в Венесуэле и Гондурасе, усилий правительств США по дестабилизации законных правительств в Боливии и Эквадоре, но очевидно, что сегодня основное внимание США сосредоточено на Азии и Ближнем Востоке и в некотором смысле это благоприятствует демократизации и углублению революционных процессов в Латинской Америке. Сегодняшняя революция делается не спустившимися с гор партизанами, а правительствами, которые пришли к власти путем выборов и благодаря опоре на массовые социальные движения, и их переизбрание и популярность результат не политтехнологий, а реальных шагов в интересах большинства населения. Это осложняет работу спецслужб США, направленную на дестабилизацию этих правительств.

Как Вы оцениваете результаты 14-летнего правления Уго Чавеса в Венесуэле? Какие изменения принесла народу страны Боливарианская революция?

За эти 14 лет не только Венесуэла стала другой страной, но и венесуэльцы стали во многих отношениях другим народом… В чем эти изменения? Кроме общеизвестной информации о том, что благодаря прихода Чавеса к власти (неожиданного для всех и в первую очередь, для латиноамериканских левых) удалось избежать приватизации самого рентабельного государственного предприятия Латинской Америки – венесуэльской нефтяной компании ПДВСА, и венесуэльская нефть все эти годы работала на социальные программы в Венесуэле и интеграционные процессы в регионе, кроме известных цифр об открытии первоклассных школ и больниц для тех, кто до этого правительства ни о чем подобном не мог и мечтать, не менее важным мне кажется и другое – культурные изменения, происходящие сегодня в венесуэльском обществе. Наверное впервые за всю историю страны, простые венесуэльцы почувствовали себя сегодня ее хозяевами, хозяевами в том смысле, что их мнение важно, что от них что-то зависит. В Венесуэле за эти годы появилось невероятное множество общественных организаций, профессиональных и соседских объединений граждан, активно участвующих в политике. Наверное нет сегодня в мире более политизированного общества, чем венесуэльское. При этом в прошлом году в Венесуэле было продано больше книг, чем в Аргентине – еще совсем недавно главном культурном центре Южной Америки. Рядовые венесуэльцы становятся все более образованны, критичны и требовательны. Они не являются пассивными «переизбирателями» «популиста» Чавеса, как подается это ведущими мировыми СМИ. В сегодняшней Венесуэле рождается сегодня новая модель демократии – демократия гражданского участия и в этом. Несомненно, это одна из главных заслуг боливарианского правительства. Причем на фоне этого народного участия в политике и народного требования все большего участия в принятии государственных решений – многие государственные структуры самого правительства часто выглядят консервативными и контрреволюционными элементами. Совершенно очевидно, что далеко не все правительственные чиновники Венесуэлы чисты и бескорыстны... государственная власть, как и везде остается источником привилегий. У меня такое впечатление, что главная борьба в сегодняшней Венесуэле идет не между боливарианским правительством и правой оппозицией, а между проснувшимся и организовавшимся народом и множеством оппортунистов, называющих себя «боливарианским правительством». Достижения и заслуги этих 14 лет правления Чавеса несомненны. Но есть и серьезные проблемы, решить которые пока не удается. Главные из них – коррупция «среднего звена» власти и уличная преступность в крупных городах. Очень вероятно, что часть этих проблем – я имею в виду разгул преступности - результат работы иностранных спецслужб и внутренней оппозиции по дестабилизации боливарианского правительства; их задача – создать в стране атмосферу хаоса и оттолкнуть от революционного процесса «средний класс». Отчасти им это удается. При этом в Венесуэле сохраняются все гражданские свободы, большая часть прессы остается в руках оппозиции и нет ни одного политзаключенного. Многие арестованные коррупционеры пытаются выдать себя за преследуемых политических диссидентов, но мало кто в это верит. Напротив, народ ждет от правительства более жестких действий в отношение коррумпированных чиновников.

Безоговорочное признание проамериканской оппозицией в Каракасе победы Чавеса на последних выборах - дань его популярности в стране? Почему оппозиция не решилась на активные действия против переизбранного президента?

На последних президетских выборах в Венесуэле присутствовали тысячи международных обозревателей и журналистов, подтвердившие полную прозрачность процесса и “чистоту” победы Чавеса. Оппозиции, чтобы не дискредитировать себя окончательно в глазах венесуэльцев и мира не оставалось ничего, кроме признания результатов. Проблема в том, что за частью оппозиции (внимание, не за всей; как далеко не все противники Чавеса являются иностранными наемниками и агентами ЦРУ) стоят спецслужбы США, которые никогда не откажутся о активного вмешательства в дела стран региона, и как учит нас новейшая история не побрезгуют никакими методами.

Каковы потенциальные сценарии развития событий в свете обострившихся проблем со здоровьем у президента Венесуэлы? Способен ли второй человек в Каракасе, Николас Мадуро, полноценно заменить Чавеса в кризисной ситуации? Может ли выстроенная система пережить харизматичного лидера?

По-моему, одной из самых уязвимых сторон боливарианской революции была и остается ее огромная зависимость от личности одного-единственного человека. Если в ее первые годы это было естественно и неизбежно, по мере консолидации процесса было необходимо переходить к более коллегиальной, горизонтальной форме руководства, хотябы чтобы обезопасить революцию от ситуаций, подобных сегодняшней. Несмотря на несомненные заслуги и харизму Уго Чавеса, я разделяю мнение тех, кто считает, что время харизматических лидеров и вождей прошло, горизонтальные гражданские движения снизу требуют новых более горизонтальных форм правления, где нет места “лидерам” и “вождям”. К сожалению, этого пока происходит мало. Я думаю что это стало бы новым этапом, который отразил бы новый, более зрелый этап изменений в Латинской Америке. Несмотря на то, что извне этого практически незаметно, эта тема – одна из центральных сегодняшних дискуссий левых сил региона.

Мне бы очень хотелось ошибаться, но не думаю, что Чавес сможет вернуться к исполнению обязанностей президента. И идея вовсе не в том, чтобы Мадуро механически занял место Чавеса. Мне кажется, что выстроенная вертикаль власти не переживет этой ситуации и поэтому должна быть изменена. И ведущую роль в этом сыграет народ Венесуэлы, который за эти годы вырос и многому научился… эти изменения могут придти только снизу, в результате борьбы организованных граждан за большее реальное участие в управлении страной.

Приход левых к власти в Каракасе в конце 90-х оказал существенное влияние на политические тенденции в соседних странах? Какую роль в развитии идеологического базиса Боливарианской революции сыграла Куба?

Приход в власти в Венесуэле левого правительства в первую очередью оказался неожиданностью для самих латиноамериканских левых. В силу исторических и культурных особенностей страны, левые организации и движения Венесуэлы к моменту победы на выборах Чавеса были достаточно слабы, по крайней мере на фоне соседних стран. Сам Чавес – военный, малоизвестный в левой среде персонаж, любитель длинных зажигательных речей, вполне в духе популистов-каудильо, которых в истории региона было множество, изначально вызывал у левых больше недоверия, чем симпатий. И только в результате конкретных действий его правительства, на деле показавших, что намерения этой новой власти достаточно серьезны и радикальны, Чавес был принят левыми как свой. Так случилось, что эта революция начиналась сверху, из идеалистического волюнтаризма молодого полковника и узкого круга его военных и гражданских единомышленников, без опоры на почти не существовавшие тогда народные организации и движения. Эти организации рождались и росли вместе с боливарианской революцией. В этом несомненно огромная личная заслуга Чавеса. Но употребляемый им термин «социализм XXI века» - понятие весьма расплывчатое. Его четкого определения не существует, как и нет у боливарианской революции четкой идеологической линии; в ней участвуют левые католики, протестанты, марксисты, гуманисты, троцкисты и представители самых разных тенденций. При этом большинство венесуэльских левых понимает, что в этом идеологическом разноцветии процесса заключена его сила, а не слабость, и борьба за «чистоту линии» к счастью не в традициях латиноамериканской левой.

Приход к власти правительства Чавеса явился первым после победы Альенде на выборах в Чили в 1970 г. примерном мирной ненасильственной революции и в этом смысле повлиял, несомненно, на социальные движения других стран региона, и прежде всего Эквадора и Боливии, где вскоре ко власти тоже избирательным путем пришли прогрессивные силы. Кроме поддержки моральной, боливарианская Венесуэла оказывает очень большую экономическую поддержку различных энергетических и коммуникационных проектов, направленных на интеграцию стран Латинской Америки. Достаточно вспомнить амбициозный проект по созданию единой региональной энергосистемы, бескорыстную помощь в выплате МВФ аргентинского внешнего долга, обеспечение Кубы нефтью, финансирование программы мобильных медицинских центров в разных странах региона и создание альтернативного канала латиноамериканских новостей "Телесур".

Не думаю, что в венесуэльско-кубинских отношениях мы можем говорить о неком “идеологическом базисе” боливарианской революции. Куба повлияла скорее своим примером возможности глубоких социальных трансформаций в маленькой бедной стране и потом, после предательства Кубы Советским Союзом в годы “перестройки”, примером возможности выстоять в одиночку и всего в 90 милях от берегов США. Кубинская политическая система очень сильно отличается от венесуэльской и модели управления государством в двух странах совершенно разные. Но при этом есть огромная взаимная симпатия и очень конкретное сотрудничество в экономике, образовании, медицине и культуре. Так, Венесуэла обеспечивает Кубу нефтью и газом в обмен на бесплатную помощь тысяч кубинских врачей и учителей, работающий в венесуэльской глубинке и бедных кварталах городов, где до правительства Чавеса никаких врачей и учителей никогда не было. И это не рыночный обмен – это просто один из многих примеров латиноамериканской солидарности, направленной на усиление независимости и единства стран региона в писках нового некапиталистического пути развития.

Что ждет Гавану после ухода с политической сцены братьев Кастро? Как кубинская элита и народ воспринимает экономические нововведения, предпринятые Раулем Кастро? Каковы перспективы развития кубинско-американских отношений в ближайшие годы?

Чтобы всерьез говорить о происходящем на Кубе, следовало бы там находиться, т.к. сегодняшние процессы проходящие на острове достаточно сложны и неоднозначны. Я даже не знаю, кого бы мы могли называть сегодня “кубинской элитой”. И мне кажется, что разрыв между этой “элитой” и народом не столь велик и непреодолим, как в бывшем Союзе в его последние годы. Все-таки логика развития социализма кубинского отличалась в лучшую сторону от социализмов Восточной Европы, поэтому и политический результат сегодня другой.

Экономические и политические реформы, начатые правительством Рауля, уже давно являлись объективной необходимостью для выхода из экономического застоя, вызванного устаревшей и неповоротливой схемой “государственного социализма”, навязанной Кубе Советским Союзом.

Насколько мне известно, в кубинском обществе сегодня существуют и обсуждаются три основные модели: первая – это возвращение к прежней схеме полного государственного контроля над всеми сферами экономики; этот вариант социализма был принят на Кубе в начале 60-х под давлением СССР и привел к малоэффективной и бюрократизированной схеме администрирования экономики, вторая – это введение регулируемых государством рыночных отношений, что должно пробудить частную инициативу и повысить эффективность, что-то наподобие китайской или вьетнамской экономической модели, и третья – передача предприятий под контроль трудящихся, больше автономии и самоуправления на производстве и в сфере сельского хозяйства и среднего бизнеса приоритет кооперативным формам. На самом деле, возваращение к первому варианту уже практически невозможно, поэтому основная дискуссия ведется между вторым и третьим. Мне намного симпатичнее третий. И думаю, что подобные решения не могут приниматься административным путем, без предварительного широкого обсуждения в обществе.

Отношения между Кубой и США обещают оставаться без особых изменений, в этом отношении между правительствами Обамы и республиканцами нет заметной разницы. При этом есть один минус – победа Обамы на выборах (особенно в первый раз) вызвала много неоправдавшихся иллюзий в мире и Латинской Америке. Несколько месяцев назад создатель Викиликс Джулиан Ассанж в одном из интервью из эквадорского посольства в Лондоне сказал, что по-его мнению правительства Обамы еще опаснее правительств Буша, потому что, когда у власти находятся республиканцы, демократы как оппозиция являются сдерживающим фактором в агрессивной внешней политике Буша. Когда же у власти демократы – внешняя политика США остается той же, но республиканцы, как оппозиция, уже не являются сдерживающим фактором.

Чего удалось добиться в социо-экономической сфере президенту Боливии Эво Моралесу? Какие цели преследует боливийское "Движение за социализм" в дальнейшем реформировании общества? Как движение в поддержку производителей коки воспринимается в остальных странах Латинской Америки?

Что бы мы не думали сегодня об успехах или провалах правительства Эво Моралеса, история Боливии уже разделена на «до» и «после» его прихода к власти. Приведем немного контекста:

По масштабам залежей полезных ископаемых - газа, нефти, олова и серебра, эта страна является богатейшей в регионе, но в течение всего ХХ века она была самой бедной страной континента – «нищим на золотом троне». С победой Эво на выборах Боливия вернула себе (и даже не вернула, а впервые приобрела) контроль над своими недрами. В результате национализации газо- и нефтедобывающей индустрии доход Боливии составил только в первой половине 2008 г. 2 627 млн. долларов по сравнению с 565 млн. за весь 2004 г. до национализации, т.е. разница почти в десять раз. К моменту прихода ко власти Эво, из огромного большинства населения страны – индейцев – почти треть не умели читать и писать и около половины не имели доступа к медицинскому обслуживанию. В первые же годы нового правительства, социальная и экономическая ситуация в стране кардинально изменилась. За неполных три года удалось сократить неграмотность с 16% до 1,7% населения. Если с 2003 по 2005 г. в стране появилось 187 новых школ, то за первые два года правления Эво их было построено 426. Если в 2005 году боливийцы получили 1,3 миллиона бесплатных медицинских консультаций, то в 2008 г. – 15,8 миллионов. Если в период с 2003 по 2005 г. государством было закуплено 53 машины «Скорой помощи», то с 2006 по 2008 их куплено 334. В 2005 году Боливия занимала 179-е «чемпионское» место по уровню «некоррумпированности». В 2007 году она уже отошла на 74-е.Национальный резерв валюты, по сравнению со средним для периода 1996 - 2005 гг. уровнем, увеличился в 2008 г. более чем в шесть раз. Появившееся в 2006 г., впервые за последние десятилетия, положительное сальдо государственного бюджета составило в прошлом году 5,2%, а сбор налогов возрос в два с половиной раза. Государственные инвестиции этого правительства в промышленность и туризм увеличились в 9 раз по сравнению с инвестициями властей предыдущих. С 1996 по 2005 г. крестьяне получили от государства 36.814 га земли – всего 5% от того, что было передано крестьянам правительством Эво – за два с половиной года с 2006 по 2008 гг. – 737.029 га, в результате чего безземельных крестьян в стране фактически не осталось. Получившим землю были переданы сельскохозяйственная техника, беспроцентные государственные кредиты и помощь специалистов. В этом заключается кардинальное отличие этого правительства от предыдущих. В декабре 2009 г. на новых президентских выборах Эво Моралес был переизбран на второй срок.

Но в течение нынешнего, второго периода его правления, становятся очевидными новые проблемы, отсутствовавшие или малозаметные в предыдущие годы. Перечислю некоторые, наиболее серьезные:

- Глубокий раскол среди левых социальных движений, являвшихся еще несколько лет назад безусловной опорой правительства. В прошлом году в Боливии люди, связанные с этими движениями, рассказывали мне, что в отличие от первого президентского периода, нынешнее правительство уже не встречается каждую неделю с представителями профсоюзов и социальных организаций для консультаций и совместного поиска решений, онo прислушивается все меньше, его стиль стал более волюнтаристским и бюрократическим, «Эво перестал «править, подчиняясь»». В результате, правительство лишилось значительной части поддержки.

- Эгоистические интересы и амбиции множества социальных и индейских организаций, претендующих на роль «авангарда» боливийской революции, требующих от правительства срочного удовлетворения собственных ожиданий и аппетитов и в противном случае – постоянные забастовки, перекрытие дорог и улиц. В результате в стране нарастает атмосфера хаоса и неуправляемости. Силы правопорядка, как правило, не вмешиваются, т.к. если правительство применит «репрессии против народа», его отношения с социальными организациями осложнятся еще больше.

- Нехватка квалифицированных кадров в самом правительстве, большая часть подготовленной белой элиты находится или в оппозиции или выехала их страны, и нехватка специалистов и советников приводит к участившимся политическим и экономическим ошибкам. Складывается впечатление, что и сам Эво Моралес, несмотря на всю свою искренность и харизму, не обладает качествами государственного деятеля того масштаба, который требуется от боливийского руководства в сложнейший нынешний момент. В результате – множество грубейших просчетов и ошибок, которые вовсю использует правая и левая оппозиция. При этом альтернатив Эво на роль руководства процессом тоже не видно. Глядя на этот процесс изнутри Боливии очевидно, что «медовый месяц» «первого индейского правительства», как и первый романтический этап процесса закончились, и нерешенные проблемы вместе с недовольством населения начинают накапливаться. Одна из дополнительных причин – слишком высокие требования к еще несколько лет назад слишком популярному правительству. Партия Эво «Движение к социализму» постепенно обрастает характерным для любой традиционной власти слоем коньюктурщиков и карьеристов.

Движение и профсоюз производителей коки, явившиеся главным политическим университетом нынешнего боливийского правительства, являются феноменами достаточно местными и специфическими и соответствуют реалиям боливийской, перуанской и колумбийской глубинки. В отличие от Колумбии, в Боливии и Перу кока – важнейшая часть древней индейской культуры (кокаин – более позднее европейское изобретение) – поэтому защита коки, кроме непосредственной защиты экономических интересов крестьян, ее производителей, является и важным символическим актом в защиту древних американских культур. В первые годы правления Эво Боливия добилась бóльших успехов в борьбе с наркотрафиком, чем за всю свою предыдущую историю, но не путём репрессий, а путём создания для крестьян других альтернатив заработка и закупки урожаев листьев коки для легальных промышленных целей. В 2008 г. в Боливии решением правительства был закрыт офис ДЕА - Управления США по борьбе с распространением наркотиков и его сотрудники были изгнаны из страны по обвинению в поддержке правой оппозиции и вмешательстве во внутренние дела Боливии. Они не только поддерживали оппозицию, но и участвовали в заговорах с целью свержения правительства Эво. Тем не менее, в последние годы увеличилось количество незаконных плантаций коки и несколько высокопоставленных государственных чиновников и военных были осуждены за участие в наркобизнесе. Это еще одна нерешенная проблема, ослабляющая позиции правительства Боливии.

Что стоит за очередным витком противостояния Великобритании и Аргентины вокруг Фолклендских островов? Как складываются отношения Буэнос-Айреса с левыми правительствами в Латинской Америке в период правления Кристины Киршнер?

Очевидно, что растущая независимость блока латиноамериканских стран вызывает раздражение у правительства США и их союзников, привыкших свысока смотреть на до последнего времени столь уязвимые государства региона. Фолкленды, именуемые в Латинской Америке Мальвинами, вовсе не единственный пример – достаточно вспомнить о до сих пор не разрешенной ситуации Джулиана Ассанжа, получившего убежище в эквадорском посольстве в Лондоне, и угрозах британской полиции штурмовать посольство… Привычное колониалистское высокомерие все чаще наталкивается на единую позицию целого региона… Интересно, что Аргентину в этой ситуации поддерживают не только левые, но и правые правительства Латинской Америки, каким-то странным способом оказавшиеся тоже внутри боливарианского проекта региональной интеграции. Наверное, правительство Кристины Киршнер, нельзя назвать «левым» в классическом смысле этого слова… точнее было бы считать его более социальным, антинеолиберальным, но никто из аргентинских властей не говорит пока о строительстве социалистического общества.

На самом деле, это очень непростая и запутанная тема, на которой стоит остановиться. Когда издалека, например из Европы или США, говорят о «левой волне» в Латинской Америке, очень часто не представляют себе неоднородности и различия проектов этих «левых»… разумеется, если вынести за скобки мнение Госдепартамента США, для которого после II Мировой войны все позиции, расходящиеся с доктриной Монро, являются «коммунистическими». Даже в Венесуэле, где столько говорится о «социализме ХХI века» реальная экономическая модель пока вовсе не социалистическая… по-моему речь идет о переходных этапах от классического капитализма к чему-то другому. Сегодня многие латиноамериканские левые убеждены в том, что на этом этапе истории борьба за будущие социалистические преобразования находится на этапе национально-освободительных революций направленных на региональную интеграцию, когда на пространстве национальных экономик и культур, полуразрушенных неолиберальным катаклизмом, будут строиться общества более сравнимые с западноевропейскими или скандинавскими социал-демократиями второй половины прошлого века, чем со сталинскими «реальными социализмами», к которым никто в Латинской Америке не стремится. Вместе с этим, видя сегодняшний европейский кризис, который есть ни что иное, как провал вчерашних социал-демократических иллюзий Европы, совершенно понятно, что настало время перестать копировать чужие модели, и на этот раз без «просветленных авангардов» и «революционных библий» совместно, путем проб и ошибок, говоря словами сапатистов «снизу и слева» создавать новую, более справедливую и гуманную схему общественных отношений. И если что-то сейчас действительно маловажно – это каким измом оно будет называться. Зрелость (и необратимость) социальных преобразований прямо пропорционально зрелости и единству социальных движений каждой из стран, именно поэтому попытки государственных переворотов против прогрессивных правительств были успешны в Гондурасе и Парагвае и провалились в Венесуэле, Боливии и Эквадоре.

Отдельная тема – непростые взаимоотношения между левыми правительствами и леворадикальными движениями стран Латинской Америки. В адрес этих правительств звучит сегодня много критики слева, за их «буржуазный реформизм» вместо «революционности», что очень напоминает левую критику «буржуазного реформиста Альенде» в Чили времен правительства Народного Единства, критику объективно подрывавшую единство левых сил и сыгравшую на руку правым. Опять же, очень трудно упрощать и обобщать, я пытаюсь только выделить основные тенденции. Среди левых критиков прогрессивных правительств Латинской Америки очень много честных и последовательных людей, стремящихся к выполнению революционных «программ- максимум» как они это понимают, и их критический взгляд можно рассматривать как ценный вклад в непростой процесс преобразований. Но есть среди этих критиков (и мне кажется, чаще чем люди, указанные в предыдущей категории) и те кто смешивает личные обиды на непризнанность собственных заслуг, амбиции и претензии на роль «авангарда», с политическим несогласием с правительствами этих стран, и эта разновидность «рррреволюционного диссидентства» - идеальная питательная среда для работы спецслужб США, которые очень активны в работе по внутренней дестабилизации прогрессивных правительств. И в странах, где левые идеи завоевали умы и сердца большинства граждан, работа по дестабилизации левых правительств ведется именно слева, что не мешает для этого прибегать к активной помощи правых СМИ.

Возвращаясь к вопросу об отношениях между Аргентиной и другими прогрессивными правительствами региона, они развиваются хорошо, общим знаменателем являются интеграционные проекты, направленные на создание единой региональной энергосистемы, системы торговли, коммуникаций и культуры. Последние десять лет правительств Нестора и Кристины Киршнеров были экономически и социально самыми успешными для страны за всю ее историю.

Как мексиканским властям удалось подавить сапатистское сопротивление в конце 1990-х - начале 2000-х? Что представляет из себя движение в наши дни?

Я не думаю, что мексиканские власти «подавили» сапатистское сопротивление. У сапатистов за 19 лет их «публичной» истории было немало спадов и подъемов, ошибок и достижений. Если не измерять успехи и провалы социальных движений их рейтингом в СМИ, сапатистcкий проект продолжается, во многих индейских районах штата Чьяпас продолжают существовать автономные сапатистские правительства, именуемые «Хунтами Хорошего Правительства», в этих общинах действуют учебные, медицинские и культурные проекты, а в горах продолжает существовать Сапатистская Армия Национального освобождения – единственная в Латинской Америке, а может и в мире, вооруженная партизанская организация, которая находится в подчинении у гражданских демократически избираемых властей, в этом случае властей сапатистских общин. 21 декабря прошлого 2012 года, когда многих ждали исполнения пророчества майя о «конце света», 50 000 майя-сапатистов вошли без оружия в 5 крупнейших городов Чьяпаса, чтобы напомнить о конце «света старого» и необходимости построить «новый», «для всех».

Мексика переживает сегодня самый сложный этап в своей истории, произошло предсказанное сапатистами почти 20 лет назад окончательное сращение госаппарата с наркотрафиком, организованная преступность ведет настоящую войну против мексиканской молодежи, жертвами которой за последние 5 лет стало больше 40 тысяч человек. Мексика начала ХХI века все больше напоминает Колумбию начала 80-х. Сапатисты продолжают сопротивление, продолжают встречи и работу по горизонтальной организации всех антикапиталистических сил Мексики, и штат Чьяпас, многие районы которого остаются под контролем сапатистов, является сегодня самым спокойным и безопасным местом страны. Субкоманданте Маркос публикует в эти дни серию эссе-репортажей с сапатистких территорий, которые называются “Мы и они”, многие из переводов этих текстов уже можно найти в интернете. На сегодняшний день мексиканское правительство – самое репрессивное за всю новейшую историю страны - предпочитает просто игнорировать существование сапатистов, что свидетельствует скорее об их успехе, чем провале.