1928-1931. Китайская национальная революция

Гоминдановское правительство расширило свои контакты с Западом. В высшей степени выигрышно в качестве партнера выглядела Германия, которая после поражения в Первой Мировой войне, сохранив привлекательность промышленного и военного авторитета, потеряла колонии и перестала быть такой же угрозой, как другие ведущие европейские страны. Ещё Сунь Ят-сен после подписания Версальского договора надеялся, что Берлин начнет помогать вооружать Китай. Германия, для того, чтобы обеспечить возможность сохранения своей военной промышленности и экспорта оружия расширяла свое сотрудничество с рядом стран Европы, Азии и Латинской Америки. Одним из офицеров служивших для германских фирм и местных правительств в Венгрии (1920), Австрии (1921-1923), СССР (1923-1924), Испании (1924), Аргентине (1925-1926), не считая коротких пребываний в Голландии, Швеции и Турции, был полковник Макс Бауер.

Бывший офицер штаба Людендорфа, в середине 1920-х Бауер числился в отставке. Уже в 1927 году Чан Кай-ши назначил его своим военным советником. Тот прибыл в Китай для того, чтобы наладить экономическое сотрудничество правительства с германскими фирмами и немало преуспел в этом деле. Он стал идеологом преобразований в республиканской армии, которые должны были оторвать её от советского образца. В 1914 г. германские инвестиции в Китае оценивались в 263,6 млн. долларов США, в 1921 г. эта сумма упала до 40 млн. В 1913 году в Китае работало 296 германских фирм, в 1919 году – только 2. К 1927 году картина почти не изменилась. С появлением военной миссии всё начало быстро меняться. Большим успехом для немецкого бизнеса стал отказ от права экстерриториальности, который был самым положительным образом воспринят в Китае. Немцы могли поставлять высококачественную продукцию, но занимали позицию, не типичную для Великобритании, США, Франции и Италии.

Военная школа была переведена из Вампу в Нанкин, и инструкторами в ней стали работать немецкие офицеры. Бауер инициировал создание нового аппарата военной разведки и заменил Блюхера в качестве штабного советника Чан Кай-ши. В 1928 году Бауер вместе с китайской военной делегацией, возглавляемой генералом Чен И, прибыл в Германию для установления программы полномасштабного немецко-китайского сотрудничества. Германские предприниматели, включая Круппа и Сименса, проявили интерес к этим планам. В 1929 году Бауер внезапно умер, и его заменил подполковник в отставке Герман Крибель, личный друг и соратник Гитлера. Бауер был участником Капповского мятежа в 1921 году, Крибель принял участие в «Пивном путче» 1923 г. Чан Кай-ши явно сменил свои взгляды на революцию. Началось активное сотрудничество Гоминдана с Западом. Начался резкий рост китайско-германской торговли. В 1927 г. Германия экспортировала из Китая товаров на 265,05 млн. рейхсмарок, в 1929 – уже на 370,67 млн. Ввоз за те же годы составил 121,02 и 185,6 млн. рейхсмарок, более половины импорта в Китай составила продукция тяжелого машиностроения. В 1930-1932 гг. рост товарообмена между двумя странами замедлился, но с 1933 года рост продолжился и к середине 1930-х на Германию приходилось почти 17% всей внешней торговли Китая. В 1931 году была основана германо-китайская Евразийская Авиационная Корпорация, которая положила начало китайской гражданской авиации. Были установлены рейсы, соединившие Нанкин с Шанхаем, Пекином, Нанькоу, Чунцином и Чугучаком.

Официально правительство Веймарской республики не поддерживало экспорт оружия в Китай, также как и работу военных специалистов. Формально они действовали на свой страх и риск, но на самом деле военные миссии были традиционным способом обеспечить заказы в Германии и поэтому они пользовались значительной поддержкой со стороны влиятельных промышленников, имевших возможность производить оружие в обход Версальских ограничений в Швеции, Швейцарии и Нидерландах. Именно создание собственной тяжелой промышленности было основной задачей, которую Гоминдан планировал решить в ходе развития экономических отношений с Германией. Особую роль в этих планах играла военная промышленность. Именно созданию современной армии Чан Кай-ши уделял особое внимание с самого начала своего правления. Это было естественно для страны, в которой шла гражданская война и которая имела негативный опыт вторжения колонизаторов. В 1931 году главным органом власти в республике становится Военный совет во главе с Чан Кай-ши, происходит милитаризация управления страной.

В 1930 г. в штабах и управлениях китайской армии служило уже около 4,5 тыс. советников из США, Великобритании, Франции, Германии и Италии. Все свои силы Чан Кай-ши бросил на борьбу с китайской Красной армией и находившимися под её контролем советскими районами. С ноября 1930 по сентябрь 1931 г. правительство Китая организовало три похода против Красной армии и все три закончились провалом. Третьим походом командовал лично Чан Кай-ши. Руководил планированием операции против «бандитов» ген. от инф. Георг Ветцель. Его репутация среди китайских военных была очень высока. Генерал предлагал одновременно и быстро окружать и громить партизанские районы по отдельности. Его предложения были приняты, но выполнение их на практике было не идеальным. Войска Чан Кай-ши оказались неспособны к быстрым действиям.

А вот коммунисты довольно энергично противостояли чанкайшистам и быстро переходили от обороны к наступлению. Основные принципы борьбы с гоминдановцами впервые сформулировал Чжу Дэ. Они получили название «16 иероглифов». Мао Цзе-дун изложил их в стихах: «Ты наступаешь — я отступаю. Ты отступаешь — я преследую. Ты останавливаешься — я тебя тревожу. Ты устал — я бью». Позже Мао разъяснял: «Сунь-цзы говорил: «Уклоняйся от боя, когда противник стремительно рвется вперед, бей его, когда он, расслабленный, возвращается назад», говоря так, он имел в виду моральное и физическое истощение противника с целью уничтожения его превосходства». Эта тактика партизанской войны долгое время с успехом применялась китайской Красной армией. Она не давала противнику передышки. Один из чанкайшистских генералов жаловался: «Толстых загоняли до худобы, худых загоняли до смерти».

В армии Китайской республики всё больше развивалось недовольство германским руководством, и, в частности манерой управления и критикой, исходившей от генерала Ветцеля. В 1932 году Чан Кай-ши принял решение найти ему замену, и тоже в Германии. В 1933 году, после продолжительных переговоров с Военным министром ген. Гренером, вместо Ветцеля был прислан генерал-полковник Ганс фон Сект. Он немедленно приступил к поездкам по стране с целью изучения положения дел, после чего составил «Докладную записку для маршала Чан Кай-ши», в которой излагал свое видение перспектив и методов военного строительства в Китае. И то, и другое было основано на прусско-германской системе комплектования и обучения, разумеется, с учетом местных реалий. Записка имела три основных положения: 1) армия является основой правящей власти, а в Китае – ещё и основой внутренней консолидации; 2) эффективность армии зависит от качественного превосходства; 3) качество армии зависит от качества офицерского корпуса. Начинать фон Сект предложил с 10 дивизий, которые должны были стать образцом для последующих военных преобразований. 5 августа 1933 года Чан Кай-ши сообщил Секту в личном письме, что его план принят и уже начал воплощаться на практике.

Красная армия Китая также не стояла на месте. Она постоянно увеличивалась. С 1928 по начало 1930 года коммунисты создали 10 корпусов численностью от 2 до 10 тыс. чел. Общая их численность составила 60 тыс. чел. Для повышения уровня командного состава была создана Военная академия во главе преподавателем школы Вампу Е Цзянь-ином. Нанкину было не до организации борьбы с японцами. 10 января 1933 г. Мао Цзе-дун и Чжу Дэ подписали обращение к соотечественникам, обвинив Гоминдан в том, что он заменяет борьбу с интервентами наступлением на советские районы. Они призвали к единой борьбе против японских империалистов и капитулянтов-гоминдановцев. Оно начиналось предупреждением, которое скоро оправдается: «Трагическая обстановка в Шанхае и Маньчжурии может повториться в ещё более кровавой форме на большей части Китая».

Тем временем в Маньчжурии начала работу комиссия лорда Литтона. Работа шла под контролем японцев, которые не допускали к Литтону и его сотрудникам нежелательных им лиц. Командующий Квантунской армией принял решение пускать комиссию (в нее входило 5 человек, включая лорда) повсюду, предварительно подготовив почву. Из госпиталей, которые посещал Литтон, исключались англоговорящие раненые и больные, в Харбине по разного рода подозрениями арестовали 1361 человека, было даже введено денежное вознаграждение за донос на умысел на подачу жалобы на имя Литтона. Зато петиции с похвалами и благодарностями лились рекой. Литтон, очевидно вдохновившись такими свидетельствами, даже сопротивление китайцев называл бандитизмом. Это весьма соответствовало настроениям в Японии — большинство её жителей по-прежнему относились к Англии как к союзнику. Британский посол в Токио сэр Фрэнсис Линдли также был настроен прояпонски и советовал своему правительству поддержать Японию. Свою роль сыграли и взгляды дипломата на СССР, как на угрозу британским интересам в регионе.

Комиссия всё же установила, что повреждения железной дороги в результате взрыва были столь ничтожны (если вообще были), что через 15-20 минут через поврежденный участок прошел по расписанию скорый поезд на Чанчунь. Наличие каких-либо выводов было тем более удивительно, при том что поначалу Литтону не смогли даже показать место подрыва. Офицеры штаба Квантунской армии забыли его. Фальшивка с нападением на ЮМЖД была столь очевидной и столь грубой, что безусловно можно утверждать: японские власти не были очень озабочены изысканием повода для своей агрессии. Доклад комиссии Литтона был довольно противоречивым документом. Прав был современник, отмечавший: «Доклад написан эзоповским дипломатическим языком с тысячью оговорок, с «беспристрастным» приведением подряд всех показаний и доводов «за» и «против», с множеством противоречий». В нем было немало рассуждений об истории бандитизма в Китае в разные эпохи. Литтон счел необходимым особо отметить, что зачастую с бандитами сотрудничают армии, собранные местными генералами, а также и то, что возник новый вид угрозы существующему порядку и японо-китайским отношениям — коммунизм. Эти настроения были характерны не только для Англии.

Русская революция и успехи освободительного движения на юге Китая начали сказываться во французском Индокитае. В октябре 1897 года французские власти провозгласили создание Индокитайского Союза, которым управлял французский генерал-губернатор. Формально он представлял из себя союз из пяти государств, находившихся под протекторатом Франции – Тонкина, Аннама, Кохинхины, Камбоджи и Лаоса. На деле это была колония, которая стала весьма доходным владением Французской республики. Уголь, цинк, олово, вольфрам, рис — все это вывозилось отсюда. Условия труда местных крестьян были тяжелейшими, оплата мизерной, широко использовался женский и детский труд. Под влиянием известий о поражении России в войне с Японией в Индокитае начинается подъем национального движения – успех азиатского государстве в борьбе с европейским давал надежду на освобождение.

Сильнейшее впечатление на формирующееся освободительное движение оказала Октябрьская революция и победа большевиков в Гражданской войне. Часть вьетнамцев, прошедших через войну и эмиграцию, оказалась под влиянием революционных событий и Французской коммунистической партии. Одним из них был Хо Ши-мин. Позже он напишет: «Подобно тому, как восходящее солнце гонит прочь тьму, так Октябрьская революция озарила новым светом историю человечества». В 1923 году Хо Ши-мин приехал в Москву и с самого начала обратил самое серьёзное внимание на создание будущих кадров. В период с 1925 до конца 1930-х годов в советских ВУЗах получили образование более 60 вьетнамцев. С 1925 года во Вьетнаме началась волна массовых выступлений крестьянства, забастовок протеста, демонстраций. Формировались националистические партии. Лидирующей из них стала Национальная партия Вьетнама – Viet Nam Quoc Dan Dong. 6 января 1930 года в Гонконге по инициативе Хо Ши-мина коммунистические организации французского Индокитая объединились в Коммунистическую партию Индокитая.

На конец 1920-х – начало 1930-х годов выпадает период ужесточения французского колониального гнета. В 1922 году число французских чиновников в Индокитайском Союзе составило 400 человек, в 1931 году – 4 400 человек, при этом чиновниками из местных уроженцев было только 286 человек. Попытки проведения реформ по либерализации управления встречали последовательное и упорное сопротивление французских колонистов. В конце 1920-х националисты из Viet Nam Quoc Dan Dong переходят к активным действиям. В январе 1929 года они организовали покушение на генерал-губернатора Пьера-Мари Паскье. Оно было неудачным, но за ним последовал ряд новых терактов. В ночь с 9 на 10 февраля 1930 года в форте Иен-Бай в 160 км. от Ханоя начался мятеж двух рот тонкинских стрелков. Было убито несколько французских офицеров, захвачены склады с оружием. Заговор был подготовлен националистами, которые планировали выступление в Северном Вьетнаме.

Мятеж был подавлен, 83 его участника были приговорены к смертной казни, 13 из них гильотинированы в июне 1930 г. Неудача под Иен-Бай уже не остановила националистов, и 15 февраля восстание началось в нижней дельте Тонкина, но совместного выступления с военными не удалось — оно также было подавлено. Против восставших крестьян французские власти использовали даже авиацию. Репрессии были жестокими, часть повстанцев бежала к чанкайшистам. «Это – первая стачка, предвестник более широких боев. – Отмечал член ЦК ФКП. – Это – симптом быстрого назревания революционной ситуации в Индокитае». Стабильного контроля над Индокитаем у Парижа уже не было. В сентябре 1930 года активизировалось крестьянское движение. Восставшим удалось создать на несколько месяцев в ряде уездов центрального Вьетнама советские районы. Выступления крестьян подавлялись с помощью авиации. В декабре 1930 года был раскрыт заговор националистов, полиция выявила склады оружия и бомб. В 1930-1931 гг. французские власти на севере Вьетнама приговорили 80 чел. к смертной казни, 383 – к ссылке, 106 – к пожизненным каторжным работам, 50 – к каторжным работам на разные сроки и 55 – к тюрьме.

В Париже надеялись, что проблемы в Маньчжурии отвлекут внимание как китайского правительства, так и Москвы от французской колонии. Правые круги Третьей республики считали, что усиление Японии приведет к конфликту с СССР, и открыто заявляли, что только Токио в состоянии будет разгромить большевизм. Все эти расчеты были на руку японцам. С другой стороны, что касается Маньчжурии, то эта территория, в результате колонизации китайского крестьянства, по мнению Литтона, стала к концу 1920-х гг. китайской. Из 30 млн. её населения 28 млн. он определил китайцами или китаизированными маньчжурами. Всех иностранцев (включая японцев, корейцев и русских) — около 400 тыс. Описание инцидента на железной дороге в целом было не в пользу японской версии событий. Это же касалось и нового государства, которое было фактически названо созданием японских военных и чиновников. После войны на Токийском трибунале японские военные признали запланированный характер пропаганды, а документы комиссии Литтона, утверждавшей, что ни о какой самообороне японской стороны и речи быть не может, вошли в основу документов обвинения. Разумеется, в 1931 году эти свидетельства были проигнорированы. Разумеется, в 1931 году официальная версия Токио гласила, что Япония не желала этого конфликта и не готовилась к нему.

Эта версия и была озвучена правительством островной империи 24 сентября 1931 г. Ответственность за инцидент была возложена на китайские власти, которые постоянно занимались провокациями и антияпонской пропагандой, что ставило под угрозу жизнь и собственность подданных микадо в Северо-Восточном Китае. После разоружения китайских гарнизонов, по версии Токио, «забота о поддержании мира и общественного порядка была возложена на мирные китайские организации, под надзором японских войск». Естественно, вскоре одной из причин наступления Токио объявил необходимость бороться с «китайскими красными партизанами» и корейскими коммунистами, которые действовали опираясь на свои якобы существующие базы в Благовещенске.

Эта демагогия не была беспочвенной. В Лиге Наций ожидали, что Япония наведет должный порядок в Маньчжурии, после чего выведет оттуда свои войска. Новый порядок весьма энергично приветствовала белая эмиграция. Её представители с удовлетворением отмечали более благоприятное отношение к себе со стороны новой власти. Японский представитель в Лиге в октябре 1931 г. с охотой обсуждал проблемы мира, но избегал разговоров о выводе войск. 24 октября 1931 г. Совет Лиги Наций принял резолюцию о выводе японских войск из Северо-Восточного Китая в трехнедельный срок, то есть он должен был завершиться к 16 ноября 1931 года. Представитель Японии проголосовал против, и в результате решение потеряло обязательный характер. Это означало, что Токио сохранил свободу рук в Маньчжурии, и одновременно вопросом ближайшего будущего становилась перспектива выхода японских войск на советско-китайскую границу по Амуру и в Приморье.