Разворот на Восток ускоряется. Но «тормозит» в некоторых умах?

Ох, и страсти кипят в российском сегменте Сети по поводу итогов саммита Китай – Центральная Азия в Сиане. Такое впечатление, что на публику повылезали все спрятавшиеся в последнее время синофобы со своими комплексами, как будто перенесенными из 70-х годов прошлого века. Общий лейтмотив: Китай «прибрал к рукам» Среднюю Азию при российском попустительстве. Вот так – без обиняков, «в лоб», с четким водоразделом между «белым» и «черным», без никаких оттенков. И без попыток вникнуть ни в политическую философию, ни в геополитические и иные реалии современности. Причем, этим занимаются далеко не маргиналы, а представители именно экспертного сообщества. Но те, для которых российский поворот на Восток – это ситуативная экзотика, ограниченная во времени и в пространстве, которую они не могут взять в толк. Вроде патриоты. Но одновременно – западники. Пока эти стулья стояли рядом – все у этих экспертов было «в шоколаде». Сейчас же, когда стулья разъехались на такое расстояние, что усидеть на обоих сразу не представляется возможным, начинается когнитивная рефлексия для кого «лихих», а для кого и «святых» 90-х. Ну и чем это отличается от майданной «це Европы»? Пример:

Надо же было в четырех строчках смастерить столько откровенных ляпов! Во-первых, при чем здесь СВО, если тут же признается, что «и так» все к этому шло? Во-вторых, знак равенства между СВО и разрывом с Западом – саморазоблачение персональной катастрофы махрового западника (поборника той самой «це Европы»). Ибо разорвал – Запад. В-третьих, Средняя и Центральная Азия – не одно и то же (Центральная – это постсоветская пятерка из Средней Азии + Афганистан, Пакистан, север Индии - спорный Кашмир, восток Ирана, запад Китая, конкретно Синьцзян, и еще кое-чего по чуть-чуть). В-четвертых, никакой «потерей влияния на Востоке» и не пахнет; все ровным счетом наоборот, в том числе и в среднеазиатском вопросе. В-пятых, «дружественное руководство» Китая – не игра случая, а результат, с одной стороны, теснейшей координации между Владимиром Путиным и Си Цзиньпином еще с 2010 года; с другой стороны, это продукт фокусов и выкрутасов именно того Запада, с которым связан когнитивный диссонанс доморощенных западников. На этих двух волнах и сложился дружественный российско-китайский геополитический альянс, который во внутреннюю политику КНР опрокинулся в прошлом году таким разгромом прозападного лобби, что шансов на возрождение у него теперь немного. Только слепой не видит, что и мы, шажок за шажком, движемся в том же направлении. Без деталей, чтобы не спугнуть наметившуюся удачу. Ну, и в-шестых, не «акселератором», а «катализатором», наверное. Но не суть важно, мы – поняли.

Немножко подробностей по принципиальным, идеологическим вещам. Почему-то у нас самые большие любители цивилизационного подхода искренне и горячо убеждены, что цивилизационная идентичность определяется этническим фактором. На этом с дореволюционных времен зиждилась мифология славянского единства, которая довела страну до ручки. Еще Михаил Погодин и еще в XIX столетии предупреждал, что увлечение панславизмом приведет к тому, что госграница пройдет в районе Смоленска. Ну, и разве не так и получилось? На самом деле цивилизационная идентичность определяется религиозным фактором: славянской цивилизации не существует, а Третий Рим, как известно, — продолжение Второго и оппозиция (причем, оппозиция «схизматическая», аж с 1054 г.) – Первому Риму.

Но у этого заблуждения – насчет цивилизационного фактора – имеется еще и не вполне проявленная, точнее, не вполне заявленная публично, сторона. От апологии этнической эксклюзивности расстояние короче воробьиного носа до исключительности расовой. А именно на ней выстроена система колониализма, на основе которой, путем ее распространения на Европу, и был взращен фашизм и нацизм. Поскольку расизм – «не комильфо», европейские императивы у нас, очень часто неосознанно, рядятся в этнические одежды, хотя такие мыслители как Федор Тютчев и Константин Леонтьев в том же XIX веке предупреждали за Погодиным, что этническая дифференциация – кратчайший путь к политической глобализации (мировому государству с мировым правительством). Спустя сто лет это прямо подтвердил Бжезинский: «Предпосылкой окончательной глобализации служит прогрессивная регионализация». Панацея от политической глобализации Pax Americana (она же неофашистская), суть которой в разрушении до атомов и новой сборке на глобальной основе, — империя, которая несовместима с глобализацией потому, что представляет собой частный пример собственной глобализации на своем имперском пространстве. Именно это в том числе происходит на Украине. Как в известном анекдоте, где по-разному собирали вынесенные с мехзавода детали, но при их сборке неизменно получался автомат Калашникова, так и в России, при разрушении прежнего устройства, оно воссоздавалось, меняя государственную форму, но оставляя в неприкосновенности имперское содержание. То же самое, кстати, и в Китае, и давайте признаем, что китайский опыт убедительно доказал безусловную эффективность честной унитарности перед показным федерализмом. И ни кто иной, как Китай, устами своего посла во Франции, публично и на международном уровне весьма своевременно, прежде всего для нас самих, поставил вопрос о сомнительности постсоветских суверенитетов.

Но тут мы, давайте признаем и это, вступаем на зыбкую почву внутреннего российского раскола. Начавшись в церковной сфере, напомним, что определяющей для цивилизационной идентичности, он закономерно перекинулся на светскую политику, породив противостояние двух проектов – Третьего Рима и пресловутого «окна в Европу». Это отнюдь не только глубокие исторические категории, особенно если углубиться в смыслы. Метафизика Великой Отечественной войны – Третий Рим (в образе Третьего Интернационала) против Третьего рейха (он же Первый Рим, который в рейхе боготворился, и он же, если угодно, Третий храм). Основное противоречие современности у нас заключено в том, что имперский императив национальных интересов по-прежнему связан с Третьим Римом, а противостоящие ему корпоративные интересы, помноженные на интересы шкурные, они же ложно понимаемые «элитарные», влекут в Европу и, в целом, на Запад. Разрыв между восточным и западным векторами, усиленный эмоциональной составляющей киплинговского «бремени белого человека», как раз и является мерой когнитивного диссонанса элит, который проявляет себя расхождением патриотизма и западничества. Двигаясь от общего к частному, мы и получаем оксюморон, наподобие вышеприведенного «четверостишия» как минимум с пятью очевидными пробоями, автор которого впадает в ступор при виде процессов, не укладывающихся в понятийную логику «окна в Европу». Между тем, очевидно, что выход из этой «квадратуры круга» очень простой и заключается в том, чтобы «по капле, как раба» выдавливать из себя Запад и западничество. Ибо с Запада «европейский выбор» России, как показывает украинский опыт, видится превращением в таран против Востока. И если преобразованная в «це Европу» Украина (как в свое время гитлеровская Германия) держит в интересах Запада линию фронта против России, то Россию в таком качестве, после порабощения, Запад стремится выдвинуть фронтом против Китая. И никак иначе, нравится это впавшим в алармизм доморощенным западникам или нет. Если заострить до конца, Россия для Запада – форпост белой расы, который должен быть принесен в жертву интересам сохранения господства этой расы, расчистив этой жертвой Западу то, что с подачи Карла Хаусхофера именуется Lebensraum (жизненным пространством). Загляните, читатель, в «труды» идеологов британского глобального доминирования (например, Бенджамина Дизраэли или Сесила Родса), откуда пошел германский нацизм, — и убедитесь, что вопрос колониальной власти рассматривался ими не в этническом, а именно в расовом контексте.

Лакмусовая бумажка для любых рассуждений, касающихся итогов саммита Китай – Центральная Азия в Сиане. Западник отличается дихотомическим мышлением – или-или. Если не я тебя нагибаю, значит – ты меня, это и есть формула пресловутой «игры с нулевой суммой». Восточный тип мышления ищет другие варианты, уводящие в сторону от лобовых столкновений, отыскивающие выигрыш всем участникам того или иного проекта. Вот поэтому тезис о «проигрыше» Россией Китаю Средней Азии не просто ошибочен; он изначально методологически поставлен в системе координат, программирующей ошибку заложенной в нее программой, способной только на однозначный ответ. Именно поэтому – здесь мы коротко пройдемся по контексту и фактуре итогов Сианя – ничто не отдаляет от понимания происходящего больше, чем спекуляция на тему «вассалитета», поднятая на свою голову Эммануэлем Макроном (если что и раскрывшим, то собственный вассалитет к Вашингтону). Разворот на Восток – он не только в экономике и в технологиях, господа и примкнувшие к ним отдельные товарищи! Он прежде всего - в головах.

Больше всего шума вокруг итогов Сианя – в вопросах финансирования Китаем среднеазиатских республик и в теме безопасности. Что конкретно? В трех отчетных документах форума – речи Си Цзиньпина, Сианьской декларации и Перечне совместных договоренностей и инициатив - упоминается всего одна цифра – 26 млрд юаней на всю пятерку – на финансовое сопровождение и безвозмездную помощь развитию. Это менее 3,7 млрд долларов. Между тем, США за период с 1993 года по настоящее время только в Казахстан вложили 62 млрд долларов (данные февраля т.г., обнародованные американским послом Дэвидом Розенблюмом в беседе с главой МИД республики Мухтаром Тлеуберди). И почему-то доморощенные западники не сказать, чтобы никаких эмоций по этому поводу не испытывают – есть такие эмоции, но до обвинений в «сдаче» Средней Азии в чужие руки им по накалу очень далеко. Тем более ни слова критики Вашингтону. Что касается безопасности – та же картина. Для начала, безопасность и оборона – разные вещи, они соотносятся между собой как общее и частное, единичное. Оборона – одна из форм безопасности – военная. Не менее того, но и не более, это далеко не вся безопасность. Так вот, в речи Си Цзиньпина тема безопасности звучит в контексте противодействия «цветным революциям» и «трем силам зла», к которым китайский официоз относит терроризм, сепаратизм, экстремизм. В декларации говорится о таких формах безопасности, как государственная, продовольственная, биологическая, сейсмическая, производственная, экологическая, информационная, кибербезопасность, а также в контексте глобальных инициатив Китая. Производные от существительного «оборона», которые, как представляется, алармистов больше всего и интересуют, употреблены, точнее, употреблено Си Цзиньпином один раз. Вот как это звучит: «Китай готов помогать государствам Центральной Азии в укреплении правоохранительного и оборонного потенциала, поддерживать усилия центрально-азиатских партнеров, нацеленные на самостоятельное обеспечение региональной безопасности и борьбу с терроризмом, намерен развивать сотрудничество в сфере кибербезопасности. Следует и впредь выявлять роль формата стран-соседей Афганистана в интересах мирного восстановления этой страны». Ну, и где вы «криминал» здесь усмотрели-то, позвольте спросить?

Военный потенциал, для справки, из военного букваря (виноват, словаря), это – «совокупность условий и факторов, характеризующих возможности экономики, состояние духовных сил и уровень военной мощи государства и его вооруженных сил, которые оно способно реализовать в целях обеспечения безопасности и вооруженной защиты страны». Помогать в его укреплении можно разными способами – поставками оружия, боевой техники, технологий, обучением кадров, строительством оборонных заводов и т.д. Где здесь повод для беспокойства, если, к слову, отмечается быстрый рост количества китайских слушателей в российских военных училищах и академиях?

Откуда алармизм? Западничество – одна причина, но есть и другая. Страх перед тем, что чем прочнее и теснее связи, — тем ближе будут становиться и модели. Такое вот положение Сианьской декларации: «Государства Центральной Азии высоко оценили уникальный опыт КПК по государственному управлению, подтвердили большую значимость пути китайской модернизации для развития всего мира». Удивлены, читатель? А зря! «За последние годы Китай сделал колоссальный рывок вперед в своем развитии. Во всем мире это вызывает неподдельный интерес, и мы даже немножко вам завидуем. В Китае создана весьма эффективная система развития экономики и укрепления государства. Она намного более эффективная, чем во многих других странах мира, это очевидный факт». Это президент России Владимир Путин, на встрече с Си Цзиньпином в Москве 20 марта т.г. (источник – официальный сайт президентса РФ).

Испугались заимствования китайского опыта по принципу «с кем поведешься...»? Но если так, то тогда получается, что алармистами двигает отнюдь не национальный, а, страшно сказать, буржуазно-классовый интерес? Запад им потому «милее», что он, по Солженицыну, «социально близкий», а вот Китай – «социально чужд»?

Что в сухом остатке? Главное: в российском информационном поле существуют и другие, не только западнические, точки зрения; просто их меньше слышно, ибо со времен пресловутой «козыревщины» и «чубайсовщины» если не монополия, то существенное преимущество в СМИ – у либералов. Поскольку альтернативные точки зрения куда более адекватные, чем те, что мы обсуждаем, представим и их:

Подчеркну: автору этих строк ближе первая из этих точек зрения; вторая интересна напоминанием о необходимости сохранения собственной российской субъектности, которая, повторим, невозможна без выдавливания из себя западничества «по капле, как раба». Но и она не противоречит тому, что от поездок строем по маршруту Москва – Пекин среднеазиатских лидеров, невзирая при этом на выражение их лиц, в равной мере выигрывают и Россия, и Китай, и сама Средняя Азия. По крайней мере народы, а элиты – ровно в той части, которая относится к их развороту в сторону национальных интересов, а не интересов США, воплощенных в уходящем, видимо, в историю формате C5+1 (Средняя Азия + США).

Если же вернуться к тому, что параллельно Сианю и на фоне «семерочной» Хиросимы проходил еще и казанский саммит Россия – исламский мир, то геополитический смысл происходящего становится предельно ясным и прозрачным. Это – строительство единой Большой Евразии, малой, коренной осью которой служит связка Москвы и Пекина, а более широкой – ШОС и ядро БРИКС – объединение РИК. Напомним, что нынешняя дискуссия развернулась в преддверие официального визита в Китай российского премьер-министра Михаила Мишустина, и что-то подсказывает, что там будет много неожиданного и интересного. Например, провозглашение международной территории опережающего развития на Дальнем Востоке. И не только. Увидим.