Китай в начале 1930-х годов

После провала переворота правых радикалов в Токио соседство с Японией не стало безопасней, и скоро в этом убедились все. Неудачную попытку захвата власти японские военные компенсировали организацией успешного выступления в Маньчжурии. Императорское правительство к этому времени окончательно разочаровалось в Чжан Сюэ-ляне, который фактически саботировал обсуждение важных для интересов Японии проблем. «Молодой маршал» предпочитал демонстративно запрашивать мнение Нанкина, который не имел реальной власти в Маньчжурии. Армия была настроена в пользу простых решений. Одной из очевидных задач была защита японских подданных на северо-востоке Китая. В Японии к этому времени устоялся взгляд на Маньчжурию как на страну, контроль над которой совершенно необходим для экономики островной империи — прежде всего из-за месторождений угля и железной руды, принадлежавших японским корпорациям. В 1930 году здесь проживало уже около 30 млн чел., из них только 230 тыс. были японцами, половина из которых жила в Квантунской области. В июне 1931 года китайские военные власти задержали капитана Синтаро Накамура и сопровождавшую его группу из отставного сержанта японской армии, монгола-проводника и русского переводчика. Все были казнены по обвинению в шпионаже и наркоторговле. Расследование инцидента затянулось, что вызвало яростное возмущение среди офицеров Квантунской армии.

Обстановка накалялась. 11 сентября 1931 г. американский посол в Китае Нельсон Т. Джонсон сообщил в Вашингтон, что разведка Чан Кай-ши прогнозирует захват японцами Манчжурии в ближайшие 3 месяца. В этот прогноз никто в политическом руководстве Америки особо не верил. А вот глава японского МИД барон Сидехара был обеспокоен явной подготовкой командования Квантунской армии к самостоятельным действиям. Эти действия находились в явном противоречии с его собственными планами расширения диалога с Китаем. Сидехара убедил Военного министра генерала Дзиро Минами отправить в Мукден доверенное лицо ген.-м. Ёсицугу Татекава с полномочиями остановить операцию. Он прибыл в город вечером 18 сентября, когда события уже стали развиваться по намеченному командованием Квантунской армии сценарию.

17 сентября 1931 г. император отдал приказ о приведении армии в боевую готовность. Общее руководство опять осуществлял полковник Кэндзи. Работа, которую вели японцы, прошла незамеченной — Чан Кай-ши и его союзники были слишком заняты борьбой с «красными бандитами». Подчиненные Кэндзи — полковник Итагаки Сейчиро, подполковник Ичихара Канджи и майор Ханая Тадаши — имитировали под Мукденом нападение на принадлежавшую Японии линию железной дороги. Она имела длину свыше 1100 км. при ширине не менее 62 м и проходила по отчужденной от Китая территории, подлежащей управлению администрации дороги. Ночью 18 сентября 1931 года патруль японцев под командованием поручика Суемори Камомота был обстрелян группой китайских солдат, по японским данным — от 300 до 500 чел. Начался бой, в результате, по донесению японского офицера, был взорван кусок рельса длиной около метра. Патруль Квантунской армии, по отчету её офицеров, преследовал китайцев до казармы в Мукдене, которой овладел штурмом. Китайский гарнизон был уничтожен через 5 часов после начала боя. Эти события и стали предлогом для вторжения в Маньчжурию.

Японская армия мирного времени равнялась тогда 250 тыс. чел., её силы в Маньчжурии были относительно невелики. Их основу составляла 2-я пехотная дивизия под командованием ген.-л. Тамоно Джиро (две бригады), усиленная кавалерийским и артиллерийским полками, батальоном и ротой саперов, сигнальной частью. Вместе с охраной дороги, жандармами и гарнизоном Квантуна это составляло не более 10,4 тыс. чел. У маршала Чжан Сюэ-ляна, управлявшего провинцией, было около 250 тыс. регулярных и около 80 тыс. иррегулярных войск, но основные силы концентрировались в районе Пекина. В Маньчжурии находилось от 3 до 5 бригад, растянутых по железной дороге и корейской границе. Превосходство в численности все равно оставалась за китайцами. Японцы исходили из того, что при таком соотношении сил им может помочь только наступление. Уже на следующий день после инцидента важнейшие станции Мукден и Чанчунь были в руках японцев. Потерь почти не было. В Мукдене было убито 400 китайских и 2 японских солдата.

22 сентября генеральный секретарь Лиги Наций Джеймс Драммонд обратился с идентичными телеграммами к правительствам Японии и Китая, предложив им немедленно прекратить военные действия и отозвать войска. 24 сентября 1931 года японское правительство сделало первое заявление по вопросу о событиях в Маньчжурии. Оно явно свидетельствовало о том, что Токио не намерен останавливаться:

«Императорское правительство всегда и искренне поддерживало дружественные отношения с Китаем, твердо придерживаясь курса, направленного на обеспечение сосуществования и сопроцветания между обоими государствами и не жалело сил для решительного его осуществления. К сожалению, за последние несколько лет китайское правительство и частные лица совершили ряд поступков, оскорбляющих национальные чувства нашего народа. За последнее время участились досадные инциденты в районе Маньчжурии и Монголии, где наша страна имеет особо важные интересы. Среди широких слоев народа нашей страны создалось впечатление, что китайская сторона отказывается пойти навстречу нашей справедливой и дружественной политике».

Японские войска, по мнению Токио, вынуждены были заняться самозащитой, по окончанию которой они должны будут вернуться в отчужденную зону Южно-Маньчжурской железной дороги. Между тем международная реакция была вялой. В британском МИДе господствовало мнение — виноваты китайцы, хотя японцы переборщили с наказанием. Роберт Ванситарт, постоянный секретарь Форин-офис, был краток и категоричен: «Китайцы напрашивались на проблемы, и получили их». Эта позиция оказалась определяющей для Лиги Наций. Поначалу новость об инциденте не вызвала здесь беспокойства. После того, как призыв Драммонда от 22 сентября поддержали США многим казалось, что японцы пойдут на уступки. В Женеве не ожидали развития конфликта и решили отправить в Маньчжурию комиссию под руководством лорда Виктора Литтона, который должен был разобраться в причинах произошедшего, не делая при этом никаких выводов.

Литтон был сыном вице-короля Индии, успевшим послужить и во флоте, и в индийской колониальной администрации, и, по его собственному признанию, мало что знал о Японии. В Маньчжурию он отправился через Токио. Здесь он познакомился с японскими взглядами на Китай, которые он суммировал следующим образом: «Китай не цивилизованное государство, но хаотическая аморфная масса, чье правительство не имеет сил для того, чтобы поддерживать порядок.» В это время в Маньчжурии уже шли военные действия. «Оккупация эта, — отмечал её очевидец, — была произведена необыкновенно отчетливо и быстро и почти без потерь». 26 октября правительство Японии сделало второе заявление по вопросу о Маньчжурии. Оно было гораздо проще — ответственность за случившееся была возложена на китайскую сторону, урегулировать последствия «провокационных действий китайской армии» предлагалось путем отказа от агрессии, уважения территориальной целостности, подавления антияпонских движений, и признания особых интересов Японии в Маньчжурии.

Командующий Квантунской армией генерал-лейтенант барон Сигеру Хондзё 4 октября 1931 года издал обращение к жителям Маньчжурии — он призывал их к сотрудничеству, так как японская армия пришла, чтобы защитить их от насилия и бандитизма и водворить «мир на Востоке». Японские атаки были внезапными, но в ряде случаев китайские гарнизоны оказали упорное сопротивление. Большое значение имело широкое использование японцами авиации и бронеавтомобилей. Заметным было лишь сопротивление партизан, правда, оно было стихийным и не имело центрального руководства. Фактически это были крестьянские отряды, плохо вооруженные и почти необученные, действовавшие в своих районах. По данным японского правительства, весной 1932 года в Манчжурии действовало 130 тыс. «бандитов», летом – уже 200 тыс., а осенью – 360 тыс. Квантунская армия вынуждена была провести ряд масштабных карательных операций. Чжан Сюэ-лян обратился за советом к своему побратиму. Чан Кай-ши посоветовал не втягиваться в войну с японцами. В 1931 году, в разгар боев в Маньчжурии, Чан Кай-ши отдал приказ по своим армиям: «Избегать расширения инцидента, решительно не допускать столкновения». Причина была проста — в Китае шла гражданская война.

Основные силы Чжан Сюэ-ляна начали отход в сторону Пекина. Обзор событий в Маньчжурии, сделанный Генеральном штабом РККА, гласил: «1. Боевые действия в Маньчжурии велись или при отсутствии сопротивления, или при недостаточном сопротивлении китайских войск, имевших приказ не оказывать сопротивления японским войскам; только некоторые из столкновений могут быть по существу названы боями. 2. Существенное место в операциях занимала борьба с партизанскими отрядами, имевшая существенно специфический характер». Осенью 1928 года Мао Цзе-дун дал следующую оценку новой ситуации, которая возникла в Китае: «Нынешнее господство новых, гоминьдановских милитаристов представляет собой, как и прежде, господство компрадоров в городе и тухао и лешэнь[1] в деревне; во внешней политике это означает капитуляцию перед империализмом, во внутренней — замену старых милитаристов новыми и дальнейшее усиление экономической эксплуатации и политического угнетения рабочих и крестьян».

Компартия Китая добилась создания подконтрольных ей партизанских районов, где была организована советская система управления. Еще в 1926 году Сталин заявил о необходимости создания в Китае собственной Красной армии. Уже в 1928 году Мао Цзэ-дун заявил, что для существования «красной власти» необходимо опираться не только на Красную гвардию (местное ополчение), но и на более подготовленную и боеспособную Красную армию. С лета 1930 года Коминтерн ориентировал руководство КПК на дальнейшие шаги: «Считаем возможным организацию рабоче-крестьянского правительства Китая при условии создания в наиболее обеспеченном районе настоящей Красной армии, целиком подчиненной руководству компартии и могущей стать опорой такого правительства. Распространение власти советов на один из крупных промышленных и административных центров, который должен послужить базой для дальнейшего расширения движения, в то же время будет самой верной гарантией нашего руководящего влияния в советских районах. В зависимости от военно-политической обстановки необходимо концентрировать внимание и силы на овладение одним из таких промышленных пунктов».

«Мао учился на истории, — писал его британский исследователь. — Его революционное партизанское движение началось со всеми недостатками, присущими этому типу движений: небольшое количество людей, небольшое количество оружия, нет обученных в регулярной армии кадров. Тем не менее между 1926 и 1930 годами он поднял свои силы до уровня, необходимого для начала национального движения». В 1931 г. было создано уже 10 советских районов с населением в несколько миллионов человек, численность Красной армии достигла 100 тыс. чел. 7-24 ноября 1931 г. был проведен съезд представителей советских районов, на котором была провозглашена Китайская Советская Республика. Это произошло в маленькой деревне Юшин в провинции Цзянсу в первый день работы съезда — 7 ноября. 610 делегатов съезда утвердили проект основ законодательства республики и избрали Центральный Исполнительный комитет из 63 человек.

Конституционная Программа была принята уже на Втором съезде (было оговорено, что Конституция будет окончательно принята после победы над Гоминданом). Все граждане республики без различия пола, национальной или религиозной принадлежности объявлялись равными в правах (Ст. 4), национальностям Китая предоставлялась свобода культурного и политического развития вплоть до права на самоопределение (Ст. 14) и т.д. Во главе Временного советского правительства стал Мао Цзе-дун, армию возглавил Чжу Дэ, который прошел обучение во Франции и Германии, а в 1925-1926 гг. получил основы военного образования в Москве.

Основы нового государства были заложены, все советские районы признали избранное правительство, его власть была вполне действенной. Несколько позже был принят закон о государственных органах Китайской Советской Республики. Она копировала образец, созданный в 1918 году. Высшим органом власти объявлялся Всекитайский съезд Советов (Глава 2, Ст. 2), в промежуток между его съездами — ЦИК, избираемый съездом (Глава 3, Ст. 7), а между заседаниями ЦИК — его Президиум (Глава 4, Ст. 17). Административным органом республики был Совет Народных комиссаров (Глава 6, Ст. 25). В республике вводился 8-часовой рабочий день, проводилась аграрная реформа и т.п. Это была не просто параллельная с Нанкином государственная власть, а альтернативная форма государственного управления. В декабре 1932 г. секретарь Исполкома Коминтерна О.В. Куусинен зафиксировал это положение словами: «Мы имеем фактически два Китая: советский и гоминьдановский».