Официальный представитель МИД Китая Мао Нин призвала стороны украинского конфликта не допускать эскалации противостояния. Отвечая в ходе ведомственного брифинга в Пекине на вопрос о том, когда приступит к работе спецпредставитель по Украине, экс-посол КНР в Москве Ли Хуэй, о направлении которого в зону военных действий китайский лидер Си Цзиньпин проинформировал Зеленского, Мао Нин пообещала рассказать об этом «своевременно». «Китайская сторона, — заявила дипломат, — продолжит работать вместе с международным сообществом, чтобы сыграть конструктивную роль для политического решения украинского кризиса». В Пекине, как следует из этих слов, сделали выводы из сомнительной «договорной способности» Киева и хорошо понимают, что ситуация для миротворчества должна созреть. Сейчас конфликт не в той фазе, чтобы предпринимать сверхусилия по его урегулированию. Как показали последние события с беспилотными ударами ВСУ по прифронтовым нефтебазам и даже по Кремлю, а также с террористическими атаками на российскую железнодорожную и энергетическую инфраструктуру, Киев одержим идеей «наступа» и отрезветь может только в результате его провала.
Поскольку по ряду экспертных оценок, «наступ» ВСУ уже начался, переговоры на данном этапе теряют смысл. Главный вопрос в том, что будет происходить дальше. И призыв Пекина не нагнетать интенсивность военных действий явно адресован не только Москве и Киеву, но и коллективному Западу, прежде всего США, которые, как известно, с одной стороны, подталкивают Зеленского к эскалации, а с другой, при неудаче «наступа» потребуют немедленно согласиться с «заморозкой» конфликта. И организуют в этих целях сильнейший нажим на Россию. В этих условиях китайское участие в международном диалоге вокруг Украины не только выравнивает дисбаланс, в рамках которого Вашингтон от имени «мирового общественного мнения» попытается продиктовать Москве правила поведения, но и решает ещё две важнейшие задачи.
БУДЬТЕ В КУРСЕ
Первая – внутренняя, китайская, связанная с тайваньской проблемой. В Пекине официально говорят о том, что Украина и Тайвань это разные «истории». При этом одновременно признают, что нынешний конфликт имеет исторические корни, связанные с распадом СССР, бывшие субъекты которого, как заявил китайский посол во Франции Лю Шайе, по сути не обладают полноценным, международно-признанным суверенитетом. Также конфликт на Украине по версии Вашингтона направлен на такое же «сдерживание» России, как и Китай «сдерживается» Штатами, использующими для этого тайваньскую тему. Резкая активизация откровенно недружественных действий США на тайваньском направлении, включая прямую поддержку правящих сепаратистов, а также нажим на партнеров по НАТО в попытках склонить их к согласию с глобализацией альянса и подключением сателлитов Вашингтона к противостоянию в АТР, не остались без внимания Пекина. Эти события побудили его ответить на бесцеремонное вторжение в свою сферу, встречной игрой против США на поляне их собственных интересов, в которую превращена Украина. Появление в Киеве Ли Хуэя, следовательно, можно ожидать в тот момент, который будет наименее благоприятен для украинского режима и его вашингтонских кураторов. И поскольку между Пекином и Москвой существует высокий уровень координации внешней политики, это будет момент, выигрышный для России, который нам и предстоит создать в ходе противодействия украинскому «наступу».
Вторая задача, что и показало заявление Лю Шайе, основана на понимании, что демилитаризация и денацификация Украины неотделимы от восстановления ее теснейших, по крайней мере конфедеративных, а то и более тесных связей с Россией. По сути разница между Украиной и Тайванем – в формально-правовой легитимации. Россия в 1991 году признала независимость республик, но включив их в СНГ, зарезервировала политические возможности вернуться к этому вопросу, если «что-то пойдет не так». Именно это сейчас и происходит. Право, как известно из марксизма, которым руководствуется правящая в Китае КПК, — «воля господствующего класса, возведенная в закон». Экстраполируя эту не подлежащую сомнению истину на международный уровень, получаем в виде права волю гегемона. Но коль скоро гегемон свои позиции сдает, то по мере того, как это происходит, его воля перестает быть законом. Косвенно это признает и сам гегемон, который, дистанцировавшись от права, заговорил о «правилах», на которых якобы «устроен» мир. Чувствуют, что лидерская позиция, привязанная к праву, основательно поколебалась? Поэтому какой бы новый расклад ни возник на постсоветском пространстве вследствие нынешнего кризиса, Китай его безусловно признает, как бы этому ни противостоял коллективный Запад. Ибо мерилом «нового» международного права станет не гегемония, а суверенитет, который для самого Китая является неоспоримой и непреходящей ценностью.
Если называть вещи своими именами, то происходящее на Украине имеет два измерения. С одной стороны, это борьба России с НАТО на украинской территории. С другой стороны, военные действия со всей очевидностью ориентированы на воссоздание единого государства. Причем, планы такого воссоздания по ходу дела подвергаются корректировке. В ряде прошлогодних заявлений российского лидера Владимира Путина прямо говорилось о том, что организованное Киевом «истерическое» сопротивление ВСУ, до поры эффективное ввиду прямого вмешательства западных «интервентов», ставит будущее украинской государственности под большой вопрос.
Если перевести предупреждение Путина в адрес государственности Украины с языка высокой политики, то оно, на наш взгляд, выглядит примерно так. Несбывшийся план «А», о котором много говорили в первый год конфликта, скорее всего предусматривал смену власти в Киеве и подключение вставшей на путь исправления Украины к интеграционным процессам, протекающим, скажем, в рамках Союзного государства России и Белоруссии. Но поскольку этот план не сработал ввиду профнепригодности тех, кто им занимался – и на Украине, и в самой России, он сегодня скорректирован в пользу нового плана «Б», предполагающего поэтапную дезинтеграцию территорий, подконтрольных Киеву, с включением их в состав Российской Федерации. Отдельным вопросом является правомочность исторических параллелей, которые, с одной стороны, всегда хромают, но с другой, всегда отыскиваются. И в нашем конкретном случае напрашиваются точки соприкосновения с периодом 1918-1922 годов, когда внутренние националистические тенденции окраин бывшей империи были поддержаны внешней интервенцией, направленной против центра, стремившегося воссоздать единую государственность, и этого добившегося. Периферийный национализм, как единственное «прибежище» воинствующей русофобии, составлявшей сердцевину центробежных процессов тогда и составляющей их и сегодня, всячески поддерживался как Западом, вне зависимости от сторон, которые занимали в Первой мировой войне конкретные страны, так и формально незападными, но примкнувшими к нему «игроками» (пример японских оккупантов Дальнего Востока и Транссиба).
Думается, что в Пекине этот нюанс понимают очень хорошо, в силу хотя бы того обстоятельства, что китайская унитарная модель продемонстрировала большую жизнеспособность по сравнению с советской союзной формой государственности. Здесь, правда, следует иметь в виду один важный нюанс: выбор в пользу включения отпадающих от Киева территорий в состав России – это пока интеграционное решение, касающееся только Украины. Что-то подсказывает, что будущие формы интеграционных связей с другими экс-союзными республиками определятся отношением к интеграции и поведением местных элит, которые таким образом ставятся перед выбором. Или умерить пыл своих русофобствующих националистов, надев на них условную «смирительную рубашку», или пойти «украинским путем», когда интеграция вынужденно и поэтапно осуществляется через дезинтеграцию. Ничего удивительного и даже нового: интеграционные процессы на постсоветском пространстве с самого начала имели разноскоростной характер, и наряду с Союзным государством Москвы и Минска, существуют форматы СНГ, ЕАЭС, а в военно-политической сфере – еще и ОДКБ. Готовность Китая сопрягать свои планы инфраструктурного объединения Евразии в виде «Пояса и пути» с российскими – важный месседж, адресованный не только Москве, но и миру. Уровень «большой» евразийской интеграции будет тем выше, а её содержание – тем насыщенней и эффективней, чем сильнее будет внутренняя консолидация соответствующих субъектов, обратно пропорциональная количеству таких субъектов. Чем их меньше – тем консолидация прочнее.
Сам факт упомянутых высказываний китайского посла в Париже в канун телефонных переговоров Си Цзиньпина с Зеленским уже является дипломатически тонким способом донести до Киева китайское видение перспективы недалекого будущего как именно интеграционного процесса. Уловили это или нет на Банковой улице, уже не так важно. Куда существеннее, что меседж из Пекина без сомнения прочитали все те, кого он касался, и от кого что-то в этом вопросе зависит. А зависит, в частности, от Европы, которая в нынешнем состоянии внешней зависимости и американского вассалитета выпадает из «Большой Евразии» на её периферию в виде, выражаясь терминологией Бжезинского, «геополитического центра», по сути лимитрофа, борьбу за который Восток в лице Китая все активнее навязывает Западу. Нынешняя Европа – ещё раз! – по Бжезинскому именно «центр», территория. А отнюдь не суверен, обозначенный в «Великой шахматной доске» как «геостратегическое действующее лицо».
Что нам важно, если говорить о китайской позиции с прицелом на перспективу завершения украинского кризиса, который – давайте без иллюзий – станет не концом, а лишь промежуточным этапом развития мирового кризиса? Провал «наступа» ВСУ, за которым, по ряду западных экспертных оценок, последует мощное российское контрнаступление, чреват максимальным оживлением активности США и Запада по «заморозке» конфликта, чтобы не допустить разгрома Киева. В этих попытках, когда не только не исключена, а чрезвычайно вероятна смычка западной стратегии на Украине с «пятой колонной» олигархии внутри России, в результате которой власть может оказаться под чрезвычайно сильным внешним и внутренним прессом, вступление в игру Китая если не решит эту проблему, тот уравновесит шансы сторон. Если говорить о российских интересах, то миссия Ли Хуэя будет наиболее востребована именно в этот момент, ибо те условия урегулирования, которые изложены в «Двенадцати принципах» Си Цзиньпина, неприемлемые Западу и Киеву, создадут на их позицию мощное встречное давление. Благодаря чему Россия может получить благоприятные условия для того, чтобы окончательно склонить чашу весов в свою пользу. В крайнем случае, взаимный размен западной и китайской концепций мира позволит России сохранить стратегическую инициативу в руках своих Вооружённых сил.
Повторим: это не будет завершением глобального кризиса, к которому стремительно скатывается и в который втягивается мир. Однако его новая фаза в этом случае стартует в условиях, значительно более выгодных для коллективного Востока, чем те, которыми мы пока располагаем сегодня.
Павленко Владимир
Комментарии читателей (0):