Ленин и Ататюрк вчера, Путин и Эрдоган сегодня

В Турции широко и торжественно отмечают 100-ю годовщину победы в битве при Думлупынаре (Кютахья). Эта битва, «Великое наступление», в ходе второй греко-турецкой войны, которой руководил в Турции Мустафа Кемаль, началась 26 августа 1922 года и завершилась 30 августа разгромом греческих войск. Впервые этот праздник в Турции отметили в 1923 году, а в 1926 году 30 августа был официально объявлен Днем победы. Этот день также является днем Вооруженных сил Турции. В конечном итоге греки были изгнаны из Турции. В Греции произошло восстание, которое привело к отречению короля, а в Турции в 1923 году была провозглашена республика

Мы не будем сейчас описывать и разбирать детали этого сражения. Речь о другом. В Турции в разной конкретной исторической ситуации придавали разное значение и по-разному отмечали день битвы при Думлупынаре в зависимости от применения практик политического конструирования прошлого с помощью репертуарного набора исторических событий и фигур, которые известны широкой аудитории и способны вызывать ожидаемую реакцию. Дело в том, что национально-освободительная борьба Турции, составной частью которой является битва при Думлупынаре, считается завершенной подписанием именно Лозаннского мирного договора 1923 года, на основании которого были определены современные границы Турции. В то время как подписание в 1921 году Карского мирного договора с Советской Россией считается всего лишь «высочайшим достижением дипломатии Мустафы Кемаля». Но именно в этой парадигме и скрывается сложная историческая интрига.

Ранее, выступая перед главами сельских администраций в Анкаре, президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган говорил следующее: «Они (противники Турции в Первой мировой войне — С. Т.) вынудили нас к подписанию Севрского договора 1920 года и уговорили подписать Лозаннский договор в 1923 году. Кое-кто пытался обмануть нас, представляя этот договор как победу. Но всем всё понятно. В Лозанне мы отдали Греции острова в Эгейском море, крик с которых слышен на нашем берегу. Там есть наши мечети и наши святыни. Мы до сих пор боремся за шельф. Эти проблемы возникли из-за тех, кто сидел за столом в Лозанне и не смог защитить наши права». Но в Лозанне вели переговоры те, кто входил в ближайшее окружение Кемаля и участвовал в битве при Думлупынаре. Так возникает вопрос: в кого же сейчас направлены политические стрелы Эрдогана?

Тогда турецкие СМИ расценили его заявление не как стремление вызвать политический скандал с Грецией, а как скрытую, но острую критику политики основателя Турецкой Республики Мустафы Кемаля Ататюрка. Сейчас всё происходит на фоне резкого обострения в отношениях между Турцией и Грецией. Афины отказываются от демилитаризации островов, расположенных на востоке Эгейского моря близ турецких берегов, что вызывает сильное раздражение в Анкаре. Глава турецкого МИД Мевлют Чавушоглу уже пригрозил вынести на обсуждение статус островов и оспорить греческий суверенитет над ними (согласно Лозаннскому договору 1923 года и Парижскому мирному соглашению 1947 года, территории Лемноса, Самофраки и острова восточной части Эгейского моря были переданы Греции с условием разоружения для «сохранения мира»). Эрдоган обещает более не проводить двусторонних переговоров с Грецией, заявил о разрыве соглашения о стратегическом совете на высшем уровне.

«Вы не извлекаете уроков из истории? Не пытайтесь танцевать с Турцией, а то вы устанете и останетесь на дороге. К сожалению, нам с этой Грецией не по пути», — говорит Эрдоган. Как пишет в этой связи известный британский историк Норман Стоун, «Турция пытается искать объяснение нынешнего положения, в котором она оказывается, в своей истории, обращаясь к победам или ошибкам прежних своих правителей». Внешне ситуация повторяется. Но тогда возникает еще один вопрос: а какие уроки из прошлого сейчас пытается усвоить сама Турция? Проблема в том, что период национально-освободительной борьбы 1918–1923 годов описывается в турецкой, в западной, да и в российской историографии очень противоречиво. Главная причина: в Турции нет доступа в архивным фондам Ататюрка.

Реконструкция событий осуществляется на основе материалов СМИ, только частично опубликованных исторических документов и воспоминаний некоторых участников событий. Становится очевидно следующее: при подготовки битве при Думлупынаре Кемаль использовал поставки оружия из Англии и Франции, которые с подозрением относились к проекту Афин — созданию «Великой Греции», включающей все регионы с преимущественно греческим населением, а также Константинополь — Стамбул — как бывшую столицу Византийской империи. Французы, удерживавшие юго-восток Малоазийского полуострова (Киликию), вернули его туркам за отказ от претензий на Сирию. Другие соседи-союзники греков — итальянцы — ушли из Анталии, удовлетворившись теми турецким владениями, которые были прирезаны к патронируемой Римом Албании. Но Кемаль не совсем доверял странам Антанты и обратился к Советской России, понимая, что после того, как греческие войска побывали в 1919 году в Одессе, держали вместе с французами против красных фронт под Николаевом и Херсоном, у Москвы не было политических симпатий к Афинам.

К тому же в 1920–1921 годах состоялась советизация Закавказья, после чего с непризнанным во всём мире правительством Кемаля были подписаны сначала Московский, а затем и Карский договор. Кемалисты вернули утерянную в 1878 году Карскую область, но отказались от претензий на Закавказье. В такой ситуации Москва решила оказать помощь Кемалю, отправив в Анкару в конце 1921 года Михаила Фрунзе и снабжая турок оружием и финансами. В то же время Москва выражала готовность помочь Греции в создании автономии в Ионии взамен на признание Советской России даже не де-юре, а лишь де-факто. Как пишет в своих воспоминаниях полпред РСФСР в Анкаре Семен Аралов, в сложившейся ситуации выбирать не приходилось, тогда как Анкара заявляла о готовности «обеспечить общее будущее и общую судьбу с Россией».

В российской историографии нет устойчивой позиции относительно целей, которые ставили при этом московские большевики. Есть точка зрения, согласно которой они якобы планировали «провести советизацию Турции» и создать «тюркскую советскую конфедерацию в составе Турции и Азербайджана». Нам же представляется более реальным то, что Москва тогда больше руководствовалась геополитическим расчетом, разворачивая доску «большой игры», ломая систему прежних альянсов. С другой стороны, как считает автор биографии Ататюрка, профессор итальянского университета Фабио Грасси, «Кемаль удачно разыграл советскую «карту», уверяя Москву в том, что «Турция не отступит от своего курса по отношению к Советской России, и все слухи о противоположном лишены основания», и что «мы никогда не подпишем соглашения и не войдем в альянс, прямо или косвенно направленный против Советской России».

В принципе так оно и было, кроме одного: Кемаль никогда не порывал с Западом. Что же касается «построения социализма в Турции», то, по оценке американского историка Эдуарда Эриксона, он ввел плановую экономику — в конце 1920-х годов даже взяли за основу пятилетний план по индустриализации, всеобщее образование для детей, эмансипацию женщин, строительство общественных поликлиник и больниц, железных дорог и в целом преобразование социальной системы в духе равноправия. Ататюрк усвоил многие черты социализма без московского варианта социализма, что раздражало многих в Советской России. Поэтому «дружба» двух революционных правительств была сложной и противоречивой, строилась по формуле «один пишем — два в уме». В конечном счете Москва не получила от кемалистской Анкары ничего, кроме решения части задачи — не дала закрепиться англосаксам в Турции и контролировать им проливы Дарданеллы и Босфор. При этом диалог с Западом у Турции сохранялся, что проявилось на Лозаннской мирной конференции в 1923 году.

Вопреки предупреждениям Москвы Анкара согласилась на участие в работе конференции по определению будущего Османской империи без приглашения делегации Советской России. Достаточно ознакомиться с советской дипломатической перепиской того времени, чтобы убедиться в том, что Москва располагала информацией о закулисных договоренностях Лондона с главой турецкой делегации Исметом-пашой относительно того, чтобы не допустить Советскую Россию к той части переговоров, на которых будет решаться судьба турецких проливов. Изолировав в Лозанне турецкую делегацию от Москвы, глава английской делегации Керзон сформулировал статьи договора по части территориальных вопросов, юридически оформляя распад Османской империи и фиксируя Турцию в ее современных границах. Поэтому, когда Эрдоган говорит о том, что многие «проблемы возникли из-за тех, кто сидел за столом в Лозанне и не смог защитить наши права», он не очень далек от истины.

Теперь проблема в том, как далеко зайдет Анкара в своем стремлении экстраполировать прошлое в настоящее, замешивая в «общее тесто» дипломатические интриги Лондона и Парижа с отношениями с Советской Россией. Неспроста Москва все эти годы терпеливо выстраивает взаимоотношения с Анкарой. Надо полагать, что две страны строят свою геополитику не из братских чувств, а исходя из своих национальных интересов, но с оглядкой на историю.